Клинический случай

Эван горячо соглашается и отступает. Мне бы хотелось почувствовать себя виноватым за то, что я его использовал, но зато парень хоть немного встряхнулся. Эмтивишная старлетка потерлась о него своими пышными формами – многим ли абитуриентам юридического колледжа выпадала такая удача?

Стрелки медленно подползают к трем тридцати. Я перевожу взгляд с телефона на часы. Два часа. Два двадцать. Два сорок три.

Возмутительно! Эмма все еще торчит на собрании.

Теперь я припоминаю: сегодня четверг, а по четвергам в «Юнион-Реджистер» устраивается совещательный марафон. Эмма уже терпеть не может эти сборища, и это явный прогресс. Все хорошие редакторы ненавидят заседать, потому что это пустая трата драгоценного времени, которое они могли бы потратить на подготовку номера к печати. По этой же самой причине плохие редакторы обожают собрания; в иной четверг они проживают целый рабочий день без необходимости принимать независимое решение и даже не общаясь с журналистами.

Я оглядываю редакцию новостей: несколько бездарностей, пара-тройка карьеристов – и множество талантливых профессионалов. Эмма тоже способна достичь высот, если не послушается меня и не станет менять род занятий. Ни один человек, у которого есть хоть крупица разума, не пойдет в журналистику в надежде заработать. В эту профессию приходят потому, что докапывание до правды – захватывающий и чрезвычайно важный для общества процесс, а уж сколько удовольствия! Да это в разы интересней работы в «Дженерал электрик» или «Майкрософт». Истинная журналистика обличает кляузничество, угнетение и несправедливость, хотя такие мелочи не волнуют владельцев газет. Рэйс Мэггад III, например, терпимо относится к разоблачительным статьям, пока они не отнимают драгоценное место у рекламных объявлений или – боже упаси! – не задевают интересы рекламодателей.

Я рад сообщить, что с тех пор, как «Мэггад-Фист» приобрела «Юнион-Реджистер», тираж уменьшался пропорционально сокращению бюджета. Эта тенденция свидетельствует о том, что читатели хотят, помимо купонов и кроссвордов, видеть на страницах газеты настоящие новости. Молодой Рэйс Мэггад будет мириться с потерей читательской аудитории до тех пор, пока растет прибыль, а растет она за счет того же урезания бюджета (и штата) и хладнокровного объегоривания местных распространителей. Но в один прекрасный день воротилы с Уолл-стрит заметят снижение тиража, и их реакция придется не по вкусу привыкшему к роскошной жизни Рэйсу Мэггаду. Этим его страхом заразилось руководство всех газет, принадлежащих компании, включая и нашу. А в результате начальство стало созывать вдвое больше совещаний, на одном из которых сейчас кукует Эмма.

Четверг, день, пятнадцать минут четвертого.

Раздается телефонный звонок. Это Эдди Белл из похоронной конторы «Беллмарк».

– Джек, ты куда пропал? Заболел? Я скучаю по твоим статьям. Этот парень, Эван, он пишет ничего, но…

– Я сейчас не могу разговаривать, Эдди. Я жду звонка.

– Да я на одну секунду. У меня есть сюжет, специально для твоего золотого пера, Джек. Я так рад, что ты не болен, боже упаси! – не умолкает он. – Помнишь, пару лет назад вдова пристрелила какого-то бедолагу, который залез к ней в квартиру? Восемьдесят четыре года было старушке, а всадила в него пять пуль. Бах! Начисто снесла ему тыкву.

– Да, помню, Эдди. Я тебе перезвоню…

– Это было во всех новостях. Даже в ток-шок Мори Повича. – Как это похоже на Эдди: всему устраивает рекламу. – Дамочку звали Одри Файфер.

– Ну конечно, я помню.

Грабитель застрял, когда пытался влезть в квартиру миссис Файфер через кошачий лаз. А она решила, что это соседский чау-чау пытается добраться до ее сиамской любимицы, и разрядила в него револьвер покойного мужа. Затем выпила чашечку куриного бульона и легла вздремнуть.

– Ну вот, она преставилась, – продолжает Эдди. – От естественных причин, благослови ее господь! И наша контора занимается необходимыми приготовлениями…

– Эван отлично справится с этим материалом.

