Страница 17 из 61
Она замолчала, не сводя с Тойво пронзительного взгляда свирепых угольно-черных очень молодых глаз. Она ждала ответа, и Тойво пробормотал:
— Вы позволите мне вынести для вас кресло?
— Не позволю, — сказала она. — Я не собираюсь здесь с вами рассиживаться. Я желала бы услышать ваше мнение о том, что произошло с людьми в этом поселке. Ваше профессиональное мнение. Вы кто? Социолог? Педагог? Психолог? Так вот, извольте объяснить! Поймите, речь идет не о каких-то там санкциях. Но мы должны понять, как могло случиться, что люди, еще вчера цивилизованные, воспитанные… Я бы даже сказала, прекрасные люди!.. Сегодня вдруг теряют человеческий облик! Вы знаете, чем отличается человек от всех других существ в мире?
— Э… Разумностью? — Предположил Тойво.
— Нет, мой дорогой! Милосердием! Ми-ло-сер-ди-ем!
— Ну безусловно, — сказал Тойво. — Но откуда же следует, что давешние эти существа нуждались именно в милосердии?
Она посмотрела на него с отвращением.
— Вы сами-то видели их? — Спросила она.
— Нет.
— Так как же вы беретесь об этом судить?
— Я не берусь судить, — сказал Тойво. — Я как раз хочу установить, чего они хотели…
— По-моему, я вам довольно ясно сказала, что эти животные существа, эти бедняги искали у нас помощи! Они находились на краю гибели! Они должны были вот-вот погибнуть! Они же ведь погибали, вы что же, не знаете этого? На моих глазах они умирали и превращались в ничто, в прах, и я ничего не могла поделать — я балерина, а не биолог, не врач. Я звала, но разве кто-нибудь мог меня услышать в этом шабаше, в этом разгуле дикости и жестокости? А потом, когда помощь наконец прибыла, было уже поздно, никого уже не осталосьв живых. Никого! А эти дикари… Я не знаю, как объяснить их поведение… Может быть, это был массовый психоз… Отравление… Я всегда была против употребления в пищу грибов… Наверное, придя в себя, они устыдились и разбежались кто куда! Вы нашли их?
— Да, — сказал Тойво.
— Вы говорили с ними?
— Да. С некоторыми. Не со всеми.
— Так скажите же мне, что с ними произошло? Каковы ваши выводы, хотя бы предварительные?..
— Видите ли… Сударыня…
— Вы можете называть меня Альбиной.
— Благодарю вас. Видите ли, в чем дело… Дело в том, что, насколько мы можем судить, большинство ваших соседей восприняли это нашест… Это событие несколько иначе, чем вы.
— Естественно! — Высокомерно произнесла Альбина. — Я это видела своими глазами!
— Нет-нет. Я хочу сказать: они испугались, до смерти испугались. Они себя не помнили от ужаса. Они даже боятся сюда вернуться. Некоторые вообще хотят бежать с Земли после пережитого. И насколько я понимаю, вы
— единственный человек, услышавший мольбы о помощи…
Она слушала величественно, но внимательно.
— Что же, — проговорила она. — По-видимому, им так стыдно, что приходится ссылаться на страх… Не верьте им, мой дорогой, не верьте! Это самая примитивная, самая постыдная ксенофобия… Наподобие расовых предрассудков. Я помню, в детстве я истерически боялась пауков и змей… Здесь — то же самое.
— Очень может быть. Но вот что мне хотелось бы все-таки уточнить. Они просили о помощи, эти существа. Они нуждались в милосердии. Но в чем это выражалось? Ведь, насколько я понимаю, они не говорили, не стонали даже…
— Дорогой мой! Они были больны, они умирали! Ну и что же, что они умирали молча? Выброшенный на сушу дельфинчик тоже ведь не издает ни звука… Во всяком случае, мы его не слышим… Но ведь нам понятно, что он нуждается в помощи, и мы спешим на помощь… Вот идет мальчик, вы отсюда не слышите, что он говорит, но вам понятно, что он бодр, весел, счастлив…
От коттеджа N 6 к ним приближался Кир, и он действительно был явно бодр, весел и счастлив. Базиль, шагавший рядом с ним, почтительно нес в руках большую черную модель античной галеры и, кажется, задавал соответствующие вопросы, а Кир отвечал ему, показывая руками какие-то размеры, какие-то формы, какие-то сложные взаимодействия. Похоже, Базиль и сам был большим любителем-моделистом античных галер.
— Позвольте, — произнесла Альбина, приглядевшись. — Но это же Кир!
