Красавец Джой

После того было еще несколько рассказов, между прочим, о нью-фаундлендской собаке, которая доплыла до тонущего корабля и принесла туда в зубах веревку, протянутую с берега, держась за которую, пассажиры могли добраться до берега.

В самом конце заседания поднялся некрасивый мальчик, показавшийся мне хуже всех остальных, но при виде его вся зала огласилась криками: «поэт, поэт!»

Госпожа Вуд объяснила Лоре, что этот мальчик пишет стихи, и что дети ужасно любят его стихи.

«Мне пришли сейчас в голову стихи, о которых я до сих пор и не думал», — начал мальчик, немного растягивая слова.

Все присутствующие приветствовали эти слова громом рукоплесканий.

Мальчик начал говорить нараспев:

«Даю, даю», — а дальше мальчик не мог ничего подобрать. Напрасно ему кричали имена всевозможных животных, ничего не выходило. Он долго стоял, глядя в потолок, и наконец сказал: «Нет, видно, надо бросить!»

Дети были очень огорчены. Председатель предложил молодому поэту припомнить конец стихотворения к следующему заседанию, но он решительно объявил, что он совсем вылетел у него из головы. С этими словами он ушел на свое место, и собрание приступило к выбору новых членов.

Лора подошла к столу и просила ее записать, после чего нам сказали, что мы можем уходить: заседание закрылось.

Лица детей были большей частью веселые и добрые; многие из них, проходя мимо меня, гладили и ласкали меня.

Госпожа Вуд остановилась у выхода; она поджидала Макевеля, который не мог скоро двигаться на своих костылях. Когда он подошел, она познакомила его с Лорой и позвала его к себе пить чай, но тут же прибавила, смеясь, чтобы он сперва очистил свои карманы, потому что ей не хотелось бы увидать, как в прошлое его посещение, маленькую жабу, очутившуюся вдруг посреди чайного стола.

Глава XIX

МАКЕВЕЛЬ И ГАРРИ

На Макевеле было надето легкое пальто с большими карманами. В ответ на просьбу госпожи Вуд, он похлопал рукой по обоим карманам и сказал:

— Нет, сегодня они пусты. Я их осматривал перед заседанием.

В ту минуту послышался громкий визг.

— Да это моя гвинейская свинка! — воскликнул он и вытащил пестрого зверька из кармана. — Я совсем забыл про нее. Бедный зверек, я ушиб тебя?

Он нежно приласкал крошечное животное.

Я с удивлением рассматривал Макевеля, и он мне очень понравился. У него было нежное лицо, как у девушки, обрамленное золотистыми кудрями. Вдруг я увидал какое-то странное существо, выглянувшее из его другого кармана. Я ничего подобного еще не видывал. Туловище было зеленоватое, длинное и тонкое, как тросточка, странные глаза блестели, но всего удивительнее был тоненький язычок, который двигался с быстротой молнии. Мне казалось, что язычок хочет достать меня; я заволновался и громко залаял.

— Что с тобой, Джой? — спросила госпожа Вуд. — Свинка тебя не тронет.

Я не свинки боялся. Странная тварь продолжала угрожать мне своим острым языком, но никто ее не замечал.

— Однако, скоро шесть часов, — заметила госпожа Вуд, — идемте чай пить.

Макевель засунул свинку в карман, оперся на свои костыли, и мы все двинулись домой. По дороге Макевель оставил свинку на своей квартире, а про другое животное он, очевидно, совершенно забыл.

Я все наблюдал нового знакомого. Какое у него было счастливое и оживленное лицо, несмотря на то, что он был калека! Годами он казался намного старше Лоры. Он говорил, что звери добрее людей. «Они никогда не насмехались над моей хромотой, — говорил он, — никогда не сердились на меня за мою медленную походку».

Потом они разговаривали о многом неинтересном для меня. Я перестал слушать, и весь ушел в заботу о Лоре. «Ну, как эта зеленая тварь бросится на нее?» — думал я. Самое для меня страшное заключалось в том, что я не знал, какой это был зверь.

