Страница 17 из 76
— Ссоры на кухне, — начал Зигмунд и смущенно скомкал салфетку, а обрывки собрал в кучку, не представляя, что с ними делать, — могут разгореться из-за пустяка.
— Да, — согласился Ингвар, выпустил из объятий жену и перешел к делу. — Но я все-таки думаю, что мы должны иметь это в виду, это может что-то значить. Кари Мундаль и Рудольф Фьорд не просто серьезно сцепились, ссора была настолько важной, что они пропустили хорошо подготовленную речь Хёля Мундаля. Это очень не похоже на Кари — упустить такой случай повосхищаться своим мужем и поддержать его. А Рудольф Фьорд казался очень возбужденным.
— Политическое пространство, — поучающе произнесла Ингер Йоханне, — как известно, довольно сильно отличается от воскресной школы. Если бы ожесточенные политические дискуссии всегда давали повод для подозрения в убийстве, вы бы не знали, куда эти убийства девать.
— Да, но все-таки...
Ингвар придвинул к столу, стоящему в центре кухни, еще один стул и уселся на него, раздвинув ноги и положив локти на стол.
— Во всей этой ситуации было что-то такое, — сказал он тихо. — Что-то... — Он покачал головой в недоумении. — Ну ладно, мы это учли, а сейчас у нас есть чем заняться. Пока что.
— Пока что у нас нет совершенно ничего, — хмуро отозвался Зигмунд. — По обоим делам. Ничегошеньки.
— Ну, ты преувеличиваешь, — возразил Ингвар. — Кое-что все-таки есть.
— Кое-что, — повторил Зигмунд.
— Но это «кое-что» ничего не объясняет, — заметил Ингвар, — тут я с тобой согласен. Мы не можем найти других связей между этими двумя женщинами, кроме совершенно очевидных, которые мы установили сразу же и обсудили уже тысячу раз. Жестокая изощренность убийств. Пол жертв. Их известность. Один и тот же район. — Он глубоко и длинно зевнул и продолжил: — Но я сомневаюсь, что мы ищем убийцу, питающего особую ненависть к пригороду Лёренског. Вибекке и Фиона не были знакомы друг с другом, у них не было никаких общих друзей или знакомых, кроме тех, которые просто неизбежны в такой маленькой стране, как наша. Между ними не было никаких рабочих связей. У них были очень разные жизни. Одна незамужняя, любящая вечеринки, вторая жена и мать. Мне кажется, если...
— ...если факты рассматривать под таким углом, эти два дела представляются ничем не связанными между собой, — вступила в беседу Ингер Йоханне, набирая в электрический чайник холодную воду из-под крана. — Но заметьте: оба убийцы очень сильны физически. Вибекке убили перед домом и втащили в спальню. Побороть Фиону тоже было не легким делом.
— Вы всегда так разговариваете? — спросил Зигмунд.
— Как «так»?
— Заканчиваете предложения друг за друга. Как близнецы моей сестры.
— Ну, у нас души-близнецы, — объяснила Ингер Йоханне и улыбнулась, поняв по выражению лица Зигмунда, что он не просек иронии. — Одинаково думаем, одинаково чувствуем. Кофе?
— Да, спасибо. А если... — Он прикрыл рот рукой, пытаясь приглушить отрыжку. — Если мы говорим о двух разных преступниках, можно ли предположить, что второй убийца, тот, который отправил на тот свет Вибекке Хайнербак, пытался сделать так, чтобы это выглядело серией?
— Ну, из двух убийств серии не получится, — сказал Ингвар. — Выглядит довольно жалко. Давайте для начала согласимся с тем, что речь идет об одном и том же убийце.
— Я не могу с этим согласиться, — вмешалась Ингер Йоханне. — Пока что. Хотя и думаю, что ты прав. Несмотря на то что общих черт довольно много, они все-таки не такого характера, чтобы с определенной долей уверенности сказать, что действовал серийный убийца.
— Я тут подумал... — начал Зигмунд и покраснел, как подросток, чья голова переполнена жгучими вопросами о половой жизни, на которые у него нет ответа.
Он почесал бедро и неуклюже покачал головой. На какое-то мгновение он даже показался Ингер Йоханне милым. Она налила кипяток в кофеварку, молоко в кружку и пододвинула к нему сахар.
— Я просто подумал, — попытался еще раз Зигмунд, — о том, как такое профилирование, profiling... — Он не мог решить, произносить это слово по-норвежски или по-английски.
