Легенда Лукоморья

– Значит, прознали, что Яга отлучилась и… – предположил Ив.

– Да кто ж знает-то? – подпрыгнул кот. – Заболела старушка, лежит на печи, здоровье поправляет. Кто приходит, тому избушка старушечьим голосом отвечает, и они уходят в полной уверенности, что Яга дома, просто у нее неприемный день. А в избу тайком прокрасться невозможно – избушка бы про то знала.

– И все-таки странное совпадение получается, – усомнился Ив.

– Мне больше любопытно, кто тот злодей, что про Бабушку-ягу такие мерзости распускает! – проворчал кот.

– Может, соперники? – предположила я. – Кто-то хочет занять место Яги. Кто-то мечтает о таком же почете, уважении и власти.

– А что, – Варфоломей стукнул хвостом, – в этом есть смысл.

– Значит, надо искать среди волшебников, – резюмировал Ив.

– Преимущественно – молодых да дерзких, – дополнил кот.

– А ведь в таком случае этот волшебник не знает, что Яга – это Василиса, – осенило меня. – Иначе он бы просто разоблачил ее как самозванку. Осталось определиться с кругом подозреваемых.

Варфоломей уселся на лавку, почесал за ухом и стал выдавать список возможных злоумышленников.

– Перво-наперво, Забава, кузнецкая дочь. Девка ладная, красивая, но гордая без меры. В женихи все царевича ждала, а уж какие к ней только добры молодцы не сватались! В чародействе сильна – еще Яга жива была, когда Забава к ней приходила. Хотела у нее секреты волшебства выведать, да только не вышло. Тогда Забава осерчала да предложила Бабе-яге силами померяться – мол, кто победит, тот и будет самой главной чародейкой в Лукоморье. Яга над ней только посмеялась да за дверь выставила. А Забава кулачком избушке грозила да кричала, что Яга еще о ней услышит и пожалеет о своих словах, да только поздно будет.

– Думаешь, она?

– Кто знает? – Кот в задумчивости наклонил голову. – Три года минуло, Забава могла наловчиться в чародействе и захотеть потягаться с Ягой.

– Судя по твоим словам, Забава бы скорей Бабу-ягу на честный бой вызвала, чем исподтишка слухи о ней стала распускать, – усомнилась я.

– За три года она могла и измениться! – упрямо возразил Варфоломей.

Я не стала спорить и на кусочке бересты, выданном мне котом, угольком вывела первое имя.

– Дальше, – призадумался кот, – а вот хотя бы и Степанида, крестьянская дочка. Бедовая девка! Нареченного ее в лесу медведь задрал. Это незадолго до свадебного пира случилось – Ефим отправился дичи добыть, да и сам сгинул. Степанида убивалась страсть как! К Яге пришла, слезами умываясь: помоги, бабушка, суженого оживить, дай водицы живой да мертвой.

– И что Яга? Или это была Василиса?

– Нет, то еще Яга была, – поведал кот и стукнул по лавке хвостом. – Не дала.

– Так, значит, есть вода – живая и мертвая? – загорелась я.

– Есть, да только не про всякую честь, – отрубил кот.

– И кто же такой чести удостаивается? – заинтересовалась я.

– Только тот, кого волшебное блюдечко в мире живых покажет. Значит, не должно было с ним ничего случиться, человек еще в мире живых нужен, тогда его можно вернуть.

– Ефима блюдечко не показало…

– Смекалистая! Жалко Яге было Стешку, но закон есть закон. Иначе могло бы непоправимое случиться, весь мирской порядок нарушился бы, люди безвинные пострадали… Яга утешала ее, как могла, но Стешка ничего слушать не желала. Верну его, говорит, и все, хоть всю жизнь придется средство искать – не отступлюсь! Баба-яга тогда только головой покачала: дар у Стеши был, да добрый, светлый. Она скотину лечила, людей исцеляла. Для того чтобы мертвого поднять, сила совсем другого рода нужна.

– И что эта Стеша сейчас делает? – настороженно поинтересовалась я.

– Ищет, как и обещала, – удрученно вздохнул кот. – Яга просила присматривать за ней, ну я и наведывался в деревню, поглядывал да кошечек расспрашивал. А когда хозяйки не стало, я по старой привычке Стешу из виду не выпускал. Ничего светлого в ней не осталось: сама высохла, лицом почернела, целительство ей больше не по силам, ныне она порчей промышляет.

