Страница 31 из 32
Бастион молчит, как бы пристыженный. Потом обращается ко мне, защищая свое ружьишько:
— Из этой эспингарды когда-то убили ягуара. Вот они могут подтвердить.
— Да, да! — свидетельствует Жолико.
— Гм, гм… — бормочу я в знак согласия.
Быстрины оказываются теперь менее приятными, чем раньше, когда мы плыли по течению. Приходится изо всех сил грести против течения. Через некоторое время Бастион ложится на дно лодки: у него болит голова. Потом его начинает душить кашель, мучающий беднягу каждый день. Ясно — туберкулез.
Чтобы облегчить работу гребцов, Бастион и я вылезаем по пути в каком-то маленьком заливчике и старой тропинкой через лес идем в тольдо. Индеец чувствует себя лучше и через некоторое время прерывает молчание:
— Есть ли у тебя лекарство против моего кашля?
Бедный Бастион!
— Нету! — откровенно отвечаю я.
Но его уже мучает другой вопрос — более важный, чем здоровье. Речь идет о доброй славе его ружья. Бастион снова обращается ко мне, пристально и вопрошающе глядя мне в глаза.
— Веришь ли ты, что мое ружье бьет хорошо?
— В моей стране, — чтобы утешить его, говорю я, — есть пословица: человек стреляет, а великий дух пули носит.
— Это правильная пословица. Но ты в самом деле веришь, что моя эспингарда хорошая?.. Веришь?
— Верю.
— Это хорошо! — отвечает Бастион тихим, мягким голосом.
Под вечер мы приходим в тольдо. Бастиона я веду прямо к нам в хижину и отмериваю ему и себе по несколько десятков капель валерианки. Затем Пазио угощает нас шимароном.
— Ты еще чувствуешь себя усталым? — спрашиваю индейца.
— Уже нет.
Помолчав немного, он спрашивает:
— Хочешь ли ты, чтобы я сегодня еще что-нибудь лепил или могу отложить это до завтра?
— Поступай, как хочешь. Пожалуй, начни завтра.
— Начну завтра! — говорит он со вздохом облегчения.
Глаза его улыбаются… Эти черные, немного усталые глаза похожи на глаза серны, которую он сегодня убил.
Заманчивое предложение
Мы сидим как обычно в доме капитана Зинио. Мы — это старшины тольдо: Зинио, Бастион, Тонико, Жолико, еще двое пожилых индейцев, Пазио и я. Ведем немногословную беседу и пьем шимарон.
Внезапно Зинио обращается ко мне и торжественно произносит:
— Мы убедились, что ты хороший человек и любишь нас.
— Разумеется! — отвечаю я.
— Ты познакомился с нашей жизнью и работой. Тебе нравится то большое поле, которое освободило нас от голода и от всяких случайностей. Однако, несмотря на то что мы нашли способ обеспечить свою жизнь, мы понимаем — будущее наше все еще очень ненадежно. Мы знаем, что если сюда доберутся белые, они отнимут у нас все леса, а может быть и нашу жизнь, если только за это время не произойдут большие перемены.
Зинио смолкает. Заинтригованный Пазио не может удержаться от вопроса:
— Какие перемены ты имеешь в виду, компадре?
— Сейчас объясню. Прежние порядки в стране с давних времен воспитывали хищных людей, считавших нас, индейцев, погаными червями, которых можно обокрасть до нитки, а затем истребить. Я знаю основы христианства, поэтому удивляюсь тому, что существует такая коллективная жестокость среди христиан. Во всяком случае мы все здесь не закрываем глаза на опасность, которая грозит нам, и верим, что только великая революция может спасти нас…
— Еще одна революция? — выражает свои сомнения Пазио. — Сколько их уже было в этой стране?
