Тайна «Соленоида»

«Так вот оно что!» — понял Юрий: в течение тех нескольких секунд, которые он провел в этом цехе, ему все время чудились какие-то звуки. Теперь же, взглянув на дверь, он понял, что кто-то хотел войти в цех и ломился в дверь, запертую на засов. Сейчас массивный засов жалобно звенел и прыгал в своих скобах, дверь трещала и металась на петлях во все стороны, штукатурка возле дверной коробки отваливалась кусками. Казалось, в дверь ломился слон.

Юрий в несколько прыжков достиг двери, хотел было отодвинуть засов, но в тот же момент оказался сбитым с ног страшным ударом двери и отброшен метра на четыре в сторону, на токарный станок. Ударившись спиной о станину и не почувствовав боли, он упал на пол, но все же успел заметить, как в распахнутую дверь с размаху влетел человек. Это был Берсенев. С растрепанными волосами, распахнутым воротом полотняной рубашки, выбившейся позади из брюк, и с поржавевшим коленчатым валом от мотора автомашины он выглядел воинственно. Коленчатый вал он держал на руках как спеленутого ребенка. Как потом узнал Юрий, Вадим Кондратьевич этим-то валом и сокрушил дверь цеха.

Пробежав с разгону несколько метров, Берсенев остановился, мельком взглянул на Юрия, поднимавшегося на ноги, на огонь. Потом бросил коленчатый вал на пол и скрылся в медницкой. Не успел Юрий взяться за лопату, как Вадим Кондратьевич выбежал из медницкой с огнетушителем. Ударил наконечником о пол и направил пенистую струю на огонь. Юрий бросил лопату и тоже побежал за огнетушителем.

Через несколько минут пожар прекратился. В воздухе носились черные хлопья копоти. Усталые, перепачканные, Вадим Кондратьевич и Юрии стояли возле открытой двери, смотрели на аппарат и улыбались.

— Давайте аппарат откатим, — предложил Вадим Кондратьевич. — А то, я вижу, дверь не закроется.

— Давайте, — согласился Юрий. — Только вначале надо вагонетку поставить на рельсы.

— Это мы сейчас… — вытирая рукавом рубашки пот с лица и размазывая при этом сажу, сказал Берсенев. Он присел на корточки, осмотрел колеса и добавил: — Я приподниму корму и поверну ее вправо, а ты поставь колеса на место.

Он, поднявшись на ноги, обхватил своими волосатыми толстыми руками корму аппарата и, крякнув, потянул ее вверх. Соскочившие с рельсов колеса и один край вагонетки тоже приподнялись и повисли в воздухе.

— Опускайте, — сказал Юрий, направляя ломом колеса на рельсы.

Берсенев бережно опустил корму «Астарты» и легонько, как показалось Юрию, толкнул аппарат рукой. Вагонетка с аппаратом покатилась к противоположной стене.

Пока они возились с аппаратом, в цех прибежал народ. Прибежал и дежурный по цеху, и начальник цеха, но все уже было закончено. Зотов тоже прибежал посмотреть и узнать, что тут случилось. Однако Берсенев, подмигнув многозначительно Юрию, сказал всем любопытствующим:

— Вот керосин загорелся случайно. Кто-то пролил. В общем, идите спать, товарищи, а кому надо — тот все узнает, во всех подробностях. Так-то вот. — И к Юрию: — Вот что, Юрий, позвони Житкову. В конце концов, надо положить конец этим штучкам. Хватит.

— Бегу, Вадим Кондратьевич, — сказал Юрий.

Когда Юрий ушел, Берсенев сказал начальнику механического цеха:

— Вы уж, Семен Андреевич, извините меня, что дверь испортил. Понимаете, иду мимо — и вдруг вижу в окно пламя. Ну, дверь оказалась запертой. Пришлось подобрать, что потяжелее, и, значит, открыть… Хорошо, вал нашелся возле стены. Там, кстати, немало их…

— Ничего, вот скоро уберем валы, тогда нечем будет двери ломать, — пошутил начальник цеха. Вокруг засмеялись. Народ стал расходиться. Когда прибыли Ярцев и Житков, в цехе находились только Берсенев и начальник цеха. Впрочем, к ним скоро присоединился Зотов. И когда подошли к стене, где лежала белая кучка неизвестного вещества, он очутился впереди всех.

— Что это такое? — спросил Ярцев. — Известка?

— Это каустическая сода, — ответил Берсенев. — Отсюда и распространилось пламя.

— Это вполне понятно, — заметил Зотов. — Каустическая сода способна самовозгораться, если смочить ее водой.

— Да, действительно, — подтвердил Вадим Кондратьевич.

— Я представляю все дело так, — сказал начальник цеха. — Видите, вдоль стены течет узенькая струйка? Кто-то просто недосмотрел в гидравлическом отделении, неплотно закрыл кран, и вода стала сочиться, потекла сюда. А когда намочила соду — возник пожар. Все очень просто.

— А кто же, по-вашему, выбросил сюда каустическую соду? — прищурив глаза, спросил Вадим Кондратьевич.

— Кто? Странный вопрос. Да сами же рабочие. Кто же еще. Просто безалаберно относятся к химикатам. Надо будет взгреть как следует за такие штуки кого следует.

— Минутку, минутку, — нахмурился Берсенев. — Очень уж просто по-вашему все получается. А мне кажется, здесь преступление посерьезнее, чем безалаберное отношение к химикатам. Я считаю, что было не самовозгорание и не самонамокание, — на последнем слове Берсенев сделал ударение, — а самый настоящий поджог. Не будем закрывать глаза.

Губы начальника цеха сомкнулись в жесткую складку.

— Вы так думаете?

Берсенев пожал плечами и с видом человека, которому остается лишь оперировать фактами, попросил всех пройти в медницкую. Там он подошел к ящику, где хранились химикаты для воронения деталей. Ящик был пуст.

— Ясно? — спросил Вадим Кондратьевич, обводя всех глазами и останавливая проницательный взгляд на начальнике цеха. — Кто-то выгреб химикаты, конечно, надеялся, что на заводе все невежды, думал ввести в заблуждение нас. Мол, подумают, что химикаты самовозгорелись от этого вот ручейка. А того не знает, что рабочие в медницкой у нас — народ сознательный, работают добросовестно, каждый месяц премии получают за экономию материалов, в частности химикатов.

— Это точно, — согласился начальник цеха.

Расспросив свидетелей пожара о том, как все происходило, Ярцев поехал к Сахарову: полковника уже поставили в известность о происшествии на судостроительном заводе. Шел третий час ночи. Матвей Ильич, поджидая капитана, прохаживался по кабинету и мысленно прикидывал, что могло означать второе покушение на аппарат «Астарта»?

Когда Ярцев подробно ознакомил полковника с деталями события и замолчал, ожидая вопроса, Матвей Ильич спросил:

— Кто вас вызвал?

— Юрий Курганов. По просьбе инженера Берсенева.

— Как Берсенев очутился возле цеха?

— Он дежурный по заводу. Обходил цехи — и вот, помог потушить пожар.

Некоторые дежурные, я знаю, все дежурство отсиживаются в заводоуправлении, ночь спят на диванах в кабинетах директора или. главного инженера, а за этим человеком такого греха не водится. Очень большим уважением пользуется на заводе.

— Ну что же, помощь таких людей нам очень даже нужна. Вы разузнали, кто еще находился в это время на территории завода?

— Да.

— Гм-м… — произнес полковник. — Как вы думаете, зачем и кому понадобилось второй раз покушаться на «Астарту»?

— Затрудняюсь сказать, — замялся Ярцев. — Покушаться мог и Барон, и кто-либо из сообщников Томпсона. Возможно, он сам проник на территорию завода и вызвал пожар.

— Нет, это исключается, — заметил полковник.

— Почему?

— Потому что, судя по вашему же рассказу, нужно быть специалистом, инженером, чтобы додуматься до такого способа диверсии. Навряд ли Томпсону известно, что в медницкой имеется каустическая сода, что эта сода может самовозгораться от увлажнения и так далее. Нет, здесь действовал специалист, инженер или техник, или же один из рабочих, связанный с процессом воронения или знакомый с этим делом. Обратите внимание, в первом случае аппарат пытались вывести из строя тоже, так сказать, на глубоко технической основе.

Мне все же кажется, что тут действует человек, который хорошо разбирается в технике, то есть инженер. Арбалетов прав — не всякий человек и даже инженер додумается так ловко подстроить аварию. Тут надо до тонкостей знать устройство и особенности хотя бы того же прибора «Обри». Следовательно, личное участие Томпсона в поджоге и устройстве аварии «Астарты» исключается.