– С нее вполне станется про Бабу-ягу гадости распускать, – заметила я, выводя угольком второе имя на бересте.

– Так-то оно так, да только уже четыре года минуло. Что же она раньше молчала? – разумно возразил кот.

Я отложила уголек в сторону.

– Кто там у тебя еще?

– Любава, дочь плотника. Затейница по приворотной магии.

Я хмыкнула.

– Привороты? Ну ей-то уж слава Яги на что сдалась?

– Не скажи, – возразил кот. – Каждая лягушка желает стать главной в своем болоте. А Любава по своей части очень сильна и столь же непредсказуема. Никогда не знаешь, возьмется она за дело или откажет. Но уж если возьмется, то ни перед чем не остановится, чтобы пару соединить.

Уж не об этой ли Любаве-чаровнице говорил мой знакомый Фрол?

– Мне кажется, это несерьезно. – Я покачала головой. – Только время на эту сводницу потеряем. Да и что ей с Бабой-ягой делить? Старушка ей не конкурент, Яга же приворотами не промышляет?

– Никогда! – заверил кот. – Яга в сердечные дела не вмешивается.

– Вот видишь!

– А если я скажу, что Любава мечтает Чернослава заполучить, а тот только о Василисе думает? – сощурился кот.

– Намекаешь, что Любава узнала, что Василиса – это Баба-яга? – удивилась я. – И все равно не понимаю, какой ей смысл чернить имя Яги и отрезать Василисе путь к возвращению? Ей куда выгоднее, чтобы Василиса всю жизнь провела в лесной избушке, притворяясь древней старухой.

– Если сейчас очернить имя Яги, а потом откроется, что ею была Василиса, Чернослав отвернется от невесты, – прозорливо заметил кот. – И тут Любавина душенька довольна: соперница опозорена, можно брать Чернослава в оборот.

– Это лишь твои предположения, – сомневалась я, – которым грош цена, если Любава не знает, что Василиса и Яга – одно лицо. И потом, куда проще разболтать всему свету, что Василиса была Бабой-ягой и жила в лесной избушке, этого уже достаточно, чтобы скомпрометировать незамужнюю девицу.

– Правда твоя, – проворчал кот. – Но проверить можно! К тому же Любава в одной деревне со Стешей живет – и ходить далеко не надо.

– Ладно, – сдалась я и взяла в руки уголек, – проверим твою чаровницу.

Список подозреваемых чародеек рос на глазах, и все имена мне были незнакомы.

– А как насчет Змея Горыныча, Соловья-разбойника, Марьи Моревны? – спросила я.

– Горыныч на такие коварства не способен, – замотал головой кот. – У него что в головах, то и на языках. Бывали, конечно, у них с Ягой разногласия, но он хозяйку уважал. Да и не знает он о том, что Василиса место Яги заняла. Мы с Лешим и Водяным порешили, что лучше Змею о том не ведать. Соловей… – Кот призадумался. – Да нет, кто его слушать-то станет? Хоть и серчал он одно время на Ягу, но то уже давно было.

– Что было-то? – Я подпрыгнула на лавке от любопытства.

– Что было, то давно быльем поросло, – отрезал Варфоломей. – А Марья Моревна, как замуж вышла, так живет в своем подводном дворце с мужем и детками и носу на поверхность не кажет.

За разговором мы не заметили, как за окном сгустились черные, как крепкий кофе, сумерки. Избушка подозрительно притихла и уже давно не принимала участия в беседе – наверное, тихонечко дремала.

– Вот ведь заболтались! – спохватился кот. – Ночь-полночь на дворе. Давайте спать укладываться. Утро вечера мудренее.

Лукоморское утро было волшебным и разбудило меня ярким розовым светом, бьющим в окна. Кутаясь в лоскутное покрывало, я выбежала в сени, рванула дверь и зажмурилась от ослепительного сияния. Весь лес купался в розовом свечении. Оно обнимало стволы деревьев, красило листья и траву в фантастические золотые и лиловые цвета, рассыпало по листве и земле тысячи золотых бликов. Смотреть на небо было невозможно: оно обжигало глаза до слез. Наверное, там, в высоте, парит сказочная птица, одно перышко которой может осветить все пространство вокруг. Немудрено, что свечения от целого оперения хватило, чтобы накрыть весь лес целиком. Я прижала ладонь козырьком ко лбу, подняла голову и ахнула. Не жар-птица, нет, там…