Страница 18 из 136
– Дмитрием.
– Так вот, поедемте-ка с нами, Митя. Поглядите своими глазами, как люди живут и работают. Где больше понравится - там и устроитесь.
– А что там ему понравиться может? - удивился Рябов, кончив крепить гайку и вытирая руки паклей. - Это тебе все нравится, да и то потому, что тут Оля.
Заметив, что Шатров нахмурился при упоминании имени Ольги, Рябов торопливо добавил:
– Не злись - шучу я. Кто же не знает, что ты у нас чистокровный романтик?
– Ну да что с ним говорить!… - сердито махнул рукой Шатров. - Дурачится парень. А вот посмотрели бы вы, как он паровоз топит!
– Да, что и говорить, топить я мастер, - не. без самодовольства подтвердил Рябов. - И ты не думай, Дмитрий, что это только физической силой достигается. Одним горбом не очень-то возьмешь; тут, милый мой, наука требуется…
– Ну ладно, хватит тебе хвастаться-то! - прервал Федора Шатров. - Вон главный кондуктор идет. Скоро поедем, наверно. А вы что же, Митя, поедете с нами, или как?
– Отчего же не поехать? - ответил Малиновкин. - Охотно поеду.
– Тогда я главного кондуктора попрошу устроить вас где-нибудь. А на паровоз не могу пригласить, не положено.
Минут через десять поезд тронулся. Малиновкин устроился на тормозной площадке рядом с главным кондуктором - высоким смуглым мужчиной средних лет. Голова у него была сильно вытянутая, стриженая, с острой макушкой, руки длинные, костистые. Фамилия его была Бейсамбаев. Сначала показался он Дмитрию неразговорчивым, но после того, как Малиновкин сообщил ему, что собирается работать в этих краях, стал и он кое-что о себе рассказывать, особенно же Шатрова с Рябовым расхваливать.
– Очень хорошие люди, понимаешь, - восхищенно говорил о них главный кондуктор. - От самой Волги в наше пекло приехали. Это же понимать надо! Я человек привычный, и то мне жарко, а с них сколько потов сходит? И потом - как работают! Не видел я, чтобы тут у нас кто-нибудь еще так работал. Нравится мне, понимаешь, такой народ - настоящие люди! Побольше бы таких приезжало. Очень нам такой народ нужен.
Прислушиваясь к голосу Бейсамбаева, Дмитрий посматривал по сторонам, изучая местность. Нужно было выполнить задание Ершова: определить, пройдет ли тут мотоцикл? Будто невзначай спросил об этом Бейсамбаева.
– Местность вполне проходимая, - ответил на это главный кондуктор. - У брата моего мотоцикл, так он все тут изъездил. Если есть у тебя машина - привози, большое удовольствие получишь. Хорошая тут природа у нас, красивая.
А Дмитрий смотрел на эту природу и думал невольно, что каждый, наверное, по-особому свою землю видит и замечает в ней такое, что чужой глаз не сразу подметит. Ему, например, степь вокруг показалась слишком уж обожженной солнцем, лишенной ярких красок, малопривлекательной. Из растительности бросались в глаза лишь белые султаны ковыля да невзрачный типец с узкими, наподобие щетины, листьями и жидкими, будто обтрепанными, метелками.
– Сейчас тут нет полной красоты, - заметив, что Малиновкин всматривается в степь, проговорил Бейсамбаев. - А ты посмотри, что тут весной будет делаться! Ранней особенно. Что такое палитра у художника, знаешь? Так можно смело сказать - вся степь наша как огромная палитра бывает. Всех цветов на ней краски, всех оттенков. Маслом я немного рисую, понимаю толк в красках. Это уж можешь мне поверить. Весной здесь у нас красуются синие и желтые ирисы, пестрые тюльпаны, пионы, золотистые лютики, белые ветреницы. А сейчас всю красоту солнце выжгло. Только одному ковылю всё нипочем.
Бейсамбаев, действительно любивший природу, вздохнул даже. Поезд между тем миновал две небольшие станции, останавливаясь на каждой лишь на несколько минут. Шел он довольно быстро для тяжелого состава, но ровные участки пути стали сменяться вскоре то подъемами, то уклонами. По сторонам дороги возвышались теперь пологие холмы, поросшие рыжевато-желтой травой, похожей на ворс старого, выгоревшего на солнце ковра.
