Страница 4 из 13
Торжественно спустившись с мраморного крыльца, я шмыгнула за угол, плюнула, затолкала конверт поглубже в сумку, вернула лицу обычное выражение и заторопилась к трамваю: на работу я уже опаздывала.
– Леночка! Родненькая! Спасай! – Главный редактор Дмитрий Палыч кинулся мне навстречу из угла, где, судя по состоянию его шевелюры, вдумчиво рвал на себе волосы.
Я с удовольствием отметила, что большой холодильник, занимавший этот угол всего час назад, благополучно мигрировал в место своей постоянной дислокации, и проворно отступила с пути несущегося на всех парах главного редактора. Теперь между нами был стол, и коллега рухнул на него, простирая ко мне дрожащие руки.
– Что, опять Апокалипсис? – хладнокровно поинтересовалась я, внимательно оглядываясь по сторонам.
Макс и Стас, спасибо им, постарались на совесть, теперь в кабинете снова можно было жить и работать. Никаких признаков ночных фэншуйских козней не осталось.
– Не то слово! – воскликнул Дмитрий Палыч, поправляя перекособочившиеся очки. – Наши охламоны вернулись со съемки – и что ты думаешь? Выступление губернатора записали без звука!
– А картинка есть? – спокойно спросила я, снимая телефонную трубку. – Да? Тогда все поправимо. Алло? Это редакция «Живем!»? Конопкина дайте, пожалуйста.
Дмитрий Палыч – сплошная экспрессия! – рухнул в кресло, молитвенно сложив руки. Я успокаивающе кивнула ему.
Наш главный редактор – симпатичнейший человек с одним-единственным недостатком: он ни черта не смыслит в том, как делается телевидение. Раньше он был директором консервного заводика и до сих пор иногда заговаривается, заявляя что-нибудь вроде: «Этот вопрос будет решать руководство заводоуправления!» Зато Дмитрий Палыч является держателем весомого пакета акций телекомпании, а потому – и членом совета директоров, на котором беззаветно отстаивает интересы трудового коллектива. Если, конечно, кто-нибудь вовремя доведет до его сведения, в чем эти самые интересы заключаются.
– Генка, солнце мое, привет, – промурлыкала я в трубку. – Скажи, кто-нибудь из ваших акул пера был сегодня утром на пресс-конференции губернатора? Ты сам и был? Ласточка моя! Выступление на диктофон записал? Умничка! Как расшифруешь, тащи кассету к нам, меняю ее на… – я вопросительно посемафорила бровями Дмитрию Палычу.
– На полцарства! – пустил слезу растроганный начальник.
– На бутылку коньяку из запасов руководства, – перевела я услышанное.
И положила трубку, не дожидаясь, пока Генка, по своему обыкновению, попросит у меня денег взаймы. Впрочем, он это всегда успеет сделать.
– Есть еще какие-нибудь неразрешенные проблемы? – спросила я Дмитрия Палыча. – Если нет, я схожу за мороженым и буду пить кофе, дома позавтракать не успела.
Откровенно говоря, дома я даже и не ночевала. Не подумайте чего плохого, просто ночлег мне предоставила Ирка: с вечера им с Моржиком нужно было помочь собрать вещи перед отъездом на курорт. Дом у моей подруги большой, комнат в нем много, одних кладовок три штуки, так что даже просто разыскать все нужное барахло и стащить его в одну кучу – процесс затяжной. А пока мы уложили чемоданы, пока утрамбовали самый большой из них, закрывшийся только после того, как Ирка с размаху обрушила на него весь центнер своего живого веса – полночи и прошло. Возвращаться мне домой на другой конец города не было ни времени, ни желания, ни смысла. И вообще, я пообещала подруге, что покараулю особняк в ее отсутствие, тем более кому-то нужно приглядывать за собакой – кстати говоря, моей собственной, но проживающей у Ирки. Пожалуй, заеду после работы домой, соберу вещи, прихвачу кота и переберусь на пару недель в Иркины хоромы. Кстати, не забыть бы забрать со стоянки у вокзала Иркину машину…
Я задумалась и пропустила мимо ушей часть эмоционального монолога начальника.
– Полная катастрофа! – виртуозно взлохматив обрамляющие плешь лохмочки, закончил Дмитрий Палыч.
