Страница 87 из 103
Мой друг рассказывает как дрались англичане. Он восхищён их отвагой и упорством, их исступленным фанатизмом. Но всё-равно мы перемололи их и победили. Наши доблестные объединённые части добивают остатки их сопротивления дальше к северу Острова. Завтра Вилли и его батальон уходят сражаться опять, этот отдых их награда за ожесточённые бои в Лондоне… наконец возвращаемся в палатку и продолжаем отмечать встречу. Мало у солдата радости на войне, поэтому необходимо ценить такие минуты. Вилли всё ещё не женат, выговариваю ему за это. Неужели он не понимает, что вредит этим своей карьере? Достукается до женитьбы на прялке, ну, это когда его женят заочно, и он едет в отпуск к своей новой половине, которую выбрали по решению Партийного комитета. Может ведь и такой крокодил достаться, что при одном виде инфаркт хватит… Тот неожиданно становиться хмурым и сквозь зубы рассказывает мне историю о своей встрече с польской шлюхой. Я умолкаю, так как понимаю, что рана в душе ещё не зажила до конца. Но он быстро приходит в себя и подозвав обслуживающего нас солдата что-то шепчет на ухо. Кивнув, тот исчезает, а через несколько минут к нам в палатку приводят двух девиц. Выглядят те неплохо, по сравнению с теми, что работают у меня на аэродроме, и после пары стаканов шнапса устраивают нам представление с раздеванием и прочими радостями жизни… Наконец мы прощаемся и я еду в расположение своего авиасоединения. Хорошо мы встретились, отлично посидели, нет, такие минуты на войне редкость, и тем дороже мы их ценим…
Следующий день проходит спокойно. Аэродром строится, пленные послушны, никаких эксцессов. Дежурная эскадрилья ведёт патрулирование прибрежных районов к северу от островов, блокируя редкие попытки прорваться к американскому континенту. Впрочем, там успешно действуют военно-морские силы и патрульные дирижабли, топя всех чужих. Великолепно показывают себя наши авианосцы. С ними мы обманули всех: заложили на верфях огромные сухогрузы и корабли для перевозки паровозов. А когда настала пора — они превратились в могучие авианосные суда. Их переделка была изначально заложена в проектах. Устанавливалась заранее изготовленная броня на ангарные палубы, монтировались ёмкости под топливо, свинчивалась взлётная палуба, и вот готов корабль. А те два настоящих авианосца, которые были под пристальным наблюдением шпионов Антанты и САСШ заявили к сдаче аж в тысяча девятьсот сорок пятом году. И вели работы на них со скоростью черепахи… Лётчиков же готовили в обычных училищах, заставляя тренироваться во взлёте и посадке на ограниченные площадки. Сейчас у нас почти пятьдесят подобных красавцев бороздят просторы Атлантики, и к спуску на воду готовятся ещё столько же. На Тихом океане поменьше, пока только двадцать, но вскоре их тоже прибавиться. Наши верфи работают круглосуточно, беспрерывно наращивая спуск кораблей на воду. Не поздоровиться нашим врагам… Слушали сводку. На Восточном фронте идут ожесточённые бои. Наши выбили японцев с Сахалина, с Курильских островов, высадили десант на Хоккайдо и Хонсю. Подхожу к карте и ищу места, названные в сводке. Ого! Молодцы! Если будут так продолжать, то скоро Империи Восходящего Солнца наступит конец. С англичанами можно сказать, мы разделались. Лондон взят; Шеффилд, Манчестер пали на четвёртый день боёв, уже дерутся возле Эдинбурга. Капитулировал Дублин. Там бои только возле Белфаста. В принципе я считаю, что ещё десять, ну, пятнадцать дней и всё, Англия будет разбита. Мы больше боялись их, чем они того заслуживали. Поэтому и так тщательно готовились столько времени. Хотя другой стороны каждый день подготовки спасал жизни тех, кому пришлось бы иначе умереть в бою… Ладно. Что-то мысли у меня больно сегодня, пессимистичные… Достаю опять письмо и перечитываю. Фотографии моей семьи вновь приводят меня в хорошее настроение. Улыбающиеся лица домашних, светлая улыбка дочурки. Эх, хорошо всё-таки жить на этом свете…
Полковник Всеволод Соколов. Константинополь, 1941
Недоразумение разрешилось. В дивизию прибыли предписание и недостающие документы. Теперь я официально прикомандирован как офицер-эксперт по морским десантным операциям. В штабе дивизии уже началась работа по подготовке к учениям. Я составляю и согласовываю с начальником штаба программу учений, определяю троих офицеров для связи с флотом, начинаю вместе с начтыла расчет требуемого количества горючего, плавучих и спасательных материалов, вместе с картографами и разведчиками участвую в выборе мест для высадки и многое, многое другое. Короче говоря, к вечеру я, выжатый как лимон, с трудом добираюсь до своей квартиры, желая только одного — спать, спать, спать…
Но контрразведка думает иначе. Дома меня уже ждут двое корректных офицеров СМЕРШ — «смерть шпионам», как теперь именуется это учреждение, и двое священников-чекистов. «Чистота и кротость» в действии.
