Исчезновение

Таким образом, теперь ты знаешь, как были усыновлены трое из шести, но тебе совершенно не известна судьба троих оставшихся.

Я принял решение, что сам воспитаю двоих мальчиков. Следовательно, мне оставалось найти приют лишь для одного ребенка – It was not a boy, but a girl,[404] – и я поехал в Давос…

– В Давос? – оживился Амори.

– Да, в Давос. Ты узнаешь, в свою очередь, почему я позже понял, что нет и быть не может спасения, что нас всегда будет преследовать Проклятье отца. Ибо – злая судьба! – в Давосе я выбрал для совершения задуманного санаторий.

– Санаторий?! – воскликнул Амори.

– Да, санаторий, – произнес я тоном, более тяжелым, чем звон колокола, чем гудение шмеля, тоном, которым Гримо (не сыщик, а необщительный слуга Атоса) рассказал д'Артаньяну, Портосу, Атосу и Арамису, что он видел, как Мордаунт зарезал Сансона, который двадцатью годами раньше укоротил миледи, его мать, на доске для рубки мяса.[405] – Я проник туда ночью, прошел наугад по слабо освещенному коридору, затем взглянул в дверной глазок и увидел в комнате кровать, на которой стонала…

– Анастасия! – жалобно прошептал Амори.

– Да, Анастасия, звезда кино Анастасия; легкие ее были более чем на три четверти поражены туберкулезом – как еще могла она дышать! Так вот, она родила крошку, более неказистую, чем вошь, которая должна была вот-вот умереть, и обстоятельство это позволило мне впоследствии не изводить себя муками раскаяния, ибо бедное создание отправилось в рай, в то время как моей девочке представилась возможность оказаться в освободившейся кровати!

– Что?! – воскликнул Амори. – Так значит, Ольга была замужем за родным братом?

– И любовник ее был родным братом!

– Это рок, – прошептал Амори, затем после долгой паузы тихо спросил: – Но что случилось с теми двумя, что остались с тобой?

– Лет пять все шло не так уж плохо. Но однажды – мы жили тогда в Аяччо, – я гулял с ними в парке, расположенном в предместье, неподалеку от леса, и, ничего не опасаясь, зашел в бар выпить ананасного соку; утоляя жажду, я не спеша наслаждался прохладным напитком, как вдруг услышал ужасный крик.

Я выбежал из бара. Среди посетителей парка, в основном детей с родителями и нянями, царила паника; всполошились и смотрители. Произошло небывалое – мне рассказывали о случившемся со слезами, стонами, криками, комкая платки.

Люди видели, как из леса вышел мужчина, высокого роста, худой, в головном уборе, похожем на двурогую пилотку, подобную той, что носили во французской армии; он насвистывал на тростниковой дудке[406] какой-то приятный мотивчик.

Ребятишки, в том числе и мои сыновья, обступили музыканта и гурьбой последовали за ним. Он завел их в глубь леса. Спустя какое-то время люди в парке встревожились и отправились искать ушедших за мужчиной детей. Обыскали весь лес. Все кусты облазили. Расспрашивали всюду: не видел ли кто их детей? Но все тщетно. Говорили о бандитах, разбойниках, бродягах, скрывающихся в лесу, о похитителях детей, желающих получить выкуп, однако никто не осмеливался зайти в лес поглубже.

Поверив мнению большинства, я решил вначале, что это просто совпадение, что не было в Проклятье, поразившем посетителей парка, отняв у них невинных детей, прямой связи с Возмездием, которое преследовало наш род.

Однако спустя три дня я узнал из одной газеты, что твой старший сын Эньян, которому было тогда двадцать лет (он учился в Германии в Ульме, и ему предрекали блестящее будущее в Национальном центре научных исследований, где, несмотря на его молодость, ему предлагали занять любую вакансию), – так вот, я узнал, что Эньян принимал участие в симпозиуме, который организовывал фонд Марсьяля Кантреля и на котором, к великому моему удивлению, председателем был избран мой ученый наставник лорд Гэдсби В.Райт, и что Эньян исчез.

Я понял тогда, что и в Аяччо, и в Оксфорде начал действовать бородач…

– Таким образом, – оборвал его Амори, – ты узнал о смерти Эньяна…

Я кивнул.

