Секреты утра

– Дон? А, Дон, – он опустил глаза вниз и театрально заломил руки, – ты, наверное, не знаешь… Моя мать… Она… Моя мать никогда не болела, – Рэндольф засмеялся безумным смехом, – никогда не посещала врачей. Я всегда говорил ей, мама, вы должны регулярно проходить медицинскую проверку. У вас так много друзей медиков, и они всегда рады принять. Но она не слушала, говорила, что после посещения врача она чувствует себя больной. – Он снова рассмеялся. – Представляете… Доктора делают меня больной… Но она была как кремень… твердой, – он сжал руку в кулак, – она ни разу не пропустила рабочего дня… ни дня… Даже когда отец был жив. – Он взял бумаги, дико рассмеялся и подбросил их. – Все летит… Все… счета, заказы… дела, о которых всегда заботилась она, ты видишь. Я вынужден был попросить постояльцев и отменить заказы на эту неделю. Я ничего не могу делать, теперь… пока она не возвратится.

– Рэндольф, – я наконец-то смогла его прервать, – ты знаешь где я находилась последние месяцы? Ты знаешь, куда бабушка Катлер отослала меня?

– …? Конечно в школе, училась пению. Это так прекрасно.

Я посмотрела на Джимми, он стоял с широко раскрытыми глазами и ртом.

– Она даже ему ничего не сказала, – одними губами проговорила я.

Потом повернулась к Рэндольфу.

– Ты не знаешь, что я была в Медоуз?

– В Медоуз? Нет, не знаю. По крайней мере, мне так кажется, я в эти дни ничего не соображаю. Ты должна извинить меня. На мне сейчас гостиница, есть конечно Лаура, но ей очень плохо, у нее постоянно врачи, но ни один не может ей помочь, и теперь… Мать… – Он покачал головой, – ох, как холодно, как холодно.

– Я должна увидеть ее, я должна немедленно увидеть бабушку Катлер.

– Увидеть ее? Но она не здесь, она в больнице.

– Я знаю, но почему ты не там?

– Я… я очень занят, очень занят. Она понимает, – он рассмеялся, – но кто понимает ее. Ты можешь пойти. Да, пойди, посмотри на нее и скажи… скажи ей… – он посмотрел на стол, – на прошлой неделе она заказала… повысить на десять процентов, но у меня ничего не получается, что делать?

– Пошли Джимми, он бесполезен.

– Я поговорю с вами позже, – сказал Рэндольф, когда увидел, что мы выходим, – поговорим обо всем.

– Спасибо, – ответила я, и мы оставили его с грудой бумаг.

– Может быть, стоит увидеться с твоей матерью, – предложил Джимми.

– Нет, она еще хуже. Я уверена, не стоит.

Мы подошли к мисс Хилл и узнали, в какой больнице находится бабушка.

Через двадцать минут мы уже входили в госпиталь, в холле нас встретила медсестра.

– Я внучка мисс Катлер, – объяснила я, – меня здесь не было, я только что узнала о случившемся. Мне необходимо увидеть ее, где она?

– Вы знаете, у нее серьезный удар, – сухо сказала медсестра.

– Да.

– Возможно, правая сторона останется парализованной. Пострадал речевой аппарат, она едва произносит звуки.

– Пожалуйста, мне нужно ее увидеть.

– Не более пяти минут, – она посмотрела на Джимми.

– Это мой жених, они никогда не виделись.

Медсестра кивнула и даже улыбнулась, потом она провела нас по больничному коридору в комнату бабушки. Стены были стеклянными, к больной были подведены провода кардиографа, на экране отражалась кривая сердцебиения. Я поблагодарила медсестру, и мы вошли.

С проводами, тянущимися из-под одеяла, бабушка выглядела еще ужасней. Но, если отбросить ужас, наводимый ею, на кровати лежала бледная и старая женщина, тень минувшего. Ее седые волосы обрамляли восковое лицо, глаза были закрыты, на одеяле лежала левая рука с капельницей, пальцы на ней нервно дрожали, на бледной коже явно проступали вены. Я бы даже пожалела бабушку, если бы перед глазами не стоял образ моей маленькой дочери. Лицо бабушки Катлер чем-то было похоже на детское, что еще раз напомнило мне о цели визита, она знает где ребенок, я должна выяснить.

Я подошла к кровати, Джимми остался в дверях.

– Бабушка Катлер, – резко сказала я, ее глаза даже не дрогнули, – бабушка Катлер, это я… Дон, откройте глаза, – скомандовала я.

Но они оставались закрытыми, как будто сопротивлялись ее воле, наконец бабушка напряглась, и глаза открылись, все такие же холодные, все такие же сильные.

– Где моя дочь? Отвечайте! Ваша сестра ужасно ко мне относилась, она мучила меня в течение долгих месяцев. Держу пари, что вы знали об этом. Она даже пыталась сорвать роды, но дочка родилась, к счастью, здоровой и красивой. Ничто не могло помешать, моя Кристина в этом мире, и вы не имеете права лишать меня дочери. Где она? Вы должны ответить!

Ее губы дрогнули.

– Я знаю, ты серьезно болела, но я ничего не могла сделать, – голос бабушки был на удивление мягким.

– Я прошу вас, пожалуйста… Скажите мне.

Ее рот открылся, но она не смогла произнести ни звука, несмотря на колоссальное напряжение.

– Вы уже один раз сделали так, бабушка, пожалуйста, не повторяйте прежних ошибок. Ребенок не должен менять родителей как перчатки. Я нуждаюсь в своей дочери, она – во мне. Она принадлежит мне. Только я могу дать ей настоящую любовь, которую она заслуживает. Дочка должна быть счастливой. Вы должны сказать, где она!

Бабушка пыталась ответить, она металась из стороны в сторону, сердцебиение на экране участилось.

– Пожалуйста, – попросила я, – пожалуйста.

Она закрывала и открывала рот, не в силах произнести ни звука. Я поднесла ухо к губам бабушки, в горле ее раздавался клекот, в котором при желании можно было различить слова. Она закрывала и открывала глаза, кривая на мониторе взбесилась.

– Почему? – кричала я, – почему?

– Что здесь происходит? – в дверях появилась медсестра, она приподняла бабушку одной рукой, другой дотянулась до кнопки на стене. – Положение икс, – прокричала она. – А вы уходите! – приказала сестра мне с Джимми.

– Возможно, она скоро придет в себя, – возразила я.

– Нет, вы должны уйти, – настаивала медсестра.

Я посмотрела на бабушку Катлер, ее лицо посинело. Расстроенная, я поплелась назад, забыв про все, даже про Джимми, идущего позади.

– Что случилось? – спросил он, как только мы вошли в коридор. – Что она тебе сказала?

– Было невозможно понять, – я присела на диван в холле.

– Ну, что?

– Все, что я поняла из ее слов, это: «Ты – мое проклятие».

– Ты? Проклятие? – Джимми покачал головой. – Не понимаю.

– Я тоже, – я заплакала.

Джимми обнял меня.

– Она собирается унести тайну в могилу, Джимми, – пробормотала я, вытирая слезы. – Она волнуется, и я не знаю, почему. Что нам делать?

Мимо нас промчался доктор, а минут через десять показалась медсестра, она заметила нас и покачала головой.

– Мне жаль, – сказала она.

– О, Джимми, – закричала я и спрятала лицо в руках.

Слезы катились градом, я не могла ничего видеть. Мир предстал предо мной сквозь призму голубой воды. Но я плакала не из-за бабушки Катлер, а из-за своей дочери, которая могла теперь пропасть навсегда.

Джимми помог мне встать, и мы вышли из больницы, я была в полной прострации. Когда мы достигли гостиницы, там о случившемся уже знали все. Госпожа Хилл и ее помощник тихо стояли в холле, по которому прохаживались группы людей, изредка о чем-то разговаривающие и качающие головами. Я узнала некоторых из прислуги, они молча сидели в углу, некоторые узнали меня и кивнули. В воздухе витал дух смерти.

– Я поднимусь к матери, – сказала я Джимми, – может быть, она что-нибудь знает о дочери.

– Можно я подожду в коридоре?

Я поднялась по коридору, ведущему в старую часть постройки, где жила семья. Когда я достигла комнаты, то увидела, что все покрыто черной материей, которой никто не пользовался долгие годы. Там же я столкнулась с мисс Бостон, неизменным камердинером.

– Дон, – окликнула она, в глазах ее стояли слезы. – Вы возвратились слишком поздно. Ужасные новости уже дошли до вас?

– Да.

– Что теперь со всеми нами будет? – Она покачала головой. – Бедный господин Рэндольф. Он не может найти себя от горя.