Джулиан. Рождественская история

Роберт Чарльз Уилсон

Джулиан. Рождественская история[1]

I

Это история о Джулиане Комстоке, который более широко известен как Джулиан Агностик или (по дяде) Джулиан Завоеватель. Но она повествует не о его победах как таковых, не о его предательствах, не о войне в Лабрадоре и не о его распрях с Церковью Доминиона. Я стал свидетелем многих из этих событий и, без сомнения, в конце концов напишу о них, но этот рассказ касается ранних лет Джулиана, когда он и я были молоды и еще никому не известны.

II

В конце октября 2172 года — года выборов — Джулиан и я вместе с его учителем Сэмом Годвином поехали на Свалку, к востоку от Уильямс-Форда, где я стал обладателем странной книги, а друг преподал мне урок одной из своих ересей.

Стояла солнечная погода. В те дни в этой части Атабаски времена года сменялись как-то поразительно быстро. Вялое знойное лето тянулось долго. Весна и осень отличались скупостью, по сути всего лишь помогая людям передохнуть между крайностями. Зимы же были короткими, но кусачими. Снег лежал повсюду уже к концу декабря, а Сосновая река стонала подо льдом аж до самого апреля.

Тогда стояла самая лучшая погода, которую можно ожидать от осени. Этот день мы должны были провести под присмотром Сэма Годвина, упражняясь в борьбе, стрельбе по мишеням или читая главы из доминионовской «Истории Союза». Но Сэм никогда не вел себя как бессердечный надзиратель, а ярко светившее солнце так и звало на улицу, поэтому мы пошли на конюшню, где работал мой отец, вывели лошадей и отправились на прогулку, предварительно положив запас черного хлеба и ветчины в седельные сумки.

Мы отправились на восток, прочь от холмов и города. Джулиан и я — впереди, Сэм — следом, бдительно смотря по сторонам, держа винтовку под рукой в седельной кобуре. Непосредственная опасность нам не угрожала, но Годвин предпочитал постоянно быть настороже. Если он и придерживался каких-то заповедей, то они гласили следующее: «Будь готов», «Стреляй первым» и, возможно, «К черту последствия». Сэм, тогда уже пожилой человек (ему было около пятидесяти), щеголял густой каштановой бородой, в которой тут и там виднелся пунктир жестких седых волос, носил сильно потрепанную форму армии Калифорний цвета хаки и плащ для защиты от ветра. Учитель был для Джулиана почти отцом, ведь настоящий родитель моего друга окончил свои дни на виселице несколько лет назад. В последнее время Годвин не терял бдительности, всегда пребывая в боевой готовности, но причины этого не объяснял, по крайней мере мне.

Джулиану к тому времени исполнилось семнадцать, мы были одинакового роста, но на этом наше сходство заканчивалось. Он — урожденный аристократ, моя же семья принадлежала к классу арендаторов. Его кожа была изысканно-бледной, моя — темной и изрытой оспинами, оставшимися от болезни, унесшей мою сестру в могилу в шестьдесят третьем. Его волосы были длинными и почти женственно чистыми; мои — темными и жесткими, мать коротко стригла их швейными ножницами. Я мыл голову зимой раз в неделю, летом чаще, когда ручей позади нашего дома освобождался ото льда и освежал прохладой в летний зной. Джулиан носил льняную одежду, а иногда шелковую, с медными пуговицами, скроенную по его размерам; при взгляде на мою рубашку и штаны из конопляной грубой ткани, сшитые на глазок, становилось ясно: их никогда не касались руки нью-йоркского портного.

И все же мы дружили вот уже три года, с тех пор как встретились на заросших лесами холмах к западу от поместья Дунканов — Кроули, куда ходили охотиться: Джулиан со своей прекрасной магазинной винтовкой «Портер и Эрл», а я — с обычной дульнозарядкой. Мы оба любили книги, особенно мальчишеские истории, которые в то время в обилии выпускал писатель по имени Чарльз Кертис Истон.[2] Я прихватил с собой его книгу «Против бразильцев», незаконно вынесенную из библиотеки поместья, а Джулиан узнал ее, но выдавать меня не стал, так как любил этот роман не меньше меня и хотел обсудить его с таким же энтузиастом (среди аристократов подобные знатоки попадались крайне редко, и каждый был на вес золота). Короче говоря, он оказал мне непрошеную услугу, и мы быстро сдружились, несмотря на все различия.

