Вавилон

Для них не было тайной, что верховный военачальник царской армии, непобедимый Набусардар, отправился на поиски персидских лазутчиков и вернулся ни с чем. Знали они и о том. что Набусардар отдыхал под деревьями в Оливковой роще и беседовал с пастушкой по имени Нанаи из Деревни Золотых Колосьев.

Черная магия была тут ни при чем — о поездке Набусардара им сообщил их тайный приспешник Сан-Урри, помощник верховного военачальника по вавилонскому гарнизону. Только ему было известно намерение Набусардара накануне его отъезда из Вавилона.

Жрецы немедля держали совет в подземном святилище Мардука. Это совпало с приготовлениями Эсагилы к встрече важных паломников из далеких краев, которые шли поклониться великому Мардуку и божественному Набу.

Совещанию предшествовали богослужения в храме покровителя Священного Города.

Между колоннами курились благовония в чашах из драгоценных металлов, аромат кадильниц наполнял жилище бога. В высоких золотых подсвечниках горели свечи, на стенах мерцали масляные светильники. По мраморному полу тянулся ковер. У алтарей стояли резные скамьи из ливанского кедра с золотой жертвенной утварью и искусно литыми фигурками богов. У стены против входа, в самом конце необозримого зала, светилась статуя божественного Мардука из чистого золота, подавляющая своими гигантскими размерами.

Перед статуей молился верховный жрец Исме-Адад, в то время как верующие готовились к принесению даров. Жрецы совершали ритуал очищения алтарей от мирской скверны, чтобы Мардук не отверг приношения.

Верховный жрец поднял руки, и толпа принялась бить поклоны во славу бога. Одни только касались земли лбами, другие в религиозном исступлении целовали мраморные плиты пола.

Все верующие склонились к ногам Мардука, лишь двое продолжали стоять. Они обменялись взглядом с Исме-Ададом.

Эти двое были персидскими жрецами, прибывшими в качестве послов храма Ормузда из Экбатаны для участия в совете жрецов в подземном святилище.

Храмовый евнух трижды ударил в священный гонг, верующие поднялись и потянулись к алтарю со своими дарами.

Персидские паломники направились прямо к верховному жрецу и сообщили, что тоже хотят передать свои золотые дары.

Верховный жрец выслушал их и предложил следовать за ним.

Рабы отдернули дорогие шерстяные занавесы, и процессия двинулась. Впереди выступал Исме-Адад в белом облачении, с золотым жезлом в руке, за ним жрецы высшего сана, следом шли низшие служители храма и. наконец, два перса со шкатулкой из черного дерева, в которой лежал дар для Мардука.

Так они проследовали через анфиладу залов, пока не остановились перед входом в тайную обитель самого бога, куда, кроме верховного жреца, никто не смел заходить. Здесь жрецы свернули в сторону и удалились, а персидские паломники остались наедине с Исме-Ададом. Исме-Адад принял от персов дары, поместив их в священный тайник, в котором насыщаются божественные уста Мардука и где он облекает в одежды свое тело. Затем через длинные и темные комнаты он повел гостей потайным ходом, заканчивавшимся у ворот башни Эгеменанки.

Казалось, никто не усмотрел ничего особенного в приходе двух паломников из царства Кира, которое ныне считалось опаснейшим врагом Вавилонии. Однако среди жрецов, прислуживающих перед алтарем золотого бога, был один, по имени Улу, который был предан больше отчизне, чем Мардуку. Он обратил внимание на то, что чужеземцы не преклонили колен по знаку верховного жреца, — это было явным святотатством. От него не укрылось также, что, несмотря на это, Исме-Адад принял их весьма ласково. Нетрудно было догадаться, что это были не простые паломники. Он проследил и за тем, вернутся ли дарители золота обратно в храм. Выждав за колонной на лестнице, он отчетливо видел, как верховный жрец исчез вместе с пришельцами в потайном ходе, ведущем к башне Эгеменанки.

С теми же чужеземцами Улу встретился потом ночью на совете жрецов, в подземном святилище. Его обязанностью было записывать мнения собравшихся. Он подготовил также тексты договора, поскольку хорошо знал язык персов и их письмо. Один текст он составил на древнем шумерском языке, которым пользовались теперь только ученые и жрецы, другой — на персидском, родном языке экбатанских гостей.

