Страница 3 из 9
— Ты не понимаешь своей удачи. Мы приставили его к тебе, потому что считаем тебя перспективным кадром! Понимаешь? Ты же не мальчик, я могу с тобой говорить откровенно. Мустафа далеко пойдет, понимаешь? Вот тогда он о тебе вспомнит! Попомни мои слова!
Майор еще больше скис, представив себе радужную перспективу работы под начальством Мустафы, но больше не выказывал недовольства и терпеливо отвечал на многочисленные незатейливые вопросы Мустафы. Майор догадался, правда не сразу, что перед Мустафой была поставлена сверхзадача — разобраться, хотя бы в общих чертах, в чем состоит работа в ведомстве. Задача, как оказалось для Мустафы непосильная, что, однако, не умерило его пыла и не разрушило обоснованных надежд на счастливое будущее. Майор ничего не стал менять в отношениях с Мустафой, он по-прежнему относился к нему покровительственно, с легким оттенком пренебрежения. Время от времени он ловил себя на мысли, что если судьба распорядится так, что Мустафа и в самом деле станет его начальником, то ему придется окончательно сломать свой хребет, и без того измученный бесконечными упражнениями на гибкость. Мысль, не дававшая ему покоя и вносившая в жизнь майора элемент нестабильности.
Встреча с Гафуром подстегнула непривычные для майора размышления. Он давно уже не задумывался над зряшным вопросом, для чего он, в сущности, живет? С этим беспокойным делом, «пустыми размышлениями», не приносящими никакого реального дохода, он покончил в ранней юности. И совершенно неожиданно для себя, встретив Гафура, он как будто вновь вернулся в подростковый период полового созревания. Его опять стали мучить вопросы, не имеющие ответов. Как могло случиться, что в наше прагматичное время, когда ушли в прошлое идиотские, с точки зрения майора, понятия о морали, мог выжить такой «архаичный тип», как Малик Гафур. А ведь он еще не старый, вероятно они ровесники. Интересно, как он будет общаться с Мустафой, человеком не только не тронутым цивилизацией, но к тому же «девственным» во всех других отношениях.
Мустафа объявился на следующий день. Скучный, без обычного чрезмерного оживления он буднично доложил, что Малик Гафур никуда из дома не выходил и ни с кем не общался. Докладывая, он не ел глазами майора, а смотрел в сторону. Майор с удивлением наблюдавший за Мустафой, подумал о том, как все-таки человек испорченный бациллой образованности может влиять на окружение. Взять хоть Мустафу. Майор был уверен, что цельная натура Мустафы не может измениться ни при каких обстоятельствах. То, что он наблюдал, говорило об обратном.
— Послушай, Мустафа. Мне не нравится твое выражение лица. Смотри мне в глаза. В глаза, я сказал! — Майор повысил тон, и строго посмотрел на Мустафу, — Ты обманываешь меня, своего начальника. А это не хорошо. Я знаю, что Малику звонил тот самый тип, и ты это знаешь, еще лучше меня. Зачем ты пытаешься меня обмануть. Скажи своему начальнику. Я пойму! — майор сменил гнев на милость.
— Какой ты умный, начальник. Да, звонил. Я не все понял. Малик объяснял мне. Долго объяснял, только я не все понял, начальник. Не трогай Малика, он хороший человек. Тот другой мне тоже сказал, что если Гафура обидим, нам тогда плохо придется, — Мустафа робко, заискивающе посмотрел на майора.
— Как ты сказал, Мустафа? Плохо придется? Кому? Этот юродивый еще нам угрожает? Я правильно тебя понял?
— Нет, начальник, неправильно. Не он, не Малик. Тот другой, который звонил.
Мустафа со страхом вспомнил, как человек позвонивший Малику и возникший на экране, вдруг вытянул руку и этой длиннющей, страшной железной рукой притянул к себе Мустафу. Несчастный потерял всякую способность соображать и так не очень развитую у него. Он только чувствовал животный страх и понимал, что если сделает, что-нибудь такое, что не понравится Малику Гафуру, то его сытой жизни разом придет конец.
— Пошел вон, — только и сказал страшный человек с железной рукой и бросил Мустафу, как тряпку, на пол.
Мустафа не мог рассказать майору, что произошло. Никак не мог. Во-первых, он боялся железной руки, и этот страх был сильнее всех других. Во-вторых, как он не был глуп, он понимал, что такое рассказать невозможно, хотя бы потому, что после рассказа к нему, возможно, позовут доктора и отправят на лечение.
А майор продолжал недоумевать.
Гафур, после ухода Мустафы почувствовал необыкновенную легкость. Он вновь оценил свою относительную свободу и возможность жить, не сверяя свои реакции и ритм жизни, с кем-либо пусть хоть отдаленно похожим на Мустафу. Эпизод, повергший бедного Мустафу в состоянии близкое к умопомешательству, в некоторой степени позабавил Малика. Не то, чтобы ему приходилось ежедневно общаться с пришельцами, нет! Обстоятельства сложились таким образом, что он каждый день сталкивался с чуждыми ему людьми, заполонившими в последнее время его родной город и почти столь же загадочными для Малика, как инопланетяне. Малик постепенно привык к их присутствию. А эффектное явление пришельца, к тому же с дешевым трюком: рукой, тянущейся с экрана телефона, совершенно не повлияло на Гафура, столь подверженного всякого рода впечатлениям. Больше всего его развлекла реакция Мустафы. Развязный Мустафа, учивший Малика уму разуму, не смущаясь никакими внешними признаками, в одно мгновение стал таким почтительным и предупредительным, что Гафур на некоторое время забыл о своих проблемах и ностальгии, наблюдая за искусным перевоплощением. Наконец, он смог оценить этих людей. У них было одно непревзойденное качество, которого были начисто лишены Малик Гафур и люди подобные ему, оставившие город на растерзание варварам. Они обладали лицемерием, возведенным в ранг искусства. Так удивительно сыграть, прожить почтение мог лишь человек, в жилах которого течет кровь нескольких поколений талантливых перевоплощенцев. «Люди без лица». Малик нашел определение, наиболее подходящее для этой категории варваров и улыбнулся, как будто от того, что он смог хоть как то квалифицировать категорию людей, активно мешавших ему жить, ему стало немного легче.
В распахнутое по случаю весны окно влетел ветерок и вместе с ним воздушным облачком, подражая неподражаемой Мэри Поппинс, влетела девушка. Та самая, что рассматривала вместе с Гафуром руины старинного дома. Она грациозно спустилась с облупившегося подоконника и с интересом стала обследовать жилище Гафура. Малик удивился, но решил не задавать вопросов, зная, что девушка не сможет долго молчать и обязательно все расскажет сама. Все получилось именно так, как он и предполагал. Обойдя комнаты и неодобрительно покачав головой в кухне перед полной грязной посуды раковиной, она изрекла:
— А на вид такой интеллигентный человек! Мне даже захотелось с вами пообщаться. А этого со мной не случалось уже много лет.
— А что вам не понравилось, милая девушка?
— Разве можно жить в такой грязи? — брезгливо, сморщив носик, произнесла девушка.
— Можно, — с достоинством произнес Гафур, — разве это грязь? Грязь нечто совсем другое.
— Я так и знала, а все же надеялась. Напрасно, как оказалось!
— Вы говорите загадками. Впрочем, как и полагается такой симпатичной девушке. На что вы надеялись?
— Это же просто! Надеялась, что вы не будете жонглировать словами и понятиями, а будете делать что-то конкретное. Для начала помоете посуду. Да, да, так просто, прежде чем говорить о высоких материях, я угадала ваше любимое занятие? Помыть посуду. Вы же собирались рассуждать о грязи. Рассказать мне о различии между грязью элементарной физической и моральной? Я не права?
— Ну, моя дорогая, если вы научились простейшим приемам телепатии, это еще не значит, что нужно забыть о вежливости!
— Это вы забыли о вежливости, — девушка широко раскрыла глаза и похлопала длинными ресницами от возмущения, — Вам не мешало бы предложить даме вина, или на худой конец, чаю. Чай у вас есть? — деловым тоном спросила девушка.
Малик, смущенный конкретным вопросом, задумался:
— Конечно, такая проза жизни не может волновать вас.