Кубанские сказы

Когда лавина стремительных всадниц под ударами стрел отхлынула, чужеземцы торопливо столкнули свою лодку, подняли пурпурный парус и, пользуясь ветром, дующим с гор, поспешно ушли в море. Две лодки они бросили на берегу, потому что на них некому было плыть.

Лунный свет погрозила кулаком вслед уходящей лодке и, сдерживая горячащегося коня, обернулась к подругам.

– Нам надо найти Горный цветок! – сказала она. – Может быть, она жива, наша смелая подруга.

Девушки поскакали к аулу, между неподвижно лежащих трупов чужеземцев. Заходящее солнце поливало кровью своих лучей блестящие доспехи павших врагов.

– Вот она! – крикнула одна из девушек, спрыгивая с коня.

Горный цветок лежала на жестких камнях. Четыре копья пронзили ее стройное тело. Синеватая тень смерти легла на ее тонкое лицо.

– Подруга! – горестно воскликнула Лунный свет, склоняясь над умирающей.

На бледном лице Горного цветка чуть дрогнули длинные густые ресницы. Приподнявшись, они открыли глаза – черные, глубокие, потухающие.

– Где… они? – тихо прошептала Горный цветок.

– Мы победили их… Они бежали! – ответила Лунный свет.

– Тогда… хорошо…

Темные глаза жадно смотрели на красноватое солнце, медленно опускающееся в море. Они словно прощались со светом.

Вот солнце совсем потонуло в пепельной, туманной дымке. И точно два ярких солнца, погасли, потускнели глаза девушки.

Но и мертвые они смотрели в туманную морскую даль, где трусливо и поспешно уходила лодка под пурпурным парусом, унося легенду об отважном племени девушек-воительниц…

Живая вода

Среди звезд – всех ярче Утренняя звезда, среди кавказских долин – всех лучше долина Псекупса, – так говорят на Кубани. Горы здесь мохнатые от вековых лесов. Точно большие медведи, спят они на берегах голубой реки. Огромные дубы, чинары, белолистки смотрятся в чистые речные струи. Земли здесь плодородны, воды богаты рыбой, а в лесах сколько хочешь душистых диких груш, сочных яблок, сладкого кизила, вкусных орехов. Не найти земли привольнее…

Но было время, когда люди бежали из этой долины. Поселился тогда на берегах Псекупса хищный пришелец Каранарт. Ростом он был мал, видом безобразен, а нравом злобен и жесток. Тонконогий и длиннорукий, с мешковатым туловищем, напоминал он большого паука. Но особенно отвратительным было свирепое лицо Каранарта: горбатый нос нависал над беспощадным жабьим ртом, черные глаза светились недобрым огнем, а когда говорил он, из-под тонких усов высовывались кривые хищные клыки.

Конечно, сам по себе Каранарт не страшен был молодым и сильным джигитам. Но владел пришелец великой волшебной силой – умел заставить служить себе мертвые камни. В мрачном подземном дворце своем из камней и вод потаенных составлял он чудесное снадобье. Каждую ночь наполнял Каранарт этим снадобьем огромный каменный котел и опускал в него заповедный осколок пылающей звезды, который доставал из заветного ларца. Через минуту закипал огромный котел и получалась в нем чудесная живая вода. Брызнет Каранарт этой водой на мертвые обломки скал – и превращаются камни в хмурых, несокрушимых, безжалостных воинов. Плеснет Каранарт живой водой на большую скалу – и становится она неутомимым конем-великаном. Прятал тогда Каранарт осколок звезды в заветный ларец, оставлял у входа в свой дворец крепкую охрану, садился на огромного коня и вместе с каменными воинами отправлялся в поход.

Окружат воины Каранарта аул и начинают расправу. Ни малого, ни старого не щадят – рубят, режут руки и ноги. Нельзя было ждать от этих воинов сострадания и жалости, потому что всегда холодными и безразличными были их каменные сердца.

А живое сердце Каранарта тоже не знало теплых человеческих чувств и кипело всегда дикой ненавистью. Сидит он на коне-великане, смотрит, как кровь человеческая течет, и смеется свирепым, хриплым смехом. Чем больше страдания людские, тем громче смех проклятого Каранарта. А если замечал он, что кому-нибудь, женщине или ребенку, удавалось ускользнуть от расправы, погонял злодей своего каменного коня и заставлял его давить жертву тяжелым копытом.

