Танец с саблями

…Быть в Мадриде и не посетить музей Прадо — кощунство. Это все равно, что в Одессе не попасть на Дерибасовскую или начисто проигнорировать Московский кремль. Вот и Виноградов отдал дань туристическим приличиям — побывал. Пусть и не внутри, но… он хотя бы обошел величественное здание музея вокруг. Потом, минуя череду пышных дворцов, в архитектуре которых изумительно сочетались тяжелое имперское великолепие и арабская утонченность, пересек по зеленоватому от жары сигналу светофора ещё одну широкую магистраль.

Здесь, за высокой металлической оградой уже зеленел прославленный в обоих полушариях планеты парк Ретиро. Владимир Александрович в очередной раз глянул на схему — встреча должна была состояться у монумента некоему Альфонсо Двенадцатому…

Едва шагнув на центральную аллею, Виноградов почувствовал себя насекомым. Маленьким, растерянным тараканом, случайно оказавшимся на вымытом кухонном столе — да ещё в тот момент, когда хозяин включил электрическое освещение.

Колоссальные пространства парка и геометрическая определенность всех его линий подавляли. Тени почти не было — сумасшедшее солнце выкатилось в зенит и, похоже, не собиралось заходить никогда. Раскаленным казалось все: тысячелетняя пыль на дорожках, кроны деревьев, кустарник и каменные фигуры вокруг — все, и даже фонтан на ближайшей террассе! Раскаленным и неподвижным…

Виноградов был единственным живым существом на много миль и веков вокруг — во всяком случае, так он решил поначалу. И какой идиот мог назначить здесь встречу? Теоретики, блин! Раньше майор считал, что только в их системе кабинетные «промокашки»-аналитики могут выбрать явочное место по туристическому справочнику. Теперь, оказывается, и люди Френкеля действуют в том же духе… Кто же сказал? Ах, да — покойный Дагутин, председатель профсоюза частных сыщиков: «Мы все — разные овощи, но с одной грядки. И удобряли нас навозом из общей кучи!»

Иллюзия полного одиночества… И только невидимый музыкант впереди выворачивает душу тоскливыми звуками саксофона. Опять! Меньше года назад, далеко за океаном, в самом центре Манхэттена Владимир Алдександрович так же выходил на встречу с «контактом».

Что они, сговорились все? Судьба, как уже не раз убеждался майор — довольно посредственный режиссер-постановщик.

Если бы Виноградову пришлось озвучивать этот эпизод в кино, он тоже выбрал бы именно такую мелодию — заунывную, на самой-самой грани истерического срыва. Под которую не обидно заканчивать счеты с жизнью…

Впрочем, по мере приближения к искусственному озеру, в просветах между деревьями замелькали человеческие фигуры… Группа осоловевших от жары организованных туристов, влюбленная парочка на пыльной травке и ещё несколько бедолаг, слоняющихся с путеводителями и картами в лабиринтах кустарника. Выйдя из-за очередного поворота живой изгороди, Владимир Александрович неожиданно оказался прямо на берегу: незамысловатый причал, деревянные лодочки с веслами напрокат, спасательный круг…

Но главное, здесь была тень. Создавалась она полосатым матерчатым шатром с эмблемой всемирно известного пива — а за столиками под навесом сидела немногочисленная публика, наслаждающаяся комфортом и относительной прохладой.

— Сеньор! — взмолился Виноградов, без разрешения плюхаясь на ближайшее свободное место. Жестами и мычанием он показал официанту, чего хочет — и лишь после этого повернулся к соседям:

— Пардон?

Соседи, два азиата с видеокамерами и в одинаковых белых рубашках, понимающе закивали коротко стрижеными головами:

— Пор фавор! — и вернулись к обстоятельному изучению толстенного путеводителя по Мадриду.

… Собственно, монумент Альфонсо Двенадцатому не был памятником в привычном смысле. Виноградов успел подробно разглядеть его, сидя в тенечке и прихлебывая ледяной «карлсберг» из запотевшей литровой кружки. Повезло — с того места, которое занял майор, прекрасно просматривались спускающаяся к воде на противоположной стороне озера полукруглая колоннада, высокая стелла на берегу и несметное множество разнообразных скульптур. Все вместе это впечатляло и, пожалуй, Владимир Александрович назвал бы увиденное настоящим мемориальным комплексом.