– Подожди! Подожди! Ты еще не слышал самого интересного: она попросила похоронить вместе с ней нашивки Национальной ассоциации стрелков – те, что ей прислали, когда она разделалась с тем парнем. – Эдди прямо распирает. – Она была так горда собой, что нашила их на свой любимый халатик. Собственноручно!

– Нашивки, – повторяю я.

– Плюс фотография Чарлтона Хестона[121] с автографом – ее она тоже попросила положить в гроб. Брось ломаться, Джек. Эта история как раз для тебя!

– Я скажу Эвану, чтобы он тебе перезвонил.

Через две секунды после того, как я вешаю трубку, телефон звонит снова.

– Джек?

Это Эмма. Как не вовремя.

– Ты где? – спрашиваю я. – Я не могу сейчас говорить – мне с минуты на минуту должна позвонить Дженет.

– Не уверена, – глухо говорит она.

– Что ты этим хочешь сказать?

– Это я тебе звоню, Джек. Этого звонка ты и ждешь.

Нет, этого не может быть, говорю я себе.

Но она продолжает безжизненным, монотонным голосом:

– Сделай все, что они велят. Пожалуйста. – И в трубке раздаются гудки.

– Эмма? – слышу я дрожащий голос. Свой собственный. – Эмма! – Трясущейся рукой я вешаю трубку. Практически тут же телефон звонит снова, и я подпрыгиваю как ужаленный. – Алло! – Кажется, я кричу, хотя едва слышу себя. Я будто разучился дышать.

– Итак, говнюк. – Это Джерри, злорадствует. – Что теперь скажешь?

– Думаю, мы сможем договориться.

– О'кей. Притаскивайся сегодня в клуб.

– Не так быстро. – Мне больше не доставляет удовольствия хохмить, поэтому разговор будет трудным. – Дай-ка мне атаманшу.

– Она не может подойти.

– Джер, не заставляй меня снова делать тебе больно.

– Надо было убить тебя тогда.

– Да, а мне надо было купить акции «Амазон» по пятнадцать с четвертью.

Телохранитель Клио вешает трубку. Я оборачиваюсь и вижу, что ко мне идет редактор Городских Новостей Райнмен со своей извечно кислой миной.

– Я ищу Эмму, – говорит он. – В четыре заседание Комитета по этнике.

Есть у нас такая группа, которая регулярно собирается и решает, как бы «Юнион-Реджистер» уделять побольше внимания интересам этнических групп. На сегодняшний день их основная рекомендация звучит так: газета не должна нанимать на работу столько белых людей.

Райнмен просит меня напомнить Эмме про заседание:

– В четыре, в конференц-зале.

Ее нет, говорю я. Она звонила и сказала, что больна.

Я доверился Карле, которая доверилась девушке, в клубных кругах известной как Турма, на досуге занимающейся разведением экзотической живности. Именно из ее коллекции Карла достала мне варана, ныне покойного Полковника Тома. Турма живет среди поросших соснами холмов на западной границе округа, и я только рад, что за руль садится Карла, потому что нервы мои уже ни к черту. Чтобы меня подбодрить, она болтает о пустяках, хотя осознает, что происходит что-то странное. Сегодня волосы у нее арбузного цвета и заплетены в причудливые тугие косички.

– Вчера ночью звонила мама, она была вне себя. Дерек написал поэму и собирается зачитывать ее на церемонии в субботу. Он наваял три страницы! – весело щебечет Карла. – Распечатал и разослал всем гостям – эй, Черный Джек? Проснись! Я для тебя стараюсь, друг.

– Извини, продолжай.

– Угадай, как она называется, свадебная поэма Дерека.

– Должно быть, ода какая-нибудь, – рассеянно отзываюсь я. – Ода принцессе. Ода деве…

Карла ликует, хлопая руками по рулю:

– А ты молодец! «Ода кареглазой Богине»! Клянусь богом, если он станет ее читать, через две минуты все от такого пафоса блеванут.

– Эй, твоя мать счастлива. Это единственное, что имеет значение.

– Не пытайся меня разжалобить, ты, старый упрямый осел.

– Карла, сделай мне одолжение.

– А что я всегда делаю?

121

Чарлтон Хестон (Джон Чарлз Картер, р. 1924) – американский киноактер, президент Национальной стрелковой ассоциации, общественный деятель крайне правого толка.