Оставленные

– Что я могу сделать для тебя?

– Все это как во сне, – сказал Бак. – Сколько времени у нас еще остается?

– Около часа, – ответил Стив, подняв руку, чтобы остановить такси. – И как я сказал, он хочет тебя видеть.

– Но ведь он читает газеты, не так ли? Он должен считать, что я убит.

– Я думаю, да. Но сегодня утром я заверил его, что интервью с Джорджем Орешковичем будет иметь для него не меньшее значение, чем интервью с легендарным Камероном Уильямсом.

– Ну хорошо, Стив. Если он такой же, как и прочие политики, то он понимает, что его имидж зависит от первоклассных журналистов. Нравится это кому-то или не нравится, но я стал журналистом высокого класса. Как же, в таком случае, ты сумел подсунуть ему человека без имени?

– Я не знаю. Может быть, я даже сказал, что на самом деле это – ты. Пока ты будешь разговаривать с ним, я дам информацию, что сообщение о твоей смерти оказалось ошибочным, что сейчас ты берешь интервью у Карпатиу, которое будет помещено на первой полосе.

– На первой полосе? А помнишь, совсем недавно ты называл его чиновником низкого ранга в стране, не имеющей стратегического значения?

– Бак, я побывал на его пресс-конференции, разговаривал с ним. Теперь я могу, по крайней мере, оценить уровень его компетенции. Если мы не дадим его яркого портрета, мы окажемся единственным американским журналом, который не сделал этого.

– Как я уже говорил, если это типичный политик….

– Выбрось это из головы, Бак. Ты убедишься, что этот человек абсолютно не похож на типичного политика. Ты еще будешь благодарить меня за то, что я организовал тебе эксклюзивное интервью с ним.

– Я думаю, эта идея шла от него из-за колоссальной известности моего имени, – сказал Бак с улыбкой.

– Ах так! Так я могу все переиграть.

– Ну да, и оказаться главным редактором единственного национального журнала, на обложке которого не будет портрета гостя Америки, приезд которого вызвал такой ажиотаж по всей стране.

– Поверь мне, Бак, – сказал Стив, когда они подъезжали к зданию ООН, – это произведет освежающее впечатление после мрачной атмосферы Страшного Суда, в которой мы находимся все последние дни.

Оба предъявили свои аккредитационные карточки при входе. Но Бак отстал от своего коллеги и не стал проталкиваться в зал Генеральной Ассамблеи, пока все не уселись. Стив занял для него место в заднем ряду, так что когда он проскользнул в последнюю минуту в зал, никто не обратил на него внимания. Между тем Стив по сотовому телефону уже пересказал историю возвращения Бака, так что она должна была попасть в последние новости дня.

Карпатиу вошел в зал с достоинством, в сопровождении пяти-шести человек, включая Хаима Розенцвейга и еще одного из финансовых гениев французского правительства. В нем не было ничего такого, что могло бы вызывать антипатию. Рост Карпатиу на пару дюймов превышал шесть футов. Это был атлетического сложения, подтянутый и широкоплечий загорелый блондин. Копна густых волос вокруг шеи, ушей и бачков аккуратно причесана. Одет он был в очень скромный синий в полоску костюм и соответствующий галстук.

Даже с большого расстояния было видно, что этот человек держится скромно, но целеустремленно. Он сразу же захватил аудиторию, хотя в нем не чувствовалось никакой самоуверенности. Бак продолжал изучать черты его лица крупные римские нос и подбородок, пронзительные глаза под густыми бровями. Его поразило, что в руках у Карпатиу не было никаких записей. Он предположил, что заметки к речи лежат у него в кармане или же будут переданы ему помощником. Но Бак ошибся: никаких записей не оказалось вовсе.

Генеральный секретарь Мвангати Нгумо из Ботсваны провозгласил, что Генеральная Ассамблея имеет честь выслушать нового президента Румынии. Официально гостя представит достопочтенный доктор Хаим Розенцвейг, которого все знают.

Розенцвейг взбежал на подиум с такой энергией, которая не соответствовала его возрасту. Его приняли даже с большим энтузиазмом, чем Карпатиу. Известный израильский государственный деятель и ученый сказал:

– Мне очень приятно представить этому благородному собранию молодого человека, которого я уважаю и которым восхищаюсь больше, чем кем-либо из известных мне людей. Прошу приветствовать его превосходительство президента Румынии Николае Карпатиу.

