Мой грешный пират

Аланис сидела перед зеркалом, вынимая из прически заколки. Лицо ее было мокро от слез. «Эрос, я люблю тебя. А ты любишь меня?»

– Идиотка! – фыркнула она.

По крайней мере теперь она знает, что он ее не любит.

Кто-то постучал в дверь. Повернув голову, она заметила, как под дверь подсунули записку. Может, он все же любит ее. Она бросилась к двери и дрожащими пальцами развернула послание. «Встреться со мной у пруда с лилиями». Схватив пелерину, она выскочила наружу и, сбежав по каменным ступеням, помчалась к уединенному водоему. Спиной к ней стояла темная фигура, наблюдая за утками. Аланис замерла, хватая ртом воздух.

– Эрос.

Он повернулся, и от ее радости не осталось и следа.

– Леди Аланис, – смущенно улыбнулся Нико. – Простите, что вытащил вас сюда среди ночи, но я должен был вас увидеть. Эрос сейчас в деревенской таверне пьет и играет в карты. Вернется не скоро. Это наша последняя возможность поговорить наедине. Выслушайте меня, прошу вас.

– Говори. Но почему ты считаешь, что это наша последняя возможность поговорить наедине?

– Эрос отправляет меня в Венецию, и я собираюсь остаться там, если вы поедете со мной.

– В Венецию? – удивилась Аланис.

– Лучшего города на земле я не знаю. Я там родился.

– Ты? Венецианец? Лев в Лиге святого Марка?

– Республиканец, – ответил он с гордостью. – Моя семья была бедной, и в возрасте двенадцати лет я ушел в море, чтобы заработать денег. Служил на купеческом судне, когда на нас напали алжирские корсары.

– Как ты бежал?

– Я не бежал. Меня доставили в Алжир и заставили строить стену. Там и нашел меня Эрос. Я был рабом. А он уже водил дружбу с раисами. Узнав, что я итальянец, он поговорил с агой, капитаном Баньо, и вытащил меня оттуда. С тех пор я с ним.

– Ты знал, кто он?

– Мы знали, что он из Милана. Эрос бесстрашен и властолюбив, как и все миланцы.

– А что тебе известно о Сфорца? – полюбопытствовала Аланис.

– Они были могущественными, пока не пришли французы, а за ними – испанцы. Хвастались, что папа был их капелланом, император – их кондотьером, Венеция – камергером, а французский король – придворным. Их все боялись. Даже Козимо де Медичи платил им дань, лишь бы не трогали Флоренцию.

– Что случилось? Как Франция завоевала Милан?

– Аристократы перессорились между собой и стали поддерживать всяких авантюристов, внешних и внутренних, которые отвечали их личным амбициям. Внутренние разногласия, вражда, ревность, порок, симония… Милан принадлежал Марсу, миледи. Весь мир их ненавидел.

– Подождите еще немного, – взмолился Нико. – Поехали со мной в Венецию. Я буду о вас заботиться. У меня есть небольшие сбережения. Я открою торговую линию. И жизнь положу на то, чтобы сделать вас счастливой. Если только… – Он встал на одно колено. – Вы окажете мне честь стать моей женой.

– Твоей женой? – изумилась Аланис.

– Леди Аланис, я люблю вас. Вы самая благородная, самая милая и самая красивая женщина на свете. Вы гораздо выше меня по положению, но я могу сделать вас счастливой. Вы заслуживаете лучшего, чем тот, чье сердце на замке, хотя он и принц.

– Я… я польщена, но не могу принять твое предложение. Я…

– Для вас существует только Эрос, – с печалью в голосе произнес Нико.

Он привлек ее к себе и прикоснулся губами к ее губам.

Заржала лошадь. Аланис резко повернулась. На дорожке, ведущей к конюшням, появился всадник в плаще. Он смотрел на нее. От его холодного презрения в ее жилах застыла кровь.

Тронув поводья, всадник подстегнул коня и ускакал. «Ты потеряла его, – сказала себе Аланис. – Впрочем, он никогда не был твоим».

Глава 24

…За эти упущенья.

Не за иные, мы осуждены,

И здесь, по приговору высшей воли

Мы жаждем и надежды лишены.

Едва Аланис взбежала по ступенькам крыльца, как полил дождь. Захлопнув за собой дверь, она прислонилась к резным панелям, чтобы отдышаться. Сверкнула молнии. Из полуоткрытых дверей библиотеки струился свет. Эрос. Ее сердце учащенно забилось.

– Гарпия, – услышала она его голос. – Входи. Побудь со мной, пока я не напьюсь. И тебе советую напиться.

У нее по спине побежали мурашки.

– Ты, кажется, уже напился.

– Когда человек пьян, его ничто не волнует. Если даже он попал в ту же западню, что и его отец, поддался чарам красивой гарпии.

Некоторое время Аланис стояла, не в силах двинуться с места. Затем сняла пелерину и выпрямилась. Она решила отложить разговор с Эросом до утра.

Но он преградил ей путь. Уперся одной рукой в стену, а второй пробежал вверх по ее торсу и стиснул левую грудь.

– Твое вероломное сердце стучит громче, когда я его ласкаю, – прохрипел он. – Интересно, как отреагируют на меня твои лживые губы?

Он повернул ее к себе и поцеловал. Аланис попыталась оