Страница 23 из 27
Бог грома решил явить нам сверхмогущество своих божеств и, взявши одну из тыкв, которая висела перед нами…
…Она висела перед божествами, вся заляпанная кровью жертвенных животных и сплошь облепленная перьями петухов и кур, которых приносили в жертву божествам, а по форме – наподобие пивной бутылки. И, прежде чем ее когда-то закупорили, туда положили несколько крупных камней…
…Так вот, взявши эту сплошь окровавленную тыкву, Бог грома стал ее трясти, а сам что-то быстро ей говорил. Но говорить ему пришлось недолго. Через несколько секунд небо, нам на страх, закрыли густые грозные тучи, разразившиеся еще через несколько секунд грозовым дождем, и, едва пошел дождь, мы увидели жену Бога грома – в другом чертоге Святилища – со своей собственной тыквой, немного отличной от тыквы мужа. Тыкву она держала в правой руке, а левой рукой вынула из глиняного кувшина, который стоял перед ее божествами, медное топорище с двумя лезвийцами на конце. Лезвийца были в форме обычных топориков, но короче. И пока ее муж сотрясал свою тыкву, на небе грохотал гром, полыхавший беспрестанными молниями, но, когда она подняла обоюдолезвый топор, молнии с ослепительным блеском начали врываться в Святилище, и они мгновенно насаживались на оба лезвийца топора, а Ойа, жена Бога грома, спокойно стряхивала их в глиняный кувшин. (Так, между прочим, ей удается утихомирить своего мужа, Сонго, если он мечет от ярости громы и молнии.)
Сонго ярился все сильнее, и он все яростней тряс свою тыкву, и молнии все ослепительней, с ужасным громом, озаряли Святилище, но Ойа по-прежнему ловила их на свой двухлезвийный медный топор, и через несколько минут ее муж успокоился, повесил тыкву перед своими божествами, так что молнии перестали сотрясать небо и Святилище, а Ойа в свою очередь тоже повесила тыкву на ее обычное место перед своими божествами, и грохочущая гроза с неистовым ливнем быстро затихла.
Мы очень любопытственно наслаждались этим зрелищем богов. Нам показали в Святилище и еще немало чудес. Но вечером мы снова вернулись во дворец. А на другое утро, при нашем прощании с громотворным семейством, муж (Сонго, или Бог грома) подарил нам четыре черные таблетки, которые придавали человеку иное, чем его собственное, обличье, если их проглотить. А жена (Ойа) одарила нас четырьмя красными таблетками, возвращавшими человеку его прежний облик, во что бы он до этого ни превратился. Мы вознесли громотворным богам великую благодарность и отправились обратно в Ифе.
Добравшись на третий день до Ифе и поскольку нам не хотелось там задерживаться, я объявил вечером привратнику, что поутру мы пойдем дальше. Он было посоветовал нам весело отдохнуть в его компании еще несколько дней, но я сказал, что мы хотим попасть, куда собирались, как можно быстрей. Тогда он согласился проводить нас к входу в Подземный город на следующее же утро, а вечером помолился о нашей удачной доставке к месту назначения и благополучном возвращении в родную деревню.
Волосатый великан и волосатая великанша
Развлечения девятого вечера
Вечером жители деревни собрались перед моим домом даже раньше всегдашнего. Поскольку им не терпелось дослушать историю шестого путешествия. Когда их всех угостили вином, я заговорил так:
– Наутро, или перед уходом, Главный погранично-городской привратник захотел осмотреть наше дорожное вооружение. А увидевши мой кинжал, мое ружье и кинжалы моих спутников, разразился громким смехом. Он объяснил нам, что такое оружие окажется бесполезным среди опасностей Подземного города, и особенно – при встрече с Волосатыми великанами, которых мы никак не минуем в пути. Но, поскольку Главный привратник был добрым привратником, он одарил нас луками со множеством отравленных стрел. После этого я попросил его показать нам невидимую дорогу к Подземному городу. И он протянул руку в сторону одного отдаленного дома, который, несмотря на большое расстояние, все же можно было разглядеть.