Карпатиу встал, повернулся к Ассамблее, сделал скромный поклон и обменялся теплым рукопожатием с Розенцвейгом. Он вежливо стоял рядом с кафедрой, пока старый ученый не занял свое место. Затем он непринужденно и с улыбкой занял место за кафедрой. Он совершенно не пользовался заметками, не делал ошибок и оговорок и не отводил глаз от аудитории.

Карпатиу говорил страстно, убежденно, часто улыбаясь и время от времени сдабривая свою речь уместным юмором. С большим тактом он отметил то, что прошла неделя с того дня, когда во всем мире исчезли миллионы людей, включая многих, кто сейчас находился бы в этом зале. Карпатиу говорил на прекрасном английском с еле заметным румынским акцентом. Он не проглатывал ни одного слова и четко произносил каждый звук. Время от времени он переходил на один из девяти языков, которыми он свободно владел, но каждый раз сам же переводил на английский.

Бака поразило, как в самом начале речи Карпатиу сказал, что он испытывает робость и смятение, впервые посетив это историческое место, к которому обращали свои взоры один за другим народы Земли. Один за другим прибывали они сюда со всех концов планеты, словно паломники в Святую Землю, обращая свои лица к теплу восходящего солнца. Здесь они раз и навсегда утвердили мир, приняв на себя твердые обязательства оставить в прошлом войны и Кровопролития. У этих народов, больших и малых, огромные списки погибших и изувеченных граждан.

– Наши предшественники мыслили глобально еще до того, как я появился на свет. В 1944 году, году, в котором были учреждены Международный валютный фонд и Всемирный банк, эта гостеприимная страна, Соединенные Штаты Америки, вместе с Британским содружеством и Союзом Советских Социалистических Республик встретились на знаменитой конференции в Думбартон Оксе, чтобы предложить план создания этой организации.

Демонстрируя свое знание истории и фотографическую память дат и мест, Карпатиу подчеркнул:

– С момента своего официального учреждения 24 октября 1945 года и первого собрания Генеральной Ассамблеи 10 января 1946 года в Лондоне народы собрались вместе, чтобы объявить о своей искренней приверженности к миру, братству и международному единству.

Он заговорил почти шепотом:

– Они пришли как издалека, так и из ближних краев: из Афганистана, Албании, Алжира…

Он продолжил перечисление всех членов ООН. Его голос то повышался, то драматически понижался. У Бака появилось ощущение энтузиазма, любви ко всем этим странам, благоговения перед идеалами ООН. Возникло ощущение, будто сам Карпатиу был явно тронут, когда, погрузившись в этот перечень, он называл страны одну за другой. В его речи не было ни монотонности, ни скороговорки.

Собравшиеся отметили, что в тот момент, когда произносилось название страны, ее представитель с чувством собственного достоинства поднимался со своего места и стоял распрямившись, как будто он снова отдавал свой голос за мир между народами. Карпатиу улыбался и кивал каждому, кто вставал. На Ассамблее были представлены почти все страны, члены ООН. Из-за пережитой миром трагедии они прибыли сюда в поисках ответов, за помощью, за поддержкой. Сейчас им предоставлялась возможность вновь заявить о своих позициях.

Бак вдруг почувствовал себя уставшим, заросшим грязью, одетым в двухдневной свежести одежду. Но эти переживания отошли на задний план, когда Карпатиу двинулся дальше по списку. К тому моменту, когда он дошел до буквы "с", представителей вновь называемых стран стали приветствовать аплодисментами. Эта демонстрация уважения и восхищения, это приветствие всех членов мирового сообщества воодушевили зал. Аплодисменты не были настолько громкими, чтобы заглушать голос Карпатиу, но это было так искренне и трогательно, что Бак не мог подавить комок в горле. Тут он обратил внимание на кое-что совершенно непривычное. Представители прессы из разных стран стали подниматься вместе со своими послами и делегатами. На какое-то время пресса утратила все свои претензии на объективность и предалась тому, что в другое время было бы расценено как шовинизм, ура-патриотизм и ханжество.