Страница 7 из 22
Затолкав велики в лифт, мы едем наверх. Пашка, с обычной своей лёгкой полуулыбкой, смотрит на меня.
- Ну, как?
- Хорошо, но мало.
- Ничего, вечером я тебя замучаю! - обещает Пашка.
- Посмотрим, кто кого замучает, - улыбаюсь я.
На Пашку иногда находит, - мне остаётся только поражаться силе его желания, его какой-то ненасытности в сексе. Вот жаль только, что это бывает не слишком часто, но сегодня, похоже, именно такой случай.
Лифт останавливается на нашем двенадцатом этаже.
- Пойдём ко мне, Ил, - предлагает Пашка. - Велик загони и айда. У нас сегодня вареники с вишней, если Заноза их не сожрал.
Такой подвиг Никите вполне по силам, это для него не вопрос, - оставить всю Пашкину семью без сладкого.
- Посмотришь мой Фокер, он уже готов совсем, я его докрасил, и все опознавательные знаки нанёс, - такой стервятник получился, ахнешь!
- Зайду, Паш, ополоснусь в душе после Урала, у матери отмечусь и зайду. Ты футболку мою гони, а то забудешь, как в прошлый раз.
Наши двери напротив, - я с матерью живу в двухкомнатной, у Пашкиных родителей трёхкомнатная квартира. Пашка открывает дверь, проходит к себе, кивнув мне. Я, достав свои ключи, с интересом прислушиваюсь к звукам из квартиры сероглазого. Оттуда раздаётся грохот упавшего велосипеда, своим звонким альтом орёт Никитос, одновременно что-то требуя, возмущаясь и жалуясь родителям на Пашку. Тот глухо отругивается. Я, улыбаясь, качаю головой, и захожу к себе домой. Скинув кроссовки, я, босиком шлёпая по паркету, качу велик на балкон. Мать вместе с Анатолием Владимировичем, своим другом, на эти выходные уехала на озеро Банное, - живописный курорт в горах неподалёку от Магнитки.
У себя в комнате я снимаю обрезанные джинсы, беру телефонную трубку и набираю номер мобильника моей земной матери.
- Мам? Это я.
- Здравствуй, Илюша. Сынок, почему я не могу до тебя дозвониться? Битый час пыталась, в самом деле!
- Мы с Пашкой на Урале были. Вот только вернулись, я тебе сразу и звоню.
- Ну хорошо, на Урале, но почему ты не берёшь с собой твой сотовый? Вот Павлик со своим не расстаётся. Милый, я же волнуюсь.
Я виновато молчу.
- Чем занимаетесь? - перевожу я разговор на другую тему.
- Были на озере, сейчас собираемся в кафе, вот Анатолий Владимирович тебе привет передаёт.
- Спасибо, ему тоже, - вежливо говорю я.
Анатолий, в общем-то, неплохой, да что там, - хороший мужик, - по меркам этого Мира и этой страны. Но что-то ему мешает в отношениях с моей матерью. Какой-то дурацкий малюсенький комплекс, - он зарабатывает меньше моей мамы. У меня с ним сложились ровные, корректные отношения, он относится ко мне с уважением, - как и многие здесь, он чувствует во мне скрытую, малопонятную ему Силу.
- Илюша, ты смотри, кушай, милый. Курицу приготовь себе в микроволновке, только приправы не забудь, рис с овощами по-китайски в холодильнике. И не заказывай, пожалуйста, пиццу на дом, - я не хочу, что бы ты ел всякую гадость. Павлик сегодня ночует у нас?
- И завтра тоже, мы с дядей Сашей и тётей Таней договорились утром.
- Я вас прошу, не беситесь там особо.
- Мам, мы уже не дети! - это уж точно, сейчас у нас с сероглазым другие игры. - Ну, всё, целую, я в душ пошёл.
- Ну, хорошо, хорошо, вечером отзвонись. Целую.
Я стою под тугими прохладными струями душа и думаю о Наталье Сергеевне Новиковой, - моей матери в этом Мире. На самом деле, от неё мало что зависело тогда, когда я пришёл сюда, мало что зависит и сейчас. Но я сделал её счастливой, - я стал ей хорошим сыном, - сыном, которого у неё никогда бы не было. Её жизнь вместе со мной стала яркой, наполнилась смыслом и любовью. Да и успехи её в бизнесе, они тоже связаны со мной, - разумеется, она об этом никогда не узнает.