— С Джоем что-то неладное, — заметила Лора, когда мы вошли в нашу аллею. — Что такое, старина? — обратилась она ко мне и протянула руку, которую я тотчас лизнул.

Как мне захотелось говорить в эту минуту! Иногда мне очень хочется иметь человеческий язык, а в другое время нет. Хорошенько поразмыслив, я думаю, что недурно не иметь возможности говорить глупости.

Дома нас ожидало большое удовольствие: в передней стояли сундук и чемодан, при виде которых госпожа Вуд радостно воскликнула:

— Мой милый мальчик приехал!

Гарри — это был действительно он — вышел навстречу матери и обнял ее, потом он поздоровался с Лорой и Макевелем. Все уселись на балконе, а я лег подле Лоры и рассматривал моего избавителя. Он переменился: возмужал и похорошел. Между ним и матерью была, как видно, нежная привязанность, а также между Лорой и им. Лицо его особенно сияло, когда он обращался к матери и к Лоре.

— Что это за собака? — вдруг спросил он, взглянув на меня.

— Неужели ты ее забыл, Гарри? — сказала Лора. — Ведь это «Красавец Джой», которого ты спас от молочника.

— Не может быть! — воскликнул удивленный Гарри. — Неужели из того несчастного, грязного комочка костей и кожи вышла такая славная, здоровая собака? Поди сюда, Джой! Помнишь ты меня?

Конечно, я отлично помнил его и лизнул его руку, глядя на него с благодарностью.

— Да ты, действительно, почти красавец теперь, — сказал он ласково. — И сильный, должно быть, судя по складу. Ты похож на хорошего бойца. Впрочем, Лора, верно, не позволяет тебе воевать, даже если бы ты и захотел.

Госпожа Вуд пошла готовить чай, а Лора расспрашивала Гарри об его студенческих занятиях.

— Что вы намерены делать по окончании университета, Грей? — спросил его Макевель.

— Намерен поселиться здесь, — отвечал Гарри.

— То есть быть фермером? — спросил его приятель.

— Да, а что?

— Нет, ничего, — отвечал Макевель, — но я думал, что вы выберете какую-нибудь другую службу.

— Все города переполнены, — возразил Гарри, — а в деревне нам недостает людей. По-моему, нет лучшего занятия, как деревенское хозяйство. Я не люблю города. Жара, духота, пыль, теснота, суета — от всего этого можно задохнуться. Представьте себе, что я продам свою часть земли, выручу несколько тысяч долларов и пойду на какую-нибудь службу в городе. Я не имею особенных дарований, чтобы выдвинуться вперед, не говоря о том, что это мне и не по душе. И что же вышло бы? Будучи каким-нибудь чиновником или адвокатом, я бы стал жить в глухом переулке, никогда не видя ни деревца, ни цветочка, не имея зверя, за которым я мог бы ухаживать! То и другое — недоступная роскошь в городе. Нет, я согласен с одним любимым моим писателем, который говорит, что почти никто не выигрывает от переселения в город из родной деревни. Город, конечно, представляет удовольствие для богатых людей, но я пришел к убеждению, что богатство — очень опасная вещь. Я думаю, что благоденствие страны зависит от сельских жителей, которые редко достигают богатства и также редко впадают в нищету. Мы, фермеры, стоим как раз между этими двумя разрядами людей.

— Большинство фермеров, однако, ведут трудную, скучную жизнь, — заметил Макевель.

— Это правда, — отвечал Гарри, — но дело в том, что деревенская жизнь не так устроена, как должна бы быть. Деревню можно сделать гораздо привлекательнее.

Макевель улыбнулся.

— Привлекательная жизнь в мелких хозяйственных заботах! Что-то странно, Грей! — сказал он. — Расскажите нам, пожалуйста, чем же это вы хотели украсить сельскую жизнь?

— Во-первых, — сказал Гарри, — я бы хотел искоренить из души сельского жителя то зло, которое ему вредит столько же, сколько и городскому обитателю. Весь народ наш страдает от него.