Низвергающий в бездну

— Ты помолчишь или как? — устало спросил Дерри. — У меня хватило бы силы и ума выбраться вслед за Стиком и Диром, только вот позволь задать тебе один пикантный вопрос, а ты бы что делала? Сидела и рыдала в одиночестве? Так мы вдвоем, и я рано или поздно найду возможность вытащить нас отсюда. А сейчас будь добра, все же помолчи хотя бы чуть-чуть, я думаю.

Анет заткнулась и промолчала, наверное, минут пять, но дальше природное любопытство взяло свое, и девушка снова открыла рот.

— Дерри, а за что они нас забрали? Меня-то, ладно, за браслет (знала бы, в какие неприятности из-за него попаду, ни за что бы, не одела). А ты-то чем им так сильно не угодил? Они тебя боятся, хотя нет, это я неверно сказала, скорее опасаются. Что ты такое натворил?

— Да, так. Это длинная история, к тому же мне бы не хотелось говорить на эту тему. Давай как-нибудь в другой раз, а?

— Ну, уж нет, — заупрямилась Анет. — Рассказывай мне сейчас, а то скучно и опять хочется плакать. Тем более, нам некуда спешить. И, вообще, у меня создалось впечатление, что тебя они схватили с большей радостью, нежели меня. Мня взяли, как некий довесок к тебе. Так, что, рассказывай!

— Ладно, так и быть, — Дерри недовольно вздохнул, он явно не горел желанием затрагивать неприятную для него тему. — В силу определенных не очень приятных обстоятельств я очень рано ушел из дома, а точнее, меня просто выжили. Жрать было нечего, а жить не на что. Я начал потихоньку воровать, сначала для того, что бы просто прокормится, а потом все больше и больше и так до тех пор, пока меня не засекли люди Сарта. А засекли они меня только после того, как я стащил у одного из них весьма крупную сумму денег. Они могли убить меня на месте, но их настолько поразило то, как я виртуозно залез в их карманы, что меня отмыли, приодели и забрали к себе.

Сарт был в не себя от радости. Ему попался идеальный материал — ловкий, красивый, с хорошими манерами, обозленный на весь мир подросток, к тому же еще и ксари.

— Ксари? — переспросила Анет. — А это что?

Дерри задумался, пытаясь как бы объяснить это ставшее нарицательным понятие (встречаются же совсем дремучие люди).

— Ксари — это древняя раса, ну на пример как эльфы или гномы.

— То есть ты не человек? — с тихим ужасом выдохнула Анет.

Парень дернулся как от удара, но постарался не показать, что вопрос Анет задел его за живое. Он сам не знал, кто он. С одной стороны ксари были ближе людям, чем любая другая из существующих рас, и, тем не менее, именно ксари, вызывали сильнейшую людскую ненависть.

— Древняя раса? — уже спокойнее произнесла Анет, — а что вы так сильно отличаетесь от людей? Почему Сарт обрадовался, заполучив тебя?

— Нет, мы практически не отличаемся от людей ни физически, ни генетически. Просто мы сильнее и выносливее, на нас не действует магия, и для нас не существуют практически никакие засовы и замки. Ну, корме тех, конечно, что на нас и рассчитаны, например, как эта дверь.

— Здорово, — Анет проигнорировала последнее замечание Дерри. — Значит, ты что-то вроде супермена. Вроде бы и по всем признакам человек, но на порядок лучше. Тебе, наверное, трудно пришлось в детстве? Людская природа такова, что мы всегда тихо ненавидим тех, кто чем-то лучше нас. А уж если это превосходство определяется не личными качествами, а видовой принадлежностью, тогда… да, не завидую я тебе. Слушай, а вас еще не объявили вне закона? Ну, это я так к слову. Ты мне лучше рассказывай, что было дальше.

Дерри вздохнул, поражаясь непосредственности девушки. Только, что она с ужасом смотрела на него, как на какое-то чудовище, потом как щенок восхищалась его суперменскими качествами, дальше успела пожалеть его в частности и всех ксари вообще, весьма точно подметив их положение в мире, и вот уже готова слушать занимательную сказку дальше. Да, пожалуй, ее восприятие его несколько отличалось от восприятия других представительниц прекрасного пола. Все девушки относились к нему как не прирученному животному. Подойти страшно, а проиграться хочется. Вначале он приходил в ярость оттого, что его считали опасной игрушкой, а потом ему стало все равно. Все чувства ушли куда-то вглубь, вырвавшись наружи лишь однажды.

— Ну, ты будешь ли мне рассказывать, что было дальше. Ты супермен попал к Сарту в его преступный синдикат, а дальше? — прервала размышления Лайтнинга Анет.