Я, вытираясь огромным полотенцем, разглядываю себя в зеркало. Как здорово, когда тебе опять пятнадцать! Конечно, мышц на мне поменьше, чем в другие периоды моей жизни, но всё равно, я остаюсь мечтой для многих и многих в этом Мире. Губы, пожалуй, только тонковаты, а так… Зелёные, по настоящему зелёные глаза, безупречный овал лица, пепельные, коротко подстриженные кудри, фигура в порядке, - прямые ноги, узкие бёдра, широкий разворот плеч и скульптурный рельеф тренированных мышц. Совсем немногие из ровесников могут сравниться со мной. Вот разве только Пашка… Но я не разбил здесь ни одного девичьего сердца, не могу я этого себе позволить, не имею права, да и желания, если честно. Каких усилий мне стоило, чтобы девчонки спокойно относились к моей внешности, - только Тёмный из Творцов ведает о том!
На кухне я задумчиво смотрю на холодильник. Поем я у Пашки, решаю я, а курицу и рис по-китайски мы съедим с ним завтра. Да и без пиццы с грибами и пепперони не обойдётся, сероглазый её обожает. Так, ладно, надо одеться, и к Пашке.
Разумеется, двери мне открывает Никитос. Пока я вяло отбиваюсь от этого обманчиво тоненького, золотоволосого, как и Пашка, смерча, дёргающего меня за руки, за футболку, вопящего от восторга, как будто он не видел меня семьдесят семь лет, появляется Пашка. Вместе мы кое-как утихомириваем эту молнию в новеньких, но уже порванных шортах, - на лето Занозе требуется комплектов семь одежды. Братья тянут меня в свою комнату.
- Пашка самолёт закончил, а у меня рыбка сдохла, это он её отравил за то, что я ему носки узлом связал, ну теперь он наплачется, Ил, научи меня ножики кидать, а папа вчера колесо проколол, я домкрат крутил, - Никитос, как обычно неподражаем.
- У-у, да помолчи ты, болячка! - орёт на него Пашка, а мне делается легко и весело.
В комнату заглядывает тётя Таня.
- Ребята, нельзя потише? Привет, Илья, мне твоя мама звонила, ты почему сотовый с собой никогда не берёшь? Так, мальчики, через полчаса кушать будем.
- Во, Илюха, раз тебе мобильник не нужен, - отдай его мне! - эта перспектива так захватывает Никиту, что он даже перестаёт скакать.
- Морда треснет, - утомлённо шипит Пашка.
Никитос, было, взвивается в праведном гневе, но я, поймав его, зажимаю ему рот ладонью.
- Здрасьте, тёть Тань, а ну цыц! - это я уже Занозе. - Будешь орать, - домой уйду.
Угроза не оказывает ни малейшего действия. Мелкая гадость, ловко вывернувшись, локтём попадает мне точно в солнечное сплетение. Я, выпучив глаза, согнувшись пополам, хватаю ртом воздух, тётя Таня причитает, Пашка за загривок трясёт Занозу, - в дверях, наконец-то появляется дядя Саша. Всё сразу приходит в норму, Никита получает подзатыльник и приказ отправляться на кухню, помогать матери с обедом, Пашка ограничивается грозным взглядом в свою сторону, меня дядя Саша хлопает по плечу и жмёт руку. Наступает временное затишье. Мы с Пашкой остаёмся вдвоём.
- Ты как?
- Ну, ёлки… Знаешь, Пашка, я подумаю о твоём предложении, - насчёт кладовки! Очень даже серьёзно подумаю!
Пашка смеётся.
- Где там твой Focke-Wulf? Давай показывай, пока меня здесь не убили.
Пашка достаёт с одной из застеклённых полок, где размещается его эскадрилья, своё последнее творение.
- Вот, - с гордостью говорит он. - Два месяца работы! Погоди, я его на стол поставлю, будет видно лучше.
Мы, опёршись локтями о столешницу, склоняемся над серо-голубым, с тёмными разводами на горбатой спинке, самолётиком. Я рассматриваю его, затаив дыхание, - пусть это только модель, но выглядит он, всё же, бесподобно. Мощно и изящно, грозно и элегантно одновременно.
- Ну, как? - волнуется сероглазый, моё мнение он очень ценит.
- Супер! Такого ты ещё не делал, - говорю я с неподдельным восхищением.
За плечом у меня взволнованно сопит бесшумно появившийся Никита. Он, было, тянется к самолёту, но наученный горьким опытом, тут же отдёргивает руку. Пашкины модели, - это свято! Смотреть их ещё можно, но трогать, - ни-ни! Тут кончаются всякие шутки и братская, почти безграничная, терпимость. Случались уже прецеденты. Пашка через мою спину грозит брату кулаком, тот лишь дёргает плечом, - знаю, мол, отстань!