— Ошибаешься, компадре. То не были революции, то были только выступления одних генералов против других. Нам поможет только одна, великая революция, какой еще до сих пор не было и во главе которой станет Престес…
Этот лесной индеец, капитон Зинио, в глуши паранских джунглей оценивает положение с такой поразительной проницательностью, что только через несколько лет я убеждаюсь в правильности его воззрений. Луис Карлос Престес, совершив свой «Великий поход» через Бразилию, отступил с «Непобедимой колонной» в Боливию, но и на чужбине не прекратил своей деятельности… Наоборот, только там этот еще молодой революционер созрел политически. Он углубил свое знание жизни, осознал подлинный смысл общественных проблем и понял — по примеру людей в Советском Союзе — историческую необходимость творческого сосуществования народов и рас, а тем самым и необходимость борьбы за мир во всем мире. В 1935 г. в Бразилии возник «Национальный освободительный союз», объединивший полтора миллиона людей левого направления и провозгласивший среди других требование «возвращения территорий, насильно отнятых у индейцев». Капитон Зинио прав: только смена строя может спасти индейцев.
— Но все равно, — говорит Зинио, — независимо от того, когда наступит великая революция — раньше или позже, — мы, индейцы, должны работать над собой. Здесь, в Росиньо, мы выполнили пока только одну часть нашего плана обороны. Вторую часть, столь же важную, нам еще предстоит выполнить. Без этой второй части плана обороны мы потерпим поражение… Ты легко можешь помочь нам. Захочешь ли ты нам помочь?
— Я? — ошеломленно спрашиваю Зинио. — Конечно, я хотел бы помочь, но не представляю себе — как?..
— Можешь и легко. Мы победили голод, но осталась темнота. Если мы хотим выжить, то должны обрести знания. Все — старые и молодые — должны научиться читать, писать и считать. Ты научишь нас…
— Но ведь для этого существует правительство штата и оно откроет для вас школу!..
— Как оно открыло, ты видишь сам. Уже много лет мы просим об этом Куритибу и… У нас нет времени ждать. Мы хотим, чтобы ты научил нас самым простым вещам.
Я признаю правоту Зинио: короады должны получить образование, если хотят уцелеть. Но как они получат его? На это нужно время, которого у меня нет, и уже по одной этой причине мне трудно удовлетворить их просьбу.
— Как вознаграждение, — продолжает Зинио, — мы дадим тебе часть урожая — в три раза больше, чем в среднем получают остальные. Переведи сюда, в Росиньо, свою научную экспедицию и собирай тут экспонаты для музеев. Мы будем в лесах ловить для тебя редких птиц…
— Но у меня уже нет времени. Меня ждут обязанности на родине, и я должен как можно быстрее возвратиться туда…
— Останься здесь хотя бы еще на один год.
Индейцы с надеждой ждут моего ответа. Я говорю с сожалением:
— Охотно остался бы, капитон, потому что полюбил вас и хотел бы вам помочь по мере своих возможностей. Но не могу, поверь мне. Не могу остаться дольше, чем на два дня…
Воцаряется глухое молчание. Зинио опускает голову. Видно, что он сильно удручен.
Однако мы остаемся друзьями. Несмотря на то что своим отказом я сильно огорчаю индейцев, они хорошо понимают: у меня слишком серьезные причины, если я не принимаю их предложения.
— Трудно нам! — уже спокойно отвечает Зинио. — Мы должны искать помощи в другом месте и найти выход…
Один шаг
Какой далекой кажется для нас Европа в те дни, насыщенные запахами прииваинских джунглей. Цивилизация осталась где-то далеко позади — за реками и лесами. Мы не слышим ее отдаленного грохота, зато привыкаем к крику попугаев, пролетающих утром и вечером над Росиньо, и все лучше понимаем язык водопадов на Марекуинье и Барболетте. Когда мы сидим среди короадов и по кругу идут куйи с шимароном, нас всех объединяет подлинная дружба, большая, как окружающие нас леса, и простая, как души этих людей. В эти чудесные идиллические дни рушится стоявшая между нами стена, о которой говорят, что она непреодолима, — стена различия рас, языков, культуры, привычек, — и остаются только люди: добрые и благожелательно настроенные друг к другу. Жизнь наполняется светом и теплом.
Однажды утром идиллия заканчивается. Давно пора возвращаться. Зинио обещает, что скоро навестит нас в Кандидо де Абреу вместе с Бастионом и несколькими другими сородичами, чему я очень рад. Рукопожатия и, с чувством некоторой неловкости, мы выходим из дома Зинио. Индейцы остаются; с нами идет только Жолико, который должен перевезти нас через Иваи.