— Добрый вечер, соратники — вежливо здороваюсь со смершевцами, — Благословите, батюшка, — это уже к чекистам.
В ответ на приветствие смершевцы встают, а протопоп из «архангелов» благословляет. Я не спрашиваю, что привело их ко мне. Все ясно.
— Прошу прощения, господа. Я только что со службы. Возможно, Вы не откажетесь поужинать со мной, или хотя бы выпить чаю?
Пришедшие не отказываются. Вот и пригодился жареный индюк, который «ничего не кущал, толко изюм и орехи, да!» Мы лихо убираем индюка, выпиваем по рюмочке коньяку и теперь сидим за самоваром. Мой новый денщик, широкоплечий, высоченный архангелогородец Егор, смущенно отдуваясь, ставит на стол царское угощение — туесок с вареньем из морошки. При гостях не удобно, но я не забуду — я должен Егору. Никак не меньше пяти рублей или двух четвертей водки.
— Так как же, сыне, — протопоп о. Алексий аккуратно облизывает ложечку и прихлебывает ароматный чай, — когда ж ты понял, что он не просто сутенер?
— Да я так и не понял, отче. Я и узнал-то его только по рукам…
— Да уж, а второй пистолетик при себе держать, да еще и так, чтобы нашли не сразу… — тянет о. Алексий.
— А вот тут, Вы, батюшка, скорее всего, неправы, — замечает смершевец, капитан Олялин. — Господин полковник — фронтовик, и привык при себе оружие держать.
Он поворачивается ко мне, и на груди у него тихонько звякают маньчжурские медали:
— Тоже, небось, привык, соратник, пистолет под рукой держать? — он усмехается и понимающе подмигивает, — Хунхуз не дремлет, а?
Была в Манчжурии такая присказка. «Хунхуз не дремлет». Хоть бы в сортире, а офицер должен быть всегда при оружии. Бывали случаи, когда на офицеров нападали даже там… Правда, там у меня такой привычки не выработалось. Держать оружие при себе я привык уже после, во Франции. Впрочем, какая разница?..
— Странно другое: кот не почувствовал присутствия постороннего, — замечает второй смершевец, подполковник Гришин. — Если бы это была собака, то я бы сказал, что они натерлись специальной мазью отбивающей запахи. Но кот — не собака, и запах тут ни причем. Кот слышит, как мышь бежит в километре от него.
— Может быть он стал глуховат от езды в танке?
— Вряд ли, хотя возможно, — Гришин поворачивается ко мне. — Слушай, соратник, твой Танкист мышей ловит?
— Вообще-то, да.
— Значит, не оглох.
— Знаете, соратники, думаю, что над моим приятелем сыграла злую шутку привычка. Он должно быть считает, что опасность от людей исходит только в бою. А тут боя не было…
— Похоже — смеются смершевцы и чекисты. — Все-таки ветеран, орденоносец. Привык…
После они дотошно расспрашивают меня о том, как выглядели те двое телохранителей псевдосутенера. Второй чекист, о. Симеон, быстро набрасывает по моим описаниям два портрета и предъявляет мне. Дал же Бог человеку талант! Оба гаврика — как живые. Затем они еще раз просят сохранять бдительность и вежливо откланиваются.
Ночь проходит без приключений, но утром в штабе я узнаю тревожные новости. Обнаружены трупы двенадцати офицеров, причем трое — из «корниловской». Но это еще не самое страшное. В шестой пехотной пропал шифровальщик штаба. Исчез из своей квартиры. Денщик убит, а офицер словно растворился в воздухе. Это очень плохо. Даже последнему обознику понятно, что шифровальщика взяли живым для последующего допроса. А тем, кто разбирается в этих делах чуть побольше обозника ясно, что шифровальщик «расколется». Если уже не «раскололся». Видел я однажды, как разведка потрошит захваченного языка. Бр-р-р. Врагу не пожелаешь…