– Ага, – я мобилизовалась. – К чему паниковать? Нормальный аврал! Подумаешь, двух сюжетов не хватает! До вечернего выпуска новостей еще шесть часов, что-нибудь сообразим. Одну группу можно послать на вокзал, пусть подготовят материал о том, как хорошо наши доблестные железнодорожники справляются с наплывом пассажиров…
– А они справляются? – робко удивился Дмитрий Палыч.
– Если не справляются, будет материал о том, как они позорно пасуют перед трудностями, – я философски пожала плечами. – Так, ну а вторую съемочную группу…
– Нету, – шепотом сказал начальник.
– Чего нету?
– Второй группы нет!
– Это как? – Я посмотрела на шефа с подозрением.
Телекомпания у нас небольшая, собственных программ мы производим совсем немного, в основном транслируем на край популярный столичный канал. Журналистов в штате компании четверо, операторов трое. А съемочная группа – это журналист плюс оператор, так что темнит что-то начальство, цифры не сходятся…
– Любовь Андреевна сегодня дома осталась, у нее внук заболел, Настя с утра унеслась готовить программу с очередным экстрасенсом. Считай, из журналистов у нас только Наташа и ты, – последовательно загибал пальцы шеф. – А с операторами и вовсе беда: Андрей на больничном, Петя в отпуске, а Женьку вчера на курсы отправили.
– Женьку? – возмутилась я, бессовестно лишенная своего оператора. – На какие такие курсы?!
– На бесплатные, – потупился Дмитрий Палыч.
– Понятно, – проворчала я.
Наш директор Алексей Петрович хозяйствует в высшей степени экономно, выбить из него финансирование какого-либо нового проекта – дело почти невозможное. Зато уж если мимо проплывает какая-никакая халява, Алексей Петрович зубами зря не щелкает. В этом отношении он у нас – настоящая акула капитализма.
– Зато у нас есть практикант, – робко предложил главный редактор. – Оператор-стажер, только сегодня пришел.
Я мрачно молчала.
– Все равно ведь нужно будет проверить, как он снимает, – просительно сказал шеф.
– Ладно, – смилостивилась я. – Давайте своего стажера. Пусть собирает манатки и спускается к машине. Я быстренько глотну кофе, и мы поедем на поиски новостей.
Повеселевший Дмитрий Палыч вспорхнул с места и полетел к выходу из редакторской, но в дверях неожиданно замялся.
– Что еще? – еле сдерживаясь, поинтересовалась я.
Шеф вздохнул.
– Машина…
– Что машина? – вскинулась я. – Тоже в отпуске? Или на курсах?!
– В ремонте, – прошептал Дмитрий Палыч, тихо исчезая в коридоре.
– Катастрофа! – потеряв с таким трудом сохраняемое спокойствие, завопила я и с огромным трудом подавила порыв прыгнуть в освободившийся угол и рвать там на себе волосы!
Ехать на съемку незнамо чего и неизвестно куда, да еще с оператором-стажером и на общественном транспорте – о нет, такой кары господней я не заслужила!
Развернувшись в вертящемся кресле, я уставилась на утешительный плакатик, именно на такой случай собственноручно повешенный мною на белой стене:
«Съешьте с утра живую жабу, и ничего худшего с вами уже не случится!»
А ведь я сегодня даже не позавтракала!
Чтобы сообразить себе чашечку кофе, пришлось старательно поскрести по сусекам. В процессе я обнаружила, что у нас закончился и сахар, и полезла в нижний ящик своего стола за цилиндрической баночкой с надписью «Чай детский с ромашкой». В нее я конспиративно насыпаю сахар, чтобы всегда иметь под рукой НЗ сладкого песка.
Однако кто-то из моих смышленых коллег раскусил эту хитрость и в мое отсутствие бессовестно опустошил емкость. На дне банки сиротливо перекатывались два неровных кубика рафинада, очевидно положенных туда застенчивым воришкой в качестве компенсации – весьма слабой! А может, экспроприатор надеялся, что два кубика размножатся?
– Разве что делением, – грустно вздохнула я, соображая, где бы разжиться сахарком.
Двух малюсеньких кубиков на большую кружку мне совершенно недостаточно!