– Но, – спросил он, – почему ты не отправился в Оксфорд на его похороны? Ты встретил бы там меня, подошел бы ко мне, я узнал бы, что нас преследует обезумевший отец, и смог бы действовать, заботясь и о своей, и о твоей безопасности.

– Это действительно входило в мой первоначальный план. Затем я переговорил с лордом Гэдсби В.Райтом по телефону. Он сообщил мне, что видел Эньяна за день до исчезновения в сопровождении неизвестного бородача, и я понял, что если прибуду на похороны, то он непременно меня узнает – и я буду раскрыт. И отказался от этой затеи, рассчитывая связаться с тобой более надежным способом.

Амори довольно долго сидел молча и выглядел подавленным. Затем ни с того ни с сего начал нападать на меня; его тон предвещал ссору.

– Так значит, – горячился он, – ты принял решение не ехать в Оксфорд, чтобы, так сказать, обезопасить себя. Ты не сообщил мне ничего, не попытался помочь мне и моим сыновьям избежать преследования, ты ни во что, абсолютно ни во что не поставил поразившее меня горе! Я мог бы все это знать, но ты, во все посвященный, не нашел способа сразу же связаться со мной. Твое молчание натворило столько же бед, сколько натворил их наш отец – ты понимаешь?!.. Но невинная кровь, которая пролилась из-за твоего бездействия, жаждет отмщения, и оно поразит тебя моей рукой!

Наверняка он был в тот момент не в своем уме, потому что схватил тяжелую кочергу и приблизился ко мне, издавая какие-то грозные звуки.

Я же взялся за кирку, желая остудить его пыл. Но до меня он не добрался: не успел сделать и трех шагов, как внезапно какая-то нечеловеческая сила, словно управляя им, увлекла его в резервуар с мазутом.

Он испустил душераздирающий крик – куда только вся прежняя прыть делась! Что было дальше, вы знаете…

VI. Артур Уилб

25

Глава, которая заканчивается слишком ослепительным белым

– Вот какой конец ждал Амори Консона, – закончил Артур Уилбург Саворньян.

– Клянусь Бауром Лормианом, переведшим Оссиана,[407] – ввернул не без удовлетворения Алоизиус свое излюбленное выражение, – твой рассказ очаровал меня. Но в нем есть несколько противоречий.

– Я знаю, – согласился Саворньян. – Если все, что я вам поведал, правда, то до кончины Амори должен был быть умерщвлен его старший сын Ивон. Но, в то время как, оглушенный, я собирался принять дополнительную дозу снотворного, разве не рассказал ты Скво со всеми подробностями об убийстве Ивона?

– Конечно., – не стал возражать Алоизиус Сванн, – поэтому твой постулат абсолютно верен; однако почему тогда ты, отец шестерых детей, все еще жив? Антон Вуаль, Дуглас Хэйг Клиффорд, Ольга Клиффорд-Маврокордатос, Хассан Ибн Аббу мертвы? А двоих твоих сыновей, чьим воспитанием занялся ты сам, были похищены давным-давно. Значит, ты должен был умереть!

– Ты, пожалуй, прав, – вздрогнул Артур Уилбург Саворньян. – Смерть наверняка настигла бы меня в ближайшем будущем, поставив таким образом последнюю точку в истории с преследующим нас Проклятьем.

Однако по виду Артура Уилбурга Саворньяна нельзя было сказать, что он с этим согласен.

– Для того чтобы поставить последнюю точку, нужно прежде всего, чтобы каждый узнал о своем фатуме, согласно закону, по которому пишется наш роман.

Сокрушенный Оттавио Оттавиани теребил свою козлиную бородку.

– Да, Оттавио Оттавиани, – произнес Алоизиус Сванн, – настал момент, и слово предоставляется тебе.

– Но, – заверил упрямый Оттавио Оттавиани, – мое мнение многого не стоит, так всегда, по крайней мере, утверждали.

404

Это был не мальчик, а девочка (англ.).

405

Сюжет Дюма перевран полностью.

406

Аллюзия на гаммельнского крысолова.

407

Баур-Лормиан Пьер (Пьер Франсуа Мари Баур; 1770–1854) – французский писатель; Оссиан – легендарный кельтский воин и бард, живший, по преданию, в III в. Шотландский писатель Джеймс Макферсон (1736–1796) издал под именем Оссиана «Сочинения Оссиана, сына Фингала».