Дом этот, если его можно так назвать, узкий и длинный, словно труба. Значит, он был построен (из глины) больше двухсот лет назад. Вход в него очень тесный и устлан опавшими листьями. А значит, им пользуются очень редко. Тем более что он завален еще и тяжелым камнем, который не под силу отвалить даже целой сотне людей. А сверху на доме – маленькая круглая дырка, откуда постоянно подымается к небу дым.
Нам стало очень безотрадно, когда привратник сказал, чтоб мы шли к этому дому и, трижды поклонившись у входа, постучали в тяжелый камень, который заменял там дверь. Но так или эдак, а поблагодаривши доброго привратника и попрощавшись с его семьей, мы удрученно отправились к далекому дому. Минут через тридцать быстрой ходьбы мы остановились у входа в дом. Потом три раза поклонились, и я постучал по дверному камню. Вскоре явилось множество рук, которые отвалили тяжелый камень от входа, и послышался дряхлый голос, предложивший нам войти. Но мы не заметили, к нашему удивлению, ни тел от рук, отваливших камень, ни человека при голосе, предложившего нам войти.
И все-таки я отважно вошел, а мои друзья в страхе последовали за мной. Вскоре нам открылась длинная лестница, которая уходила глубоко под землю. И мы начали спускаться. А через час добрались до коренной земли подземелья. Пока мы стояли там и со страхом озирались, думая увидеть Иной мир, к нам подошел человек средних лет от рождения и в черной одежде. Он сказал, что нас ждут. Тогда я вкрадчиво спросил:
– Кто?
И человек в черном ответил:
– Мой отец, Хранитель здешнего мира.
Мы пошли за этим человеком с надеждой, что его отец где-нибудь поблизости. Но шли около двух часов, а пришли к высокой скале. И, не мешкая, поднялись на вершину скалы.
Мы поднялись на вершину скалы и увидели старика в деревянном кресле. А его сын, или наш провожатый, после того как мы подошли к его отцу и приветственно поклонились ему, ушел в свой дом неподалеку. Вот поклонились мы его отцу, и он (отец) предложил нам сесть – на камни перед его креслом, которые лежали там как сиденья для гостей. Севши, я сразу же принялся зорко наблюдать за наружностью этого старика и окрестными обстоятельствами. Сам старик был такой старый, что уже опоздал умереть, или пережил свою смерть. Все мускулы на его теле давно изработались в ничто, и если он вставал, то не отличался от самой тонкой сухой палочки. Оба глаза у него усохли до почти полной неразличимости. Щеки глубоко ввалились, но все зубы были целы. Он вытянул ноги вперед, будто не мог ими пошевелить. А испугала нас его борода, которая спускалась к земле и достигала в длину десяти футов, хотя на голове у него вместо волос рос редкий пух. По левую руку от старика лежала громадная игуана, а по правую – огромная змея. Такую змею один человек даже с места бы не сдвинул. Но мне, конечно, было неведомо, какую помощь могли оказать старику эти пресмыкаю-щие себя существа. Да и едва я начал примечать окрестные обстоятельства вокруг старика, он внезапно сказал:
– Так это вы, как я понимаю, стучались в дверь?
А когда я подтвердил, что, дескать,
– Мы, —
он спросил:
– И куда же вы идете?
– В город, где много богатств, – ответил я.
– Зачем? – спросил старик.
– За богатствами, – ответил я.
– За богатствами? – удивленно переспросил старик. И я, без всяких колебаний, громко подтвердил:
– Вот именно!
Тут старик поднял взгляд к подземному небу, сколько-то минут поразмышлял, а потом сказал:
– Жаль, что вас убьют Волосатые великаны, когда вы подниметесь на их утес.
Услышавши такое сожаление и когда старик умолк, я спросил его, нет ли впереди какого-нибудь иного пути. Но он ответил, что под землей есть только один-единственный путь. Некоторых из нас очень испугал ответ старика, и они сразу же захотели вернуться домой, или назад. Но старик поспешил им объяснить, что под землей, если уж человек туда попал, можно идти только вперед. А после нашего молчания – потому что все мы, как один, молчали, пока он снова не заговорил, – старик спросил, знаем ли мы его. На что я уважительно ответил ему: