Страница 56 из 78
Когда он снял её с жеребца в этот раз, его взгляд был нежным, его каждое прикосновение - неторопливой лаской, словно молчаливым извинением за более раннюю грубость (против которой она ни капельки не возражала!). И когда он снова её взял, это случилось в нагретой солнцем заводи, после того, как он нежно омыл те части её тела, с которыми так грубо обращался. Он делал всё медленно в этот раз, одаривая её множеством горячих, влажных, неторопливых поцелуев, расточая по её грудям нежные ласки и укусы. Уложив её спиной на край заводи, он скользнул между её ног, положив её икры себе на плечи так, чтобы мог попробовать её на вкус, как обещал ей ранее это сделать. Наслаждаясь ею, пока она неистово к нему не потянулась, потом стащил её обратно в заводь, приподняв её над собой и обернув её ноги вокруг своего тела. Она цеплялась за него, гладя в его глаза, пока он наполнял её, снова становясь частью её.
И прямо перед тем, как она погрузилась в сон в его руках, полностью насытившаяся, измученная и чувствуя боль в местах, которые раньше никогда не болели, она поняла, что она сделала то, что была решительно настроена не делать: она по уши влюбилась в странного, тёмного Горца.
Луна уже серебрила вереск, когда Дэйгис, наконец, зашевелился, выходя из дремоты. Он растянулся на пледе, держа Хло в своих руках, аппетитные формы её округлого зада прижимались к нему спереди, их ноги переплелись между собой. Будь он слезливым мужчиной, то мог бы заплакать от столь простого удовольствия.
Она приняла его таким, каким он был. Всего его целиком. Он был неуправляемым, подгоняемый темными силами, его человеческая сущность и доброта ускользали от него, но она вернула его суть ему обратно. Он пытался отблагодарить её нежными занятиями любовью, делая это медленнее и нежнее, чем когда-либо овладевал женщиной.
Каким бы способом он это ни делал, она отвечала ему и была ему достойной парой. Он был прав, Хло была распутной, обладая своей собственной необузданностью. Она была готова расстаться со своей девственностью, страстно желая быть разбуженной, быть наученной, и он наслаждался каждым мгновением этого. Наслаждался осознанием того, что был первым её любовником. Её последним, тоже, подумал он с собственническим чувством. Она была отважная маленькая девушка, любящая все проявления секса, как он понял это ещё раньше.
После того, как они побывали в Баланохе (который он едва видел, слишком поглащённый ощущением маленькой женщины, сидящей на коне между его ног), они, расслабившись, грелись обнажёнными на солнышке вблизи горного ручья, который наполнял заводь. Их руки блуждали по телам друг друга, изучая каждую впадинку и изгиб. Пробуя на вкус все ложбинки и углубления. Они пили ароматное вино и разговаривали.
Они разговаривали.
Она рассказала ему о своём детстве, на что это было похоже - расти без родителей. Она смешила его историями о её пожилом дедушке, с осторожностью ведущего её в магазин для покупки её первого бюстгальтера, (заставляя его представить себе, как Сильвен пытался бы выбрать женское бельё - о, вот бы было зрелище!) и проводящего с ней Беседу о том, что она назвала ”птичками и пчёлками”. Пытаясь, как только было возможно, Дэйгис так и не смог понять это выражение. Ему было абсолютно непонятно, какое отношение имели птички и пчёлки к сексу. С лошадьми он мог это понять. Но пчёлки? Непостижимо.
Он рассказал немного о своём детстве - о радостной его части, о том, как он рос с Драстеном, до того, как он стал достаточно взрослым, чтобы узнать, что Келтаров боялись, в течение тех лет он всё ещё питал юношеские мечты и иллюзии. Он напевал ей непристойные, возмутительные шотландские песенки, пока солнце катилось по небу, и она смеялась так, что на её глазах выступили слёзы. Он удивлялся её каждому выражению лица, такому открытому и беспечному. Изумляясь её душевной гибкости. Поражаясь тем эмоциям, которые она расшевелила в нём, чувствам, которые он давно уже забыл.
Она задавала ему вопросы насчёт жречества Друидов, и он рассказал ей о многочисленных обязанностях Келтаров: совершение сезонных обрядов на Святки, Белтейн, Самайн и Люгнассад, охрана земли и маленьких существ, сохранение и защита священного знания, использование камней в определённых необходимостью случаях. Он также объяснил, как только смог, каким образом действовали камни. Физика этого привела её в замешательство, и когда её глаза начали стекленеть, он избавил её от дальнейшего просвящения. Он рассказал ей то немногое, что знал о Туата Дэ Данаан, и о том, как Келтары заключили союз с ними много тысяч лет назад - хотя он благоразумно уклонился от темы, затрагивающей клятвы.
Так Туата Дэ Данаан действительно существовали? воскликнула она. Реально существующая раса технологически продвинутых людей? Откуда они произошли? Ты знаешь?
Нет, милая, мы не знаем. Очень мало того, что мы знаем о них наверняка.
Он почувствовал тот определённый момент, когда она действительно это приняла: её глаза сверкнули, щёки залились румянцем, и он почти боялся, что она побежит прямиком обратно к камням, чтобы изучать их дальше. Он стремительно предложил ей изучить кое-что другое.
О, да, его половинка была развратной…
Странно, что она не завела разговор о ”проклятии”, как и не стремилась узнать, что он искал, и за это он был ей бесконечно благодарен. У него не было сомнений, что это была лишь временная отсрочка и что она вскоре замучает его вопросами, но брал то, что мог получить. Он чувствовал, что она была решительно настроена, как он, украсть один день без тревог за завтрашний день. Это был подарок, который он никак от неё не ожидал, подарок, который покорил его. Если когда-либо у него снова ничего не будет, у него будет этот день.
Она знала, что он был Друидом, знала каким древним и странным был его род, и не боялась его. Он бесстыдно пользовался этим изо всех сил и купался в её одобрении.
Сейчас, когда она дремала в его руках, он слегка пододвинул её так, чтобы ладонь его правой руки скользнула между её грудей, задержавшись на сердце. Сам он переместился так, чтобы ладонь его левой руки оставалась на его собственном.
Были слова, сказать которые он ждал всю свою жизнь, и он не откажет себе в них. Сильвен всегда упрекал его в том, что он любил слишком сильно. Если это было так, он ничего не мог с этим поделать. Раз его сердце сделало выбор, это не обсуждалось. Она была его половинкой, и на так долго, как боги позволят, он будет принадлежать этой женщине полностью.
Он целовал её до тех пор, пока она сонно не зашевелилась и не прошептала его имя. Не имело смысла произносить клятвы, пока она спала; его половинка должна была действительно слышать слова. Потом он начал говорить благоговейно, обещать ей себя навечно, хотя узы не приобретут всей своей силы, пока она не не скажет эти слова тоже.
«Если что и должно быть потеряно, так это будет моя честь за твою. Если что и должно быть оставлено, так это будет моя душа за твою. А коль скоро смерть придёт, так это будет моя жизнь за твою».
Он сжал свою руку, обнимающую её, и сделал глубокий вдох, зная, что то, что он собирался завершить, было безвозвратным. Она не сказала слов любви ему (хотя она использовала их в предложении один раз в Баланохе - она сказала, что любила то, как он занимался с ней любовью - и чуть не заставила его сердце перестать биться). Завершение клятвы обяжет его любить её всю вечность, и если были жизни после этой, он будет обречён любить её и в следующих жизнях тоже. На вечные муки, всю вечность стремиться к ней, если она так и не полюбит его.
«Я Дарован тебе», прошептал он, прижимая её ещё ближе к себе. В тот миг, как он произнёс последние слова клятвы, волна сокрушительных эмоций обрушилась на него. Он даже не мог представить себе, на что это будет похоже, если когда-нибудь и она подарит ему эту клятву. Завершённость, подумал он. Два сердца станут одним.
Глубоко внутри него те древние яростно зашипели и отпрянули. Им это совсем не понравилось, злорадно размышлял он. Хорошо.