Джулиан. Рождественская история

— Тогда слушай внимательно. Очень скоро резервисты начнут охранять дороги из Уильямс-Форда, если уже не охраняют. Мне надо уходить, причем прямо сейчас. Меня не хватятся до утра, и даже тогда сначала забеспокоится только Сэм. Я хочу, чтобы ты сделал следующее: езжай домой — твои родители сейчас волнуются из-за призыва — и постарайся их успокоить, но не говори о том, что произошло сегодня. Первым делом поутру как можно незаметнее доберись до поместья и найди Сэма. Расскажи ему о том, что случилось в церкви, и попроси уехать из города как можно быстрее, чтобы не попасться. Скажи ему, что он найдет меня в Ландсфорде. Это и есть послание.

— Ландсфорд? Но в Ландсфорде ничего нет.

— Точно, ничего важного, чтобы резервисты решили искать нас там. Помнишь, мусорщик рассказывал осенью о промоине, где нашли книги? Низина рядом с местом главных раскопок. Пусть Сэм ищет меня там.

— Я все ему передам, — пообещал я, моргая от холодного ветра, хлеставшего по глазам.

— Спасибо, Адам, — серьезно ответил Джулиан. — За все. — Он через силу улыбнулся, на секунду вновь превратившись в старого друга, с которым мы охотились на белок и травили байки, и произнес: — Счастливого Рождества! И с Новым годом!

Потом развернул свою лошадь и ускакал прочь.

V

В Уильямс-Форде есть погост Доминиона, который я проехал по дороге домой, — резные надгробия отсвечивали в лунном свете, — но моя сестра Флэкси лежала не на нем.

Как я уже говорил, Церковь Знаков Доминион терпел, но смотрел на нее косо. Мы не имели права на кладбищенские места. Флэкси покоилась в земле позади нашего дома, на ее могиле возвышался скромный деревянный крест, и когда я загнал лошадь в сарай, то остановился у него, несмотря на пронзительный холод, и снял шляпу.

Флэкси была яркой, дерзкой, непослушной девочкой с золотистыми волосами, о чем говорило ее прозвище.[10] (Вообще-то ее звали Долорес, но для меня она навсегда осталась Флэкси.) Ее неожиданно забрала оспа, и судьба сложилась так, что я не видел ее смерти. Я также заболел, но сумел выжить. Помню только, как очнулся от лихорадки, а в доме стояла странная тишина. Никто не хотел говорить мне о сестре, но я увидел измученные глаза матери и все понял без всяких слов. Смерть сыграла с нами в лотерею, и ее дочь вытянула короткую соломинку.

(Думаю, именно из-за таких, как Флэкси, мы верим в Небеса Я встречал совсем мало взрослых, за исключением религиозных фанатиков, которые действительно верили бы в рай, во всяком случае для матери он стал довольно скудным утешением. Но сестра, а ей было всего пять лет, верила в него отчаянно, представляла жизнь после смерти чем-то вроде луга с яркими цветами и постоянным летним пикником. И если эта вера смягчала ее детскую резкость, то она служила цели более благородной, чем правда.)

Сегодня было почти так же тихо, как и во время траура после смерти Долорес. Я прошел в дверь и увидел, как мать утирает глаза платком, а отец хмурится, ожесточенно пыхтя трубкой, которую он даже набил и зажег, чем меня чрезвычайно удивил.

— Призыв, — сказал папа.

— Да, я слышал.

Мать была слишком расстроена для разговора.

— Мы сделаем все, чтобы защитить тебя, Адам. Но… — заговорил отец.

— Я не боюсь послужить своей стране, — произнес я.

— Это похвально, — мрачно отреагировал папа, а мать зарыдала пуще прежнего. — Но мы до сих пор не знаем, так ли это нужно. Может, ситуация в Лабрадоре не так плоха.

Отец был человеком немногословным, но советы давал охотно, и я всегда полагался на них. Например, он прекрасно знал о моей неприязни к змеям, где-то даже поощряемой матерью. Он позволил мне не участвовать в священных ритуалах нашей веры, и поэтому я не пополнил ряды жертв с синяками от яда и ампутированными конечностями. Конечно, отец не особо радовался такому отступничеству сына, но обучил меня приемам обращения со змеями, включая то, как схватить гада, чтобы тот тебя не укусил, или как убить тварь, коли возникнет такая необходимость.[11] Он был практичным человеком, несмотря на свои необычные религиозные взгляды.

