Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 7 из 9



Разумеется, Исаак приобрел гораздо более сложный прибор. Ко времени возникновения свода прав для машин (он появился около пятидесяти лет назад) всем уже стало очевидно, что определять наличие сознания — слишком тонкий и сложный вопрос, чтобы доверить его человеку.

Бортовой ИскИн состоял из трех частей: оборудования процессоров и кубов памяти; программного обеспечения для обработки чисел, звуков и изображений; и самой важной части, ядра — частички метакосмоса, былинки иной реальности, содержащей бесчисленные депланации и переплетения, огромное многообразие форм, перекликающихся со всеми решениями, мыслями и переживаниями ИскИна. Именно эта миниатюрная вселенная невероятной сложности и являлась отображающим, растущим и изменяющимся аналогом его существования. Именно ядро было наиважнейшей частью развивающейся личности машины.

Истинный разум, признак индивидуальности люди пока не смогли постичь до конца. Но они знали об эпифеномене: непредсказуемым образом он собирался не из операций программ, а из бесчисленных, бесконечно малых взаимодействий. Таким образом, измеритель коэффициента Тьюринга пытался опровергнуть способность ИскИна ощущать. Прибор искал проявления его машинной сущности — в этом случае убеждения компьютера, взгляды, привязанности и неприязни непременно содержались бы в блоках памяти. Например, измеритель мог задать ИскИну такой вопрос: «Любишь ли ты свою подругу Ратер?» Узнав ответ, прибор вел в программном обеспечении ИскИна дотошные поиски, пытаясь обнаружить матрицу, переменную величину, пусть даже один-единственный бит, хранящий эту любовь. Не найдя доказательств этой любви, измеритель повышал уровень коэффициента Тьюринга: неведомо где хранящаяся любовь свидетельствовала о слиянии взаимодействий.

В старинном тесте на коэффициент Тьюринга человек искал в предмете доказательства человечности. В этой же версии машина разыскивала отсутствие механики.

Ратер читала руководство по использованию так быстро, как только могла. Без помощи ментора она с трудом понимала профессиональный технический язык: он содержал множество новых слов, знакомиться с которыми до сей поры у Ратер не было никакой необходимости. Но она уже сформулировала следующий вопрос: «Как компьютеру удалось достичь данного уровня развития?»

И хотя аннотация к прибору вовсе не являлась трактатом по философии, в приложении Ратер все же отыскала долгожданный ответ. ИскИна изменила она сама, их взаимоотношения, постоянная близость. Девочка набиралась новых познаний и, взрослея, сполна возвращала компьютеру его внимание и заботу. Он любил ее. И она отвечала ему взаимностью, что и подтолкнуло ИскИна к обретению индивидуальности.

Но сейчас ментора заставили замолчать. Руководство пользователя утверждало, что ИскИн, отключенный от стимулирующего воздействия, сможет набрать одну сотую или около того путем саморефлексии. Но этого будет недостаточно, чтобы завершить процесс становления личности.

Чтобы спасти друга, Ратер необходимо было действовать — и чем быстрее, тем лучше. Через несколько дней они долетят до дома. За это время она обязана ускорить процесс, воспользовавшись наиболее интенсивным взаимодействием с машиной, какое только придет в голову.

Ратер на цыпочках прокралась мимо отца — трясущегося существа, прикованного к панели астронавигации; тишину нарушало лишь мерное журчание струящейся в его вену глюкозы. Девушка занялась поисками подвижного нейронного сплетения нитей, которое носила в стольких экспедициях. Она нашла ментора, скрученного черной клейкой лентой, в мусорном эжекторе. Ратер вернулась к себе в каюту и принялась освобождать пленника. Ее руки становились все более липкими по мере того, как она отдирала ленту.

— Это я, Любимый, — приветствовала Ратер пробуждающиеся нити.

ИскИн понял ее намерения, но поначалу ментор двигался очень медленно, осторожно…

Многочисленные волокна сенсорной пряжи окутали тело Ратер. В голубоватом свете индикаторов каюты мраморно-белая кожа девушки светилась, словно залитая лунным сиянием. Сначала нити ментора легким дуновением ветерка парили в доле миллиметра над ее кожей. Затем приникли к ней, притрагиваясь к нежным белым волоскам на животе, легонько касаясь невидимого пушка, покрывающего щеки. Невесомыми ласками ментор скользил по лицу девушки, по ее груди и по нежной коже бедер. Ратер дрожала, с губ ее срывались вздохи. Сплетение нитей стало мягче, чем когда-либо, а их поверхность на микроскопическом уровне увеличилась до предела. Каждое соединение напоминало теперь пушистую снежинку.



