Страница 59 из 80
25
После целого дня вышибания дверей с ноги и погони за гнусными преступниками я хочу только вылезти из потной одежды, выпить пивка и расслабиться.
Если хочешь расслабиться, позвони мне на модем по номеру 900-555-СПЕЦНАЗ. А если ты зарегистрируешься прямо сейчас на этом сайте, то первые десять минут достанутся тебе абсолютно бесплатно. Я принимаю «Виза», «Мастеркард» и «Дискавер»…
После часа поисков я все-таки нашел веб-сайт Дженет. Я запускаю рекламный видеоролик: появляется Дженет в очках ночного видения, в черном кружевном лифчике, таких же трусиках и в тяжелых военных ботинках. На заднем плане знакомая мебель – ее гостиная. Качество паршивое, изображение расплывается, но тут я слышу мальчишеский голос Дженет, и мне становится безумно грустно. Я просматриваю список «Часто задаваемых вопросов» и уже на первом начинаю истерически смеяться.
Вопрос: Ты правда коп?
Ответ: Да, я лейтенант в самом главном полицейском управлении Южной Флориды.
Вопрос: Тебе случалось убивать человека?
Ответ: Только ранить.
Вопрос: Какой твой любимый цвет?
Ответ: Перламутровый.
Я возвращаюсь на главную страницу и включаю коротенький ролик: Дженет танцует зажигательно, но не то чтобы уж очень эротично. Так трогательно, что танцует она под «Отступившее море» – песню своего покойного брата.
– Это порно? – Возбужденный молодой Эван заглядывает мне через плечо.
– Это что, похоже на порно?
– Но она раздевается.
– Не совсем. Это понарошку.
– Охренеть, Джек. Ты с ней знаком? Лично? Зацени, какие у нее очки!
– Это снайперские очки, и не утруждай себя звонками.
– Что?
Эван как раз пытается запомнить телефонный номер: я слышу, как он бормочет цифры.
– Ты зря потеряешь время, – говорю я ему. – Она не ответит.
– Брось. Как ее зовут?
– Забудь, – говорю я. – Это сестра Джимми Стомы.
– О-го!
– Эван, тебе заняться нечем?
Просмотри расписание, чтобы выяснить, когда я свободна, но не злись, если я вдруг не отвечу. Наш отряд специального назначения в любой момент могут бросить на освобождение заложников, или послать отлавливать наркодилеров, или улаживать еще какое-нибудь ЧП.
Ты можешь назначить мне свидание, но учти, что никакого садо-мазо и прочих извращений! Не забывай, я офицер полиции и у меня есть доступ к автоматической международной системе отслеживания телефонных звонков. К любому, кто не будет соблюдать мои правила, полицейские нагрянут раньше, чем он успеет повесить трубку!
Я мечтаю о нежном и откровенном разговоре с тобой и обещаю, ты не пожалеешь, что позвонил…
Я щелкаю мышкой на расписание Дженет и замечаю, что у нее обычно заняты два часа по утрам в четверг. Попытка не пытка. Может быть, она оставила сообщение постоянным клиентам, а может, купила новый компьютер и занимается своим бизнесом в другом месте.
Я набираю на клавиатуре ее номер. И слушаю бесконечные гудки.
Кого я пытаюсь обмануть? Дженет больше нет.
– Откуда ты это знаешь? – спрашивает Рик Таркингтон.
– Кровь та же самая. Поверь мне.
– В этом я не сомневаюсь, Джек, но откуда тебе это известно? Понимаешь меня?
Таркингтон – государственный обвинитель по особо важным делам при прокуроре штата. Я не могу не восхищаться его отношением к работе. Он мог бы зарабатывать миллион долларов в год как частный адвокат в Майами или Лодердейле, но ему противна сама идея защищать убийц, насильников или девятнадцатилетних наркобаронов. Он предпочитает отправлять их за решетку, а иногда и в камеру смертников. Таркингтон – представитель почти вымершего поколения упрямцев, которые верят, что некоторые преступные личности не способны исправиться, переродиться или искупить свою вину перед обществом. Он уверен, что некоторые люди злы по природе, а другие просто безнадежные ублюдки, поэтому всем им прямая дорога за решетку. Он считает, что система исправительных учреждений Америки – это, по существу, выгребная яма общества и ничего возвышеннее ждать от нее не стоит.