— А дальше было обучение. Мои навыки совершенствовались и оттачивались под руководством лучших учителей синдиката. Особенно радовался мой наставник — Адольф фон Дъюринг, мозг синдиката Сарта. Именно он придумывал самые громкие преступные операции в истории Арм-Дамашской империи. Он не мог нарадоваться моим успехам. Даже когда остальные педагоги вздрогнули, поняв какое совершенное орудие смерти создали и стали предусмотрительно обходить свое творение стороной, он постоянно был при мне, заставляя упражняться не только в боевых искусствах и кражах, но и в логике, риторике, изучать ораторское искусство. Из меня вышла супермашина: вор — который мог украсть что угодно и у кого угодно; киллер — готовый расправиться с жертвой любым способом угодным клиенту будь-то нож, пуля, вилка в глаз и фен в ванную. Я стал самым дорогим членом синдиката. Мне давали самые сложные и выгодные задания. Меня брали на все светские мероприятия и дочки высокопоставленных чиновников, министров и лордов падали к моим ногам, готовые принести мне все, начиная от казны своего папочки заканчивая его головой. В общем, со мной в синдикат пришел золотой век. Не обремененный моральными принципами ксари брался за задание любой сложности, и ничто не могло его остановить. Мои работодатели только и делали, что набивали свои карманы. Впрочем, Сарт не забывал и меня. Он учел все: я ни в чем не нуждался, и в то же время полностью зависел от него, живя, словно во сне, призрев все идеалы и принципы, которые впитал еще в детстве. Нет, я их не забыл, просто они отошли на задний план под блеском славы и ощущением непобедимости. Я чувствовал себя едва ли не богом, которому подвластно все, не понимая, что являюсь лишь пешкой в грязных руках умудренных жизнью игроков. Машина работала без перебоя. До определенного момента. Да, Сарт учел все за исключением одного. Ему просто не пришло в голову, что у ксари — то есть говорящего животного, которым, по его мнению, являлся я, есть чувства. Произошла вполне банальная для моего возраста вещь — я влюбился. На вершине своей славы я встретил ее. Не буду говорить, что она была красива как ночь и так далее. Скажу только то, что для меня не существовало никого кроме Лины. Я никогда не думал, что любовь может быть такой всепоглощающей. Я хотел быть с ней постоянно. Любила ли она? Нет, скорее позволяла себя любить. Я не видел преград на нашем пути, не замечал и не хотел замечать, косых взглядов приятелей, тягучего молчания Адольфа. И вот, в один прекрасный момент я узнал, что Лина любовница Сарта. Я был в бешенстве, три дня я буйствовал, а на четвертый милостиво сообщил, что прощаю ее. Она пыталась объяснить мне, что это конец, что нам не следует быть вместе. Пришел Адольф, который прозрачно намекнул мне на то, что это чужая собственность, и я слишком высоко замахнулся, но мне все было нипочем. Сарт об этом пока не знал и никто не хотел ставить его в известность. Адольф готов был все замять, Лина боялась нашего босса до смерти. Мне же было все равно. После того как наставник ушел, я поставил Лине ультиматум: либо она бежит со мной, либо я все рассказываю Сарту. Я не оставил ей выбора, напуганная до смерти, она конечно же выбрала побег с призрачной надеждой на спасение. Чувства застилали мне глаза: убитая любовь, ярость, надежда. Если бы я не действовал напропалую, все могло бы быть иначе. Нас схватили практически сразу же, я же говорю, что не мог связно соображать и не скрывал свой побег. Покидал вещи и деньги в чемодан, схватил Лину и рванул в ближайший отель. Там нас и нашли, ее убили прямо у меня на глазах, так как я убивал не раз — медленно и мучительно. Сарт, таким образом, хотел раз и навсегда поставить меня на место, показав, как мало я значу в этой жизни. Смерть Лины должна была заставить умереть мои чувства и превратить меня обратно в бессловесного раба, совершенную машину для убийств. Но это жестокое и бессмысленное убийство произвело совсем другой эффект. У меня внутри все словно перевернулась. Сколько раз я сам доставлял такую же боль, какую испытывал сейчас. Сколько убил людей, виновных столь же сколь была виновата Лина. Она пострадала за мои грехи. Я ради своего удовольствия заставил ее бежать, чтобы потом ее убили ради моего усмирения. Увидав мертвое тело девушки в луже крови, я словно с цепи сорвался. Я боролся за справедливость в мире единственным доступным и понятным для меня способом, вырезая приспешников Сарта десятками. Из опоры и надежды синдиката я превратился в его головную боль. О Господи, скольких я убил прежде, чем понял, что это не вернет ее. В любом случае это произошло, после того как Сарт вышел из себя окончательно и объявил на меня охоту. Из карателя и вершителя справедливости я превратился в жертву.