В соответствии с местностью заметно менялось и дыхание паровоза. На подъемах оно становилось тяжелым, натужным, с каким-то бронхиальным присвистом. Темнел и дым, все с большим шумом вырывавшийся из трубы. Мрачнело лицо главного кондуктора.
– Достается ребятам, - сочувственно говорил он, кивая на паровоз. - Очень рискованный вес взяли сегодня, надорваться могут…
На одном из подъемов поезд и в самом деле так сбавил ход, что и Малиновкин стал волноваться за своих новых знакомых. А когда поезд прибыл наконец на последнюю станцию стройучастка, с паровоза спустился черный, как негр, и совершенно мокрый от пота Рябов,
– Ну что, Малиновкин, - весело крикнул он лейтенанту, - плохо разве мы поработали?
А Костя Шатров, такой же уставший как и все, но еще более счастливый, чем помощник его, никого не замечая, направился к платформе вокзала, на которой улыбаясь махала ему рукой высокая, стройная девушка в белом платье.
– Поздравляю вас, Костя! - приветливо проговорила она, протягивая Шатрову загорелую руку. - Такой составчик привели!
Она кивнула на поезд и продолжала:
– А я, знаете, специально пришла на станцию повидаться с вами. Что же это вы - из отпуска вернулись и не зашли даже, когда были тут у нас?
– Как вы могли подумать обо мне такое?! - удивленно воскликнул Шатров. - Повсюду искал вас, Ольга Васильевна! Но теперь не то, что прежде, - разве найдешь вас так скоро?… Говорят, вы главной помощницей стали у инженера Вронского? Работой, значит, перегружены…
– Да, работы хватает, - вздохнула Ольга. - Но ведь я люблю эту работу. Скоро мы около миллиона кубических метров породы поднимем на воздух. Целую гору! Ну, а вы что же не рассказываете, как время провели? На Волге, значит, снова побывали. Завидую я вам!
– Ольга Васильевна! - крикнул вдруг кто-то, и девушка поспешно подала руку Шатрову:
– Ну, ладно, Костя, увидимся еще попозже.
Снова встретились они только через полтора часа, когда паровоз Шатрова был уже приготовлен к обратному рейсу. Ольга, казалось, все так же была рада Константину, но теперь она была озабочена чем-то и на вопросы Шатрова отвечала рассеянно. А Костя хотел спросить ее о чем-то и все никак не мог решиться на это.
Они прошлись раза два вдоль состава с землеройными машинами, и, когда раздался короткий, но хорошо знакомый Константину свисток его локомотива (это Рябов подавал сигнал Косте, чтобы он поторопился), Шатров порывисто протянул руку девушке и воскликнул:
– Ну, прощайте, Оля! Не знаю даже, когда увидимся снова… И вот еще что хотелось опросить: говорят, этот инженер Вронский ухаживает тут за вами. Правда это?
Девушка смущенно улыбнулась, но не отвела взгляда от его печальных глаз.
– Не надо, не отвечайте, - заторопился Шатров, первым отводя свои глаза. - Так оно и есть, наверно… Пусть ухаживает… Пусть хоть все тут за вами ухаживают. Вы ведь… - голос его сорвался вдруг, и он перешел почти на шепот: - Только бы вы не вышли замуж за него. Не спешите… А я вас всегда буду любить, как бы вы ни относились к этому. И всюду пойду за вами… Куда бы вы ни проложили новую железную дорогу - я первым поведу по ней мой паровоз.
– Ну, а если возьму вдруг и выйду замуж? - засмеялась Ольга, озорно блеснув глазами.
Константин опустил голову и проговорил тихо:
– Все равно буду там, где вы, если только ваш муж разрешит вам новые дороги строить.
Снова раздался паровозный свисток, на этот раз уже громче, настойчивее. Ольга протянула руку Константину и проговорила растроганно:
– Лучших друзей, чем вы, Костя, и не бывает на свете…
МАЙОР ЕРШОВ ТЕРЯЕТСЯ В ДОГАДКАХ
Когда лейтенант Малиновкин вернулся в Перевальск, было совсем темно. Старушка его уже спала, но в доме напротив, в комнате Ершова, еще горел свет и окно было открыто. Проходя мимо, Дмитрий заглянул поверх занавески и, увидев майора, сидевшего за книгой, незаметно бросил ему на стол заранее заготовленную записку. Сделал он это без опаски, так как знал - раз окно открыто, значит, в комнате никого, кроме майора, нет. Так они договорились заранее.