— Да, — сказал Тойво. — Он вернулся за своей моделью.
— Кир добрый мальчик, — заявила Альбина. — Но отец его вел себя омерзительно… Здравствуй Кир!
Увлеченный Кир только теперь заметил ее, остановился и робко сказал: «Доброе утро…» Оживление исчезло с его лица. Как, впрочем, и с лица Базиля.
— Как себя чувствует твоя мама? — Осведомилась Альбина.
— Спасибо. Она спит.
— А папа? Где твой отец, Кир? Он где-нибудь здесь?
Кир молча покрутил головой и насупился.
— А ты все время оставался здесь? — С восхищением воскликнула Альбина и победоносно посмотрела на Тойво.
— Он вернулся за своей моделью, — напомнил тот.
— Это все равно. Ты ведь не побоялся сюда вернуться, Кир?
— Да чего их бояться-то, бабушка Альбина? — Сердито проворчал Кир, бочком-бочком целясь обойти ее стороной.
— Не знаю, не знаю, — сказала Альбина сварливо. — Вот папа твой, например…
— Папа не испугался ничуть. Вернее, он испугался, но только за маму и за меня. Просто в этой суматохе он не понял, какие они добрые…
— Не добрые, а несчастные! — Поправила его Альбина.
— Да какие несчастные, бабушка Альбина? — Возмутился Кир, смешно разводя руки жестом неумелого трагика. — Они же веселые, они же играть хотели! Они же так и ластились!
Бабушка Альбина снисходительно улыбалась.
Не могу удержаться от того, чтобы не подчеркнуть сейчас же обстоятельство, очень характеризующее Тойво Глумова как работника. Будь на его месте зеленый стажер, он после беседы с Дуремаром решил бы, что тот темнит и путает и что картина в общем и целом совершенно ясна: Флеминг создал эмбриофор нового типа, чудовища его вырвались на волю, можно благополучно отправляться досыпать, а поутру доложить начальству.
Опытный работник, например Сандро Мтбевари, тоже не стал бы распивать с Базилем кофе: эмбриофор нового типа — это не шутка, он бы немедленно разослал двадцать пять запросов во все мыслимые инстанции, а сам бы кинулся в Малую Пешу брать за хрип флеминговских хулиганов и разгильдяев, пока они не приготовились там строить из себя оскорбленную невинность.
Тойво Глумов не двинулся с места. Почему? Он почуял запах серы. Не запах даже — так, легкий запашок. Небывалый эмбриофор? Да, конечно, это серьезно. Но это не запах серы. Истерическая паника? Ближе. Существенно теплее. Но самое главное — странная старушка из коттеджа N 1. Вот! Паника, истерика, бегство, аварийщики, а она просит не галдеть и не мешать ей спать. Вот это уже не поддавалось традиционным объяснениям. Тойво и не пытался это объяснять. Он просто остался дожидаться, пока она встанет, чтобы задать ей несколько вопросов. Он остался и был вознагражден. «Если бы не вздумалось мне позавтракать с Базилем, — рассказывал он потом, — если бы я отправился к вам на доклад сразу же после интервью с этим Толстовым, я бы так и остался под впечатлением, будто в Малой Пеше не произошло ничего загадочного, кроме дикой паники, вызванной нашествием искусственных животных. И тут появились мальчик Кир и бабушка Альбина и внесли существенный диссонанс в эту стройную, но примитивную схему…»
«Вздумалось позавтракать» — так он выразился. Скорее всего, для того, чтобы не тратить время на попытки выразить словами те смутные и тревожные ощущения, которые и заставили его задержаться.
Кир с галерой на руках кое-как втиснулся в кабину нуль-т и исчез в свой Петрозаводск. Базиль снял свою чудовищную куртку, повалился на траву в тенечке и, кажется, задремал. Бабушка Альбина уплыла в коттедж N 1.
Тойво не стал заходить в павильон, он просто сел на траву, скрестивши ноги, и стал ждать.
В Малой Пеше ничего существенного не происходило. Чугунный Юрген время от времени взревывал из недра своего коттеджа N 7 — что—то насчет погоды, что-то насчет реки и что-то насчет отпуска. Альбина, по-прежнему вся в белом, появилась у себя на веранде и уселась под тентом. Донесся ее голос, мелодичный и негромкий, — видимо, она разговаривала по видеофону. Несколько раз в поле зре- ния появлялся дуремар Толстов. Он сновал между коттеджами, то и дело приседая на корточки, разглядывая землю, зарывался в кусты, иногда даже перемещался на четвереньках.