Правда, подходы к месту встречи скрывала густая зелень… Пора! Пиво выпито, а до контрольного времени осталось ровно четыре минуты.

Виноградов встал, с металлическим стуком выложил на столик причитающиеся песеты и убедившись, что официант не побежит по недоразумению за ним вслед, шагнул по тропке в сторону монумента.

— Помоги, Господи! — справа мелькнул мозаикой так и не увиденный толком прекрасный Дворец Веласкеса…

Опаздывать нехорошо. То есть, когда опаздываешь ты сам — это нервирует, конечно. Однако не слишком. А вот когда в указанное время в указанном месте нет тех, кого с нетерпением дожидаешься! Согласитесь, ужасно.

Придя к монументу, Виноградов старательно повертел головой — благо, никаких подозрений это не могло вызвать. Турист, он ведь и есть турист: все хочется рассмотреть, запомнить, сфотографировать в конце концов… Кстати! Владимир Александрович пристроился в ногах у какой-то бородатой аллегории и сделал вид, что возится с окончившейся в «кодаке» пленкой.

Пусто вокруг. Никого…

— Ола, русский! — со стороны пальмовой аллеи приближался человек, которого Владимир Александрович меньше всего ожидал увидеть.

— Буэнос диас, Хуанито!

Это действительно был по обыкновению улыбающийся пресс-секретарь «Черной недели».

— Как дела?

— О'кей, старина! — в непонятной ситуации требуется всегда перехватывать инициативу:

— Ладно мы, любознательные иностранцы… Но тебя-то как сюда занесло?

— Приятно пройтись по Мадриду!

— В такую жару?

Собеседник расхохотался и потрепал сидящего в неком подобии каменной ниши Виноградова по плечу:

— Браво, русский! Действительно, жарко… Нигде не могу найти «пепси» в пластиковых бутылках. А ты не встречал?

— Видел, — подумав немного ответил Владимир Александрович. — Видел — в киоске рядом с вокзалом. Но туда идти добрых полчаса…

— Жаль. Дома я привык именно к такой упаковке. Покупаю обычно целыми ящиками.

— А у нас в семье не принято делать большие запасы.

Ничего более идиотского, чем пароль придумать нельзя. Все эти условные фразы и диалоги, которыми пришлось попользоваться в своей жизни Виноградову, считались безукоризненными с точки зрения конспирации, но у самих говорящих вызывали устойчивое ощущение дешевого балагана.

— Все в порядке?

— Не ожидал, что это будешь ты.

— Ничего не поделаешь! — шутливо развел руками Хуан. — Пойдем отсюда. Ситуация здорово осложнилась… По дороге обьясню.

— Да, мне тоже надо кое-что рассказать.

Владимир Александрович встал из-под ног мускулистого мраморного бородача — но тут же был вынужден опять наклониться: забытый на коленях фотоаппарат мягко вывалился на выжженые солнцем плиты.

— Миерда! — попытался майор блеснуть ругательными познаниями в испанской филологии. — Ихо де пута!

И непроизвольно отпрянул в сторону — на место нетронутого ударом «кодака» молча оседало обмякшее тело Хуана.

Почти одновременно с этим из памятника выбило фонтан мелких осколков — как раз на том месте, где долю секунды назад находилась беззащитная голова Виноградова.

— Хуан? Бля-а… — входное отверстие пули аккуратным овалом чернело точно посередине лба лежащего человека. Что творилось с затылком, можно было только догадываться — кровь ещё даже не успела испачкать плиты.

Судя по всему, стреляли откуда-то справа. И дистанция, видимо, довольно приличная! По идее, профессиональный снайпер не станет суетиться и после первой же неудачи менять оборудованную и просчитанную огневую позицию. Как правило, в войне нервов проигрывает жертва…

То есть, следовало замереть и не высовываться.

Владимир Александрович на свое счастье находился в «мертвой зоне», но печальный опыт подсказывал — время стрелков-одиночек прошло ещё задолго до убийства Кеннеди. Как правило, у организаторов подобных мероприятий имелось несколько страховочных вариантов.