Но сегодня у отца не нашлось для меня совета. Он выглядел как человек, которого загнали в тупик. Назад дороги нет, а вперед — некуда.

Я пошел в спальню, хотя и сомневался, что смогу заснуть. Вместо этого, так и не составив хоть какого-нибудь четкого плана, собрал свои нехитрые пожитки на всякий случай. Ружье для охоты на белок, свои записи и литературные опыты да «Историю человечества в космосе». Думал положить еще соленой свинины или чего-нибудь в этом же духе, но потом решил немного подождать, чтобы мать не испугалась еще больше.

Еще до рассвета я натянул на себя побольше одежды и шапку с ушами, опущенными вниз. Потом открыл окно, перелез через подоконник и аккуратно закрыл за собой раму, предварительно вытащив ружье и свои пожитки. Прокрался по двору к сараю, оседлал лошадь (мерина по кличке Восторг, самого быстрого в нашей конюшне, хотя его скорость не говорила в пользу нашего хозяйства) и поехал прочь под уже начавшим светлеть небом.

Снег, выпавший прошлой ночью, до сих пор покрывал землю. Я не первый проснулся этим утром, поэтому воздух полнился запахами Рождества. В пекарне Уильямс-Форда уже начали печь рождественские пироги и булочки с корицей. Сладкий, жизнерадостный аромат заполнил северо-западный край города подобно пьянящему туману, так как не было ветра, чтобы его унести. День разгорался небесной синевой и спокойствием.

Признаки Рождества бросались в глаза отовсюду — как и должно, ведь уже наступил сочельник, — но и свидетельства призывной кампании также постоянно маячили где-то рядом. Резервисты уже проснулись, они тенями скользили мимо в своей неряшливой униформе, целая толпа их собралась около магазина скобяных изделий. Они вывесили изрядно выцветший флаг и установили знак, надпись на котором я не прочитал, так как решил держаться подальше от солдат. Что передо мной призывной пункт, я понял сразу, как увидел, и не сомневался: все дороги из города находятся под серьезной охраной.

Я поехал к поместью тем же путем вдоль реки, которым вчера воспользовались мы с Джулианом. Ветер с тех пор так и не поднялся, поэтому следы не замело. После нас тут никто не проходил, и Восторг ступал по отпечаткам собственных копыт.

Подобравшись к поместью, я остановился в ельнике, привязал лошадь к дереву и дальше пошел пешком.

Владения Дунканов — Кроули не были огорожены, так как их четких границ никто не знал. С юридической точки зрения все в Уильямс-Форде принадлежало этим двум семьям. Я подъехал с западной стороны, частично заросшей лесом, где аристократы время от времени устраивали конные прогулки или даже охотились. Сегодня в роще никого не оказалось, и, пока я шел к садам, минуя живые изгороди, мне так никто и не встретился. Летом здесь цвели и плодоносили яблони и вишни, на клумбах радовали глаз цветы и ласкали обоняние запахи, вокруг жужжали пчелы. Но сейчас вокруг царило запустение, дорожки укрылись одеялом снега, только старший уборщик подметал деревянные ступени портика одного из нескольких Великих Домов.

Все здания уже украсили к Рождеству. В поместье этот праздник казался гораздо более грандиозным событием, чем в самом городе, что было даже несколько неожиданно. Зимой во владениях Дунканов — Кроули жило намного меньше народу, чем летом, но сюда все равно приезжали по несколько представителей от обеих семей, ну и положенное число обязательных кузин и нахлебников, решивших перезимовать в деревне. Сэму Годвину, как учителю Джулиана, не разрешалось спать в роскошных зданиях, поэтому его комнаты находились в доме с белыми колоннами для старшей прислуги, который сошел бы за шикарный особняк в любом другом месте, кроме этого. Именно здесь Сэм Годвин проводил занятия со мной и Джулианом, и я хорошо знал внутреннюю планировку. Там все тоже приготовили к Рождеству: на двери висел венок падуба, еловые ветви свисали с косяков, знамя Креста свободно колыхалось на крыше. Было не заперто, и я тихо вошел внутрь.

10

Flax (англ.) — лён.

11

«Хватай ее там, где должна быть шея, позади головы, не обращай внимания на хвост, как бы тот ни бился, и ударяй по черепу, сильно и часто, чтобы подчинить ее». Я рассказал об этих уроках Джулиану, страх которого перед змеями намного превосходил мой. «О, я бы никогда не смог сделать такое!» — воскликнул он. Подобная скромность может только удивить читателей, когда они узнают о дальнейшей карьере моего друга.