Совещание началось около одиннадцати часов ночи.

Ключи от святилища хранились в статуе Мардука, и, кроме верховного жреца, к ним никто не смел прикасаться. Произнеся пароль, верховный жрец открывал двери и, прежде чем войти, шесть раз подряд чертил в воздухе знак божественного Мардука: треугольник со вписанным в него кругом. Число шесть считалось священным у халдеев.

Помещение имело овальную форму, вдоль стен на подставках стояли светильники, соединенные пробитым в толще стен невидимым желобком для масла. У наружной двойной стены — чтобы любопытным невозможно было подслушивать происходящее в святая святых Эсагилы — находилась лестница. В проходе под лестницей жил раб с отрезанным языком, который не мог ни с кем поделиться услышанным здесь. Он поддерживал вечный огонь в этом подземелье. Приток масла в светильники регулировался, с помощью специальных заслонок усиливалась или уменьшалась яркость пламени. Раб был обучен тайным приемам, с помощью которых в подземном святилище творились «чудеса». Он внимательно следил за возгласами, заклинаниями и жестами верховного жреца, поражавшего присутствующих на тайных совещаниях своей божественной мощью.

Верховный жрец вышел на середину зала и воздел руки:

— Взываю к тебе, создатель мира и покровитель Вавилона, делающий его несокрушимым. Взываю к тебе, всемогущий Мардук, и молю тебя укрепить наши мысли своей мудростью, ибо человеческий разум слаб. Взываю к тебе. вездесущий, всевидящий и всеведущий, и молю тебя светом очей своих дать знак, что слуги твои поступают в согласии с тобой, что их мысли родятся из твоих мыслей и что их устами говоришь ты сам.

И тут же все светильники разом вспыхнули, изрыгнув желто-зеленые языки пламени, столь ослепительные, что присутствующие поневоле зажмурились.

— Будь благословен, вседержитель, тело которого сияет, как солнце, ибо оно — из чистого золота, — провозгласил верховный жрец.

После этих слов языки пламени стали уменьшаться, пока, наконец, вновь не замерцали слабым, неярким светом.

Лишь теперь присутствующие смогли оглядеться. Всего их было два раза по шесть, то есть двенадцать. Этого требовали стены святилища, на которых были начертаны поучения и заповеди. Путем последовательного соединения первых слов в строчках, затем вторых, третьих и так далее, по ним можно было предрекать великие исторические события, ожидающие державу. Уже несколько дней Исме-Адад в глубокой тайне пробовал расшифровать предсказания, но результаты пока были неясными. В конце концов Эсагила решила принять экбатанских братьев, которые должны были прояснить грядущий ход вещей. Персидских поверенных пригласили на совет.

Присутствующие, облаченные в черные длинные мантии, сидели по кругу на двенадцати скамейках.

Исме-Адад произнес приветственное слово и затем попросил братьев из Экбатаны поведать, с чем они прибыли в Вавилон.

— Могущественная Эсагила призвала нас, — начал первый перс, — чтобы мы познакомили ее с планами верховного царя Кира.

«Верховного царя Кира», — повторил про себя Исме-Адад, с трудом сдерживая возмущение дерзким выпадом наглого перса, потому что существовал лишь титул верховного жреца. Однако внешне он ничем не выдал себя.

— Положение нашей страны, — продолжал перс, — в последние годы изменилось таким образом, что если до сих пор мы влачили чужеземное иго…

Кое-кто из вавилонских жрецов нахмурился, так как это могло быть намеком не только на ассирийское, но и халдейское владычество.

Перс спокойно пояснил:

— Я не случайно подчеркиваю, что если до сих пор мы влачили чужеземное иго, то ныне благословенное правление бессмертного Кира превратило нашу малую страну в великую державу мира.

Великой державой мира могла называться лишь Вавилония, поэтому, подобно змее. это заявление ужалило жрецов Эсагилы и возмутило их мысли. Но их собственные интересы требовали не выдавать того, что творится у них в душе.