Страница 3 из 27
Потом Колдунная Владычица зашагала вдоль шеренги изваяний, а мы – за ней, и она внимательно осмотрела каждое изваяние. А потом поведала нам, что в изваяния превратились люди, которые вторглись без разрешения на ее землю, да еще и нарушили – хотя она предупреждала их об мучительной каре за это – ее предостережения. Она сказала, что может превратить в изваяния и нас, если мы тоже ослушаемся ее предостережений. Как только она это сказала, я, конечно, тут же объявил ей, что жить в ее джунглях слишком опасно и мы лучше сразу уйдем, чтобы избавить себя от риска сделаться изваяниями. Но она в ответ раздражилась до самой свирепой дрожи и сказала, что раз уж мы попали к ней в джунгли, то неважно, хочется нам этого или нет, а без испытания ока все равно нас не отпустит и, если мы попытаемся уйти, превратит в изваяния мгновенно и навеки.
Тут нам стало страшно опять и вдвойне, или не осталось ничего другого, кроме как покориться ее словам и не нарушать предостережений. А она, без всяких дальнейших разговоров, оседлала заклятого по ее мести страуса и скрылась вместе со своими птицами, которые оглушительно щебетали, на узкой ухабистой тропе за хижиной, где нам предстояло теперь жить. Притом скрылась она через несколько секунд – гораздо раньше, чем ее заслонила от нас хижина. Сгинула ли она нежданно для себя или колдунно исчезла по собственной воле, мы понять не смогли и на этот раз испугались до окончательного ужаса, или втройне.
Когда Колдунная Владычица исчезла, я снова подошел к изваяниям. И рассмотрел их, чтоб утолить свое удивление, с великим страхом, но очень пристально, А рассмотревши, ясно увидел, что они точь-в-точь похожи на людей, хотя тела у них как бы из глины. И они, если до них дотронуться, излучали тепло, будто наполненные живой кровью обыкновенные люди. А иногда мне даже казалось, что они как бы моргают или шевелятся. И я почти уверился, что они как бы отчасти живые, хотя отчасти все-таки из глины. А еще меня поразило множество изодранных хлыстов, которые валялись вокруг изваяний на земле, и я понял, что Колдунная Владычица бичует их как хочет и когда захочет.
Приметивши все обстоятельства про изваяния, я вернулся в хижину, и мы с Алаби бессловесно сели у окна, подпирая – каждый – свои подбородки левой ладонью, и принялись рассматривать окрестные джунгли, безмолвные, словно кладбище, где царствует самая мертвая тишина. Потом, чтобы изгнать хотя бы ненадолго наши страхи и печаль, я вышел из хижины, собрал вокруг нее немного дров и вернулся обратно. А когда вернулся, растопил камин, или очаг. Мы с братом уютно пригрелись у очага, наши страхи и печали на время развеялись, так что нас уже не угнетали тихие, будто кладбище, джунгли. Мы вышли из хижины, нарвали в ореховой чащобе множество спелых орехов и вернулись. А вернувшись, запекли орехи на огне, чтобы в полное свое удовольствие полакомиться колой. Но едва мы начали есть, все изваяния, к нашему ужасу, в тот же миг стали как бы просить у нас еды – будто их тоже мог изводить голод.
После наступления ночи, или беспросветной темноты, мы разожгли перед хижиной большой костер, чтобы не спать в беспросветности, и спокойно уснули. Но на другое утро я сразу заметил Колдунную Владычицу, которая подъехала к хижине на заклятом по ее мести страусе. Громкий щебет птиц разбудил и Алаби, потому что до этого он еще спал. А Колдунная Владычица, увидевши, что мы по-прежнему в хижине, направила заклятого страуса прямо к изваяниям, и когда слезла с него сама, то сняла у него со спины большую связку хлыстов. Их было в связке больше, чем сто. Алаби и я перепуганно вскочили и стали устрашенно смотреть, как она взяла один из хлыстов и подступила справа к шеренге изваяний. И она принялась беспощадно их бичевать. Она бичевала каждое изваяние справа налево и с ног до головы, пока не изодрала все хлысты. А когда бичевала, презрительно хихикала, издевательски смеялась и безжалостно хохотала. Да притом еще сварливо ругала и оскорбительно поносила каждое изваяние, хотя они как бы рыдали в мольбе о пощаде.