— Называй это профилированием, — разрешила его сомнения Ингер Йоханне. — Profiling звучит как-то... как будто в криминальной телепрограмме. Тебе не кажется?
Он налил себе слишком много кофе и был вынужден потянуться к чашке губами и отхлебнуть обжигающе-горячей жидкости, прежде чем решился ее поднять.
— Ай-ай! — вскрикнул Зигмунд, обжегшись, с силой потер верхнюю губу и загнусавил дальше: — Мы тоже что-то умеем, конечно. Довольно много. Но ты ведь училась в ФБР у этого супермена, и я подумал...
— Молоко, — перебил Ингвар и, не дожидаясь ответа, начал лить его в чашку Зигмунда, так что кофе перелился через край. — Сахар? Вот!
— Профилирование — такое многогранное понятие, — сказала Ингер Йоханне, протягивая Зигмунду салфетку. — В любом убийстве, как правило, есть элементы, которые указывают на определенные черты характера виновного. И этот вид профилирования используется в любом расследовании. Просто его так не называют.
— Ты хочешь сказать, — начал Зигмунд и повозил салфеткой по столу, отчего лужа из кофе с молоком стала только больше, — что, когда полиция обнаруживает мужчину с ножом в паху в его собственном доме, а парень, который вызвал полицию, стоит в углу, пьяный в доску, и плачет, мы тоже создаем профиль? Типа «убийца в нетрезвом состоянии поссорился с близким родственником, а рядом оказался нож, и он не хотел никого убивать, и так искренне раскаивается, и хотел позвонить и позвать на помощь»?
Ингер Йоханне от души рассмеялась, промокнула лужу на столе и ответила:
— Как будто я сама его составила! И этот профиль помогает вам за тридцать секунд установить, что это пьяное существо в углу и есть виновный. Но таких дел у вас с Ингваром не много. Ваше отделение занимается делами посложней, чем такие убийства.
— Но, Ингер Йоханне, — сказал Зигмунд, и было видно, что он увлекся, — я исхожу из того, что каждое дело анализируется путем разбора преступления...
— Да, — помогла ему Ингер Йоханне. — Мы разбираем, как ты говоришь, преступление на отдельные составные части. Потом анализируем его, базируясь на отдельных фактах и общем впечатлении. В анализе опираемся на прошлое жертвы, на ее предшествующее поведение и на конкретные обстоятельства убийства. Это большая работа. — Из чашки поднимался пар, ее очки запотели. — И едва ли найдется методика настолько неточная, настолько сложная и настолько недостоверная, как профилирование.
— То, что ты описываешь, это в общем и целом то же самое, что и обычное расследование, — сделал вывод Зигмунд со скептической морщинкой на лбу.
— Да, похоже, — кивнула Ингер Йоханне и добавила: — Разница прежде всего в том, что уголовное расследование в большей степени, чем профилирование, опирается на... как бы это сказать... неопровержимые факты. А профайлер должен быть психологом. В то время как цель следователя — найти виновного, цель профайлера — нарисовать психологический портрет преступника. С этой точки зрения профилирование — только вспомогательный инструмент в расследовании.
— Тогда, если ты должна сделать вывод об убийце Фионы Хелле, на какое-то время отвлекаясь от второго преступления, что ты скажешь? — У Зигмунда на щеках появились лихорадочные пятна.
Ингер Йоханне посмотрела на Зигмунда поверх своей чашки:
— Я не знаю точно, но мне все это кажется очень... ненорвежским. Я не совсем согласна с утверждением, что давно прошло время, когда мы могли с уверенностью сказать, что такие чудовищные убийства не имеют к Норвегии никакого отношения. И все-таки... — Она глубоко вздохнула и отпила глоток кофе. — Я бы сказала, — продолжила она через пару секунд, — что здесь можно разглядеть контуры двух совершенно разных профилей. Начнем с общих черт: убийство Фионы Хелле было тщательно спланировано. Очевидно, что мы говорим о преднамеренном убийстве, а значит, о ком-то, кто в состоянии детально спланировать смерть другого человека. Эта маленькая бумажная фигурка вряд ли могла иметь какое-то другое предназначение, кроме как вмещать в себя отрезанный язык. Она идеально для этого подходила. По всей видимости, мы можем полностью исключить вероятность того, что убийца хотел отрезать у жертвы язык, не убивая ее. Время убийства тоже было хорошо обдумано. Вечер вторника. Все знали, что Фиона Хелле всегда оставалась одна по вторникам. Кроме того, она хвасталась во многих интервью, что Лёренског — это «оазис спокойствия вдалеке от городского шума»...