– Я мог бы продавать билеты на заседание, – говорит он, – куда тебя вызовут свидетелем. «Мистер Таггер, не могли бы вы рассказать суду, зачем вы вломились в дом жертвы и украли ее тампон?»
Рик Таркингтон мой ровесник, но выглядит лет на десять моложе. Разница бросается в глаза, и я морщусь от досады. Вот человек, который с утра до ночи погружен в ужасающие подробности преступлений рода человеческого, но его, похоже, совсем не преследуют вечные вопросы или боязнь смерти. Он циник до мозга костей, но счастлив по уши.
За полчаса я выдаю Таркингтону практически всю историю про Джимми Стому – на одном дыхании, как и Эмме. Я даже притащил с собой магнитофон и дал ему послушать «Сердце на мели» – Таркингтон сказал, что похоже на раннего Баффетта.[114] Я надеялся, что страсть прокурора к рок-н-роллу сыграет мне на руку. Над его столом висит фотография «Роллинг Стоунз», сделанная за кулисами «Апельсиновой чаши».[115] На ней подпись: «Р.Т., спасибо, что не обыскивал мою гримерку. Кит».
– Я пришел к тебе, – говорю я Таркингтону, – потому что мне нужна помощь.
– Это уж точно. – Он качается на стуле, закинув на стол ноги в поношенных ботинках. Таркингтон родом из округа Лафайетт, там до сих пор можно вляпаться на улице в коровье дерьмо. – Джимми Стома! Будь я проклят! – восклицает он, прищелкивая языком. – Я, когда увидел некролог, даже залез на чердак и откопал старую кассету с «Болезненным жжением». Задавали ребята жару. – Таркингтон рывком убирает ноги со стола и наклоняется вперед, моментально посерьезнев. – Но, Джек, я не понимаю, какого черта тебе нужно от меня.
Мы уже дважды говорили на эту тему, и он забраковал обе мои идеи.
– Женщина пропала, – устало повторяю я, – а в ее доме пятна крови. Мы разве не можем предположить, что она ранена или даже мертва?
– Мне нужен ордер на обыск, а на каком основании я могу его потребовать? Ты мне сказал, что никто не звонил и не заявлял о нарушении правопорядка. Никто не заявил о ее пропаже, – говорит Таркингтон. – Однако если ты согласишься дать показания, что ты проник в ее жилище и решил, что там было совершено преступление…
– Ты прекрасно знаешь, что я не могу подписать такой документ. – Я превращусь в свидетеля, а тот, кто замешан в истории, не может писать о ней статью. Материал отдадут другому, уж юристы компании об этом позаботятся. – А как насчет Джея Бернса? – спрашиваю я.
– Не пойдет. Бедолагу раздавил грузовик. – Таркингтон воздевает руки к небу. – Он был пьян и под кайфом, а его голова превратилась в пепперони. Мать твою, Джек, и ты просишь меня доказать, что это убийство?
– Послушай, я знаю, есть некоторые сложности…
– Сложности? Приятель, ты уже наговорил мне достаточно, чтобы я мог прямо сейчас привлечь тебя за нарушение частных владений, взлом и проникновение, несанкционированное изъятие улик и препятствование правосудию, – продолжает Таркингтон. – При условии, что между нами состоялся этот разговор, которого на самом деле не было.
Билеты на Спрингстина – а я уж и забыл. Иногда полезно быть жополизом.
– Отличное было шоу, – говорит Таркингтон, и при воспоминании о концерте его черты смягчаются. – Партер, пятый ряд, центр. Я твой вечный должник, Джек. Но в данном случае от меня мало толку. Я много чего могу, парень, но я не волшебник.
– А если окажется, что сестру Джимми действительно убили?…
– Я наброшусь на них, как аллигатор на пуделя, – обещает он, – и без малейших колебаний вызову в суд твою тощую белую задницу, даже если ты будешь кричать о Первой поправке.[116] А теперь, пока ты не ушел, я хочу еще раз послушать эту твою песню.
114
Джимми Баффетт (р. 1946) – американский кантри-певец и писатель; помимо прочего, автор романа «Соленый клочок суши».
115
«Апельсиновая чаша» – стадион в Майами.
116
Первая поправка к Конституции США гласит, что Конгресс не должен поддерживать какую-либо религию либо утверждать государственную религию, запрещать свободное вероисповедание, посягать на свободу слова и печати, ограничивать свободу собраний и право народа обращаться к правительству с петициями об удовлетворении жалоб.