Когда все хлысты окончательно изодрались, Колдунная Владычица влезла на заклятого страуса и сразу уехала. А изваяния, к нашему горестному страху, как бы стонали после ее отъезда чуть ли не два часа.
Около семи часов утра мы поели орехов колы, взяли наши кинжалы и отправились к самой близкорастущей возле нашей хижины пальме. Мы срезали множество тонких пальмовых веток, и мы сплели из них несколько больших корзин. И пошли с корзинами в ореховую чащобу. Нарвавши там орехов колы и когда они были очищены, мы положили их в корзины и возвратились к своей хижине.
На следующее утро мы с рассвета ждали, что Колдунная Владычица приедет бичевать изваяния, но она в то утро не приехала. Прождавши ее до девяти часов, чтобы увидеть, как она будет их бичевать, мы убедились, что ее нет, и отнесли корзины с орехами колы, как она разрешила нам заранее, на ближайший базар. Мы, конечно, с огромным интересом собирались увидеть этот знаменитый базар, потому что такого знаменитого базара не должно быть возле потаенных мест вроде джунглей Колдунной Владычицы. Ну и, конечно же, люди там оказались совсем особые по сравнению с нами, или обычными людьми, а по своему поведению, и разговорам, и привычкам – очень подозрительные для нас.
Но мы, к нашей радости, продали орехи колы за вполне нормальные и хорошие деньги. На вырученные от продажи деньги мы купили ямса и множество всяких других продуктов для еды, а когда вернулись, вырыли в углу нашей хижины поместительную яму. Мы поместили туда оставшиеся у нас после покупок деньги и прикрыли яму плоской доской. Эта яма должна была служить нам как сберегательный сейф. А потом мы стали с нетерпением дожидаться, когда снова откроется базар, который торговал там один раз в пять дней.
И мы старались даже не думать о яме возле изваяний, потому что Колдунная Владычица запретила нам заглядывать туда, а нарушать ее предостережение мы боялись и не хотели.
Но на четвертый день Колдунная Владычица опять приехала к нашей хижине со связкой хлыстов. Она принялась бичевать изваяния и безжалостно бичевала каждое из них, пока снова не изодрала все хлысты. А я, увидевши, с какой беспощадностью она их бичевала, выскочил незамеченно для себя за порог, упал перед ней на колени и стал со слезами умолять ее сжалиться над несчастными изваяниями. Но она, к моему изумлению, так разъярилась, что плюнула мне прямо в глаза и с великой злобой проговорила:
– Вы оба тоже, конечно, скоро обернетесь изваяниями!
Едва Колдунная Владычица проговорила эти слова, я так испугался, что мгновенно вскочил на ноги и бегом возвратился в хижину. А она, глумливо исхлеставши все изваяния до полного своего удовольствия, влезла на страуса и сразу уехала в сопровождении птиц, которые с оглушительным щебетом кружились над ее головой.
Мы прожили у Колдунной Владычицы около двух лет и, когда накопили достаточную сумму денег, начали с радостью собираться домой. Но, к несчастью, наша младшая сестра Ашаби, которую мы оставили присматривать за родителями, ушла как раз в это время из дому. Она решила разыскать нас, потому что родителям захотелось повидаться с нами, а они даже не знали, живы мы или съедены дикими зверями, зарабатываем ли на чужбине деньги или сгинули, заблудившись в джунглях. Родители наказали Ашаби непременно привести нас домой – хоть с деньгами, хоть без денег и где бы мы ей ни встретились.
Однажды утром, заглянувши в своих скитаниях на базар, она увидела нас за продажей орехов колы. Мы-то, конечно, когда она обратилась к нам с приветствием, поначалу не признали ее за сестру, потому что едва ли она могла прийти, как нам казалось, на такой дальний, опасный и потаенный базар. Но когда она открылась, мы сразу ее вспомнили и радостно заключили в братские объятия. А потом вскоре ушли с базара – гораздо раньше, чем обычно, – и вернулись на радостях в нашу хижину…
А теперь, друзья, уже поздно, и я завершу свой рассказ о моем первом путешествии завтра вечером.
После этого жители деревни допили остатки пальмового вина, спели несколько песен и немного поплясали, а потом разбрелись по домам.