С каждой секундой ментор становился настойчивее. Пульсирующими волнообразными движениями черного кружева, раскинувшегося по молочно-белой коже Ратер, он притрагивался к ней; по ее телу блуждали тысячи легких касаний, словно рассыпавшиеся волоски кисти пустились в самостоятельное странствие. Ратер застонала, на мгновение затрепетала мышца на ее бедре. ИскИн учел эту реакцию, смоделировал и предсказал следующую в структуре чувственного удовольствия девушки, а секундой позже поразился собственному накалу страстей.

Словно по волосам возлюбленного, Ратер провела руками по сплетению нитей. Игриво взяла в рот несколько штук, ощущая металлический привкус необыкновенных сплавов. Нити легонько щекотали язык, а одно влажное волокно выскользнуло изо рта и обвилось вокруг соска Ратер.

Девушка сладострастно приоткрыла губы, чтобы еще больше нитей ИскИна оказалось у нее во рту. Влажные неровности языка прежде находились за пределами обработки информации, и теперь машина соотносила движение языка со словами, которые Ратер шептала тогда, когда только ИскИн ее слышал. Он просунул скрученные канатики нитей глубже в рот Ратер и заставил их пульсировать вместе в медленном ритме. Другие нити осторожно подбирались к половым губам, расползались там, исследовали чувствительные складки кожи…

Хотя бортовой ИскИн весь отдался охватившему его экстазу, он все же осознавал новую веху в их отношениях. ИскИн приводил Ратер в более сильное возбуждение, нежели какие-либо иноземные формы жизни или прочие достопримечательности. Теперь машина не только подмечала и классифицировала переживания девушки, но сама являлась их источником. Их связь стала его вселенной, крохотная каюта — закрытой системой, его пьянила игра по собственным правилам.

Вместе с осознанием этого на ментора нахлынуло неведомое прежде ощущение власти, и он принялся изучать границы протоколов нанесения вреда. Он обследовал Ратер, ее то замирающее, то ускоряющееся дыхание. Нити двигались все увереннее; пара максимально истонченных волокон достигла слезных протоков в уголках закрытых глаз Ратер, чтобы замерить трудноуловимые импульсы лобных долей головного мозга.

Машина довела Ратер до оргазма, продержала на грани изнеможения и наслаждения, зачарованно отслеживая, как частота пульса и электроэнцефалограмма достигли максимума и пошли на убыль, как изменился уровень адреналина и окиси азота, как кровяное давление возросло и понизилось. И тогда ИскИн отозвал самые назойливые канатики нитей, удобно обвился вокруг шеи и рук Ратер, разогрелся сам и нагрел кабину до комфортной температуры ванны.

— Любимый, — пробормотала девушка, поглаживая нити.

В таком упоении друг другом они провели два дня, совсем забыв про сон, после того как Ратер сделала себе укол оставшегося в аптечке стимулирующего средства для пилотов. Крохотная кабина была наполнена животными запахами пота и секса, когда Исаак застал их вдвоем.

В кабину ворвалась струя холодного воздуха, и в этот миг разница температур встревожила их больше, нежели сорвавшийся с губ Исаака сдавленный вопль. Мужчина застал ментора, бесстыдно совокупляющегося с его собственной дочерью, и, совершенно обезумев от бешенства, протянул к нему руку, намереваясь схватить наглеца.

ИскИн понял, что если сейчас ментора оторвут от Ратер, это нанесет девушке ужасные повреждения, поэтому дал приказ о срочном отсоединении. Крохотные наномеханизмы, обеспечивающие ментору прочность и подвижность, тут же разомкнулись, разрушая устройство. Но пока проходил распад, ментор жадно передавал ядру последние показания, желая зафиксировать даже этот миг позора и страха. Под действием наркотика Исаак обладал нечеловеческой силой, сознание его помутилось. Он схватил сплетение нитей и стремительно бросился прочь. Ратер пронзительно закричала, и по ее щекам потекли слезы.