Не раз пытались храбрые джигиты разбить грозное войско свирепого Каранарта. Не раз бросались они в яростные атаки. Но мечи и кинжалы ломались о каменные груди хмурых воинов, стрелы отскакивали от них.

Ха-ха-ха! – хрипло смеялся Каранарт, и глаза его краснели от злорадной радости. – Ничего вы, людишки, не сделаете с моим войском! Оно – непобедимо! Я – самый могучий, самый грозный, самый великий.

Так бы и обезлюдел весь край от походов Каранарта, если бы не приходилось разбойнику каждый вечер возвращаться в свой подземный дворец, потому что, когда заходило солнце, кончалась чудесная сила живой воды и вновь превращались его воины в мертвые глыбы серого камня.

Отправился как-то Каранарт со своим войском в поход на далекий абадзехский аул. В ту пору щедро пригревало землю весеннее солнце. Лесные яблоньки, как невесты, стояли наряженные в белую фату, лесные фиалки фиолетовыми глазками улыбались из молодой зеленой травы. В чаще леса раскрывали свои колокольчики красавцы ландыши, и голова кружилась от их нежного запаха.

Но Каранарт и его воины были безразличны к этой красоте. Предводитель равнодушно смотрел, как топчет конь хрупкие фиалки, и лишь иногда по его безобразному лицу пробегала усмешка. Он представлял, как ворвутся его каменные воины в мирный аул, как черный дым пожара устремится в голубое небо, как потекут по зеленой траве кровавые ручьи. И эти мысли так распалили его черное сердце, что Каранарт пришпорил своего коня-великана и обогнал своих воинов. Долго мчался он по каменистой тропе над голубым Псекупсом, пока не перерезало ему путь узкое ущелье. Толстый ствол чинары, точно мост, был переброшен через ущелье, но Каранарт не решился верхом въехать на него.

«Подожду, когда мои воины сделают настоящий мост. Конь мой слишком тяжел для этой переправы, – подумал он. – А я пока пойду пешком, чтобы разведать дорогу…»

Спешившись, Каранарт перешел по стволу чинары и медленно направился по узкой тропинке. Ущелье змеей извивалось между каменными стенами. Говорливый ручей, бурля и пенясь, бежал по его каменистому дну, а сбоку пролегала извилистая тропинка. И вдруг ветерок, гуляющий в ущелье, донес шорох чьих-то легких шагов. Каранарт насторожился, спрятался в кустах орешника и стал всматриваться в глубину ущелья.

Из-за поворота вышел стройный мальчик в серой домотканой черкеске, с большим кинжалом у пояса. Яркий румянец играл на его смуглых щеках, большие темные глаза были глубоки, как озера, и сияли, словно весенние звезды. Мальчик нагнулся над ручьем, зачерпнул пригоршней воду и стал пить. Папаха упала с его головы – и вдруг две черные толстые косы окунулись в ручей.

– Девчонка! – прошептал удивленный Каранарт. Девушка засмеялась, и веселый смех ее, точно колокольчик, зазвенел по ущелью. Она вскочила на ноги, подобрала косы и уложила их, под папаху. Потом взглянула в глубь ущелья, и густые брови сурово сдвинулись. Прямо на нее, неслышно ступая по камням, шла волчья семья. Впереди легкой крадущейся походкой шел огромный белый волк. Он тащил большого горного тура. За ним, припадая к камням, скользила волчица. Она несла молодого орла. А последним бежал маленький серый волчонок. Его челюсти сжимали полузадушенного крота.

– Ого! Волки сейчас растерзают девчонку! Интересно будет на это посмотреть! – прошептал Каранарт и вдруг с удивлением почувствовал, что ему жалко незнакомую девушку.

Белый волк бросил свою добычу на камни, придавил ее лапой и проговорил:

– О дочь человека! Моя семья сегодня сыта, и мы не тронем тебя. Уходи скорее с нашей тропинки.

– Если вы сыты, то зачем вам эти жертвы? – сказала девушка. – Отпустите тура – он еще совсем молод! – Пусть орел свободно взовьется в голубое небо, а крот уползет в свою нору! Они хотят жить, а жизнь прекрасна!

– Ты глупая человеческая улитка, – прохрипел старый волк. – Я никогда не отпускаю своей добычи…