В те дни я еще не знал о его увлечении ересями, но потом все понял, правда, прямо скажем, в ужас не пришел. По крайней мере не слишком.

Мы не хотели ехать именно к Свалке, но на ближайшем перекрестке Джулиан свернул на запад, проехав мимо кукурузных и тыквенных полей, урожай с которых уже собрали, и выбеленных солнцем низких оград, где росли густые кусты черной смородины. Воздух был холодным, но солнце сияло изо всех сил. Джулиан и Сэм носили широкополые шляпы для защиты от ярких лучей, я же довольствовался плоской льняной шляпой без полей, покрытой пятнами пота и сползающей на глаза. Мы уже давно миновали грубые хибары рабочих-контрактников, чьи полуголые дети глазели на нас с обочин, и стало ясно — дорога ведет к Свалке, потому как куда еще по ней можно добраться? Если, конечно, не ехать много часов на восток, до самых руин древних городов, оставшихся еще со времен Ложного Бедствия.

Свалка располагалась в отдалении от Уильямс-Форда, так как власти пытались избежать грабежей и беспорядков. Здесь соблюдался строгий порядок разбора трофеев: профессиональные собиратели, нанятые поместьем, приносили свою добычу на Свалку — огороженный частоколом из сосновых плах участок посреди пастбища и луговых цветов. Здесь вновь прибывшие артефакты на скорую руку рассортировывали, а к поместью отправлялись всадники, чтобы известить высокородных о последних приобретениях, после чего аристократы (или их верные слуги) приезжали, дабы присвоить лучшие экземпляры. На следующий день арендаторам позволялось забрать оставшееся, после чего, если, конечно, до этого времени доживало хотя бы несколько вещей, на Свалку допускали рабочих-контрактников, коли те считали для себя выгодным пускаться в столь дальний путь.

Каждый процветающий город имел свою Свалку, хотя на востоке ее иногда называли Кассой, Мусоркой или Ибэем.

Сегодня нам повезло: недавно прибыло несколько повозок со свеженаграбленным, а всадники еще не успели отправиться в поместье. Ворота охранялись домашней гвардией, стражники подозрительно воззрились на нас, пока Сэм не объявил имя Джулиана Комстока, и нам быстро освободили проход.

Большинство телег еще не разгрузили. Мы только спешились и не успели привязать лошадей, как к нам подбежал пухлощекий мусорщик, готовый с радостью показать свои трофеи.

— Какое счастливое совпадение! — закричал он. — Джентльмены! — обращался он преимущественно к Сэму, осторожно улыбаясь Джулиану, а на меня бросив презрительный косой взгляд. — Вы ищете что-то конкретно?

— Книги, — незамедлительно ответил мой друг, опередив всех.

— Книги! Обычно я откладываю их для Хранителя Доминиона…

— Этот мальчик из семьи Комстоков, — напомнил учитель. — Не думаю, что ты хочешь его разочаровать.

Мусорщик покраснел:

— Нет-нет, ну что вы… на самом деле мы тут отыскали нечто любопытное во время наших раскопок… вроде небольшой библиотеки… Я покажу, если вам интересно.

Это всех заинтриговало, особенно Джулиана, который засиял так, словно его пригласили на рождественскую вечеринку. Мы последовали за толстяком к только что прибывшей повозке с брезентовым тентом, из которой рабочий выбрасывал какие-то перетянутые веревкой свертки в кучу рядом с палаткой.

В этих тюках, дважды перевязанных шпагатом, лежали книги — старые, потрепанные, к тому же без печати одобрения Доминиона. Им, наверное, было больше ста лет, они, конечно, выцвели от возраста, но до сих пор сверкали цветными картинками и могли похвастаться дорогой бумагой, а не плотной коричневой, на которой печатались все современные издания, в том числе романы Чарльза Кертиса Истона. Они даже не сильно подгнили. Их запах под очистительным солнцем Атабаски казался почти приятным.

1

"Julian: A Christmas Story", by Robert Charles Wilson. Copyright © 2006 by Robert Charles Wilson. First published as a chapbook, Julian: A Christmas Story (PS Publishing). Reprinted by permission of the author.

2

Которого я встречу шестьдесят лет спустя, когда только-только приду в книжный бизнес, — но это совсем другая история.