Страница 46 из 59
— Из моря? Ну да, из моря. Жемчужины? А почему жемчужины? Почему, скажем, не янтарь? Или не амбра? А почему, скажем, не раковины каури? Те, которыми пользуются вместо серебра или золота — или вместо этих забавных денег великого хана. Жемчуг, янтарь, амбра, каури — все это происходит из моря. Ну и что? Здесь-то нет никакого моря… — И, словно в подтверждение, Маффео развел загорелыми руками.
— Лично я не вижу никакого моря. Не вижу ни каури, ни янтаря. И жемчужин. Ты что, намерен искать их… — Тут голос изменил Маффео. Он обвел руками окрестности, а запекшиеся губы лишь изобразили последнее слово: — …здесь?
Вокруг же высились сухие и безжизненные скалы.
Прошли еще сутки… неделя… месяц… а путники все следовали за звоном хрустального колокольчика по горным тропам.
— А как насчет соли? — спросил наконец Марко.
— Что насчет соли? — устало осведомился его отец.
— Разве соль не имеет вкус моря? И разве травник Хуа То не сказал, что в этих краях есть горы черной соли?
— Соль… жемчужины… Устал я от этой игры в догадки, — сказал Никколо, перебирая свои нефритовые четки. — Что нам теперь — вечно бродить по этому безлюдью, пытаясь решить загадку проклятого свитка? Пока наша одежда не станет лохмотьями, а мозги не обратятся в пыль?
— Спрошу-ка я у травника насчет этих соленых гор. Может статься, они и дадут нам ответ — или хотя бы лекарство от подагры для великого хана, решил Марко. И погнал запыхавшегося коня вперед, оставляя отца устало перебирать свои четки.
— Загадку? — спросил сфинкс, высовывая голову из переметной сумы. Кто-то хочет поиграть в загадки?
— В моей ничтожной фармации, о младший господин, есть более двух тысяч лекарств, — ответил Хуа То на вопрос Марко. — Среди них — и сильнодействующая черная соль, найти которую можно лишь в скалах этих западных гор, где мы оказались. Будь я и впрямь здесь, я отбил бы кусочек черной каменной соли — к примеру, вон там — и дал вам попробовать…
Марко кинул кусочек себе в рот. Точно! Вкус моря!
— «Отведай моря там, где нет моря»! — вскричал он. — Вот и решилась одна из загадок свитка великого хана! Наконец-то мы на верном пути!
— Одна из загадок… хочешь поиграть в загадки? — снова подал голос сфинкс, на сей раз целиком выскакивая из переметной сумы. Золотистое тельце его заметно дрожало.
— В самом деле, прелестный сфинкс, загадай-ка ты мне загадку, снисходительно усмехнулся Марко, ероша нежный пух на голове маленького создания.
— Скажи, отчего дрожит сфинкс из дремотно-жарких пустынь?
— Ну… от холода, наверное, — ответил Марко.
— Холод уже не первый день меня кусает, — пожаловался сфинкс. — А дрожать я начал только сейчас.
— Быть может, ты дрожишь от волнения? Оттого, что решилась загадка свитка про вкус моря? Нет? Ну, тогда это очень хитрая загадка… Пожалуйста, милый сфинкс, скажи мне ответ.
— Ответ лежит здесь, в твоей переметной суме, — сказал сфинкс. — При одном упоминании о горах черной соли этот любопытный ковер, что до той поры служил мне уютным гнездышком, вдруг свернулся, будто живая кобра, — и оставил меня дрожать от лютого холода!
— Прости, о гордый сфинкс, но ты должен был сразу мне сообщить! вскричал Марко.
— Сфинксы ничего не сообщают. Они спрашивают.
Марко заглянул в переметную суму и убедился, что сфинкс не сочиняет. Вот красновато-золотистый тибетский ковер, на котором те же рунные символы «шипа», что и на амулете Оливера, а также на загадочном свитке великого хана. Прежде он защищал сфинкса от ледяных ветров, а теперь свернут и напряжен, будто готовая к броску змея. И стоило Марко отвести в сторону верхний клапан переметной сумы, как ковер вдруг метнулся вверх — в разреженный воздух.
Там он лениво развернулся и поплыл над головами у путников подобно громадной бабочке, которой снится, что она сделалась потертым красноватым ковром. Или это ковру снилось, что он стал бабочкой?
— Мои дьяволы подсказывают мне, что мы уже почти у цели, — заметил татарин Петр.
Онемев от изумления, все следили, как порхающий в воздухе ковер неторопливо скользит вперед. Наконец он привел их к скользкой, едва заметной боковой тропке, что круто шла вниз по узкому каменному ущелью — к зеленеющей далеко внизу долине.
Отряд принялся спускаться в потаенную долину, и с каждым шагом воздух становился все более влажным и густым. Голые скалы высокогорных троп стали покрываться зеленоватыми бархатными мхами. На самом дне долины весело журчал ручей, по берегам которого росли плакучие ивы и абрикосовые деревья, сохранившие остатки прошлого урожая. Здесь путники помедлили досыта напились свежей воды и наелись кисловатых абрикосов, разделив свою трапезу со щебечущей стайкой желтых пташек. Но плывущий по воздуху ковер, неустанно порхая на легком ветерке, не желал дожидаться людей — и тянул их все дальше по извилистому ущелью.
— Много лет бродил я по этим горам — а тут никогда не бывал, — заметил оборванный травник Хуа То, чавкая сморщенным абрикосом и удивленно оглядывая изобильную долину. А трехлапая жаба тем временем, выпрыгнув у него из рук, радостно зашустрила по влажным мхам в поисках лакомых личинок.
Потом все вдруг остановились, принялись глазеть и тыкать пальцами. И немудрено. На выступе скалы в самом устье узкого ущелья высился волшебный белокаменный замок в форме колокола с длинным шпилем, окруженный плотными зарослями ежевики. На мощных крепостных валах величественного замка реяли выцветшие красновато-золотистые знамена — и на каждом красовался рунный символ ковра, амулета и свитка!
А рунный ковер полетел еще быстрее — стремясь скорее попасть домой.
32
Сун: Тяжба.
Небеса и пучина — каждый сам по себе.
Триста дворов отступают пред могучими недругами.
Сжимая в руке свой серебряный крестик, чтобы отвадить незримое зло, Марко с победным криком пустил коня вскачь. Вперед — вслед за плывущим рунным ковром, а остальные держались у него на хвосте!
По мере приближения к белокаменной ступе-крепости Марко все сильнее поражали ее колоссальные размеры. Окружавшие ее стены вырастали прямо из скалистого мыса в устье долины — и скрывались под густым сплетением ежевики и колючей лозы. Крепостные валы с развевающимися на ветру красновато-золотистыми рунными знаменами возвышались над всем ущельем. Увитые лозой фасады куполообразного строения были пусты, лишены окон если не считать рядов узких бойниц, где могли располагаться вооруженные воины. Громадные стропила, сплошь покрытые резьбой и красочными рисунками, поддерживали загнутые кверху свесы крыш над верандами и коньки в виде летящих фениксов. Охряная черепица сияла под ярким горным солнцем, а шпиль с золотым кончиком, казалось, воткнут прямо в кобальтовое небо.
Уже почти под самыми уходящими ввысь стенами крепости к стуку конских копыт стало примешиваться какое-то гудение. Привязав коней в ивовой рощице у быстрого ручья, дальше путники двинулись пешком. Тут-то Марко и понял, что замок на вид совсем заброшен и лишен обитателей — если не считать множества жужжащих шершней, чьи гнезда из высохшей грязи облепили чуть ли не все полуразрушенное строение.
Вблизи замок уже не казался тем сияющим дворцом, каким виделся издали. Белые стены осыпались, рунные знамена висели лохмотьями, а охряная черепица крыш над верандами так растрескалась, что крыши эти сильно смахивали на рот с обломками зубов. Плотная занавесь ежевики разрослась столь буйно, что пролезла буквально повсюду, угрожая длинными шипами, сразу напоминавшими о рунном знаке на ковре, знаменах и свитке. Буйная ежевичная лоза покрывала осыпающиеся стены, ворота и крепостные валы, свисала из узких бойниц и с гнилых стропил под заплесневелыми свесами крыш. А вокруг ступы-крепости, подобно гудящему черному облаку, роились крупные смертоносные насекомые.
Марко осмотрел полный ила и тины старый карповый пруд рядом с увитыми лозой воротами и не на шутку задумался, как же им войти в крепость. Может этот заброшенный замок быть уютным пристанищем Спящей Красавицы — или они проделали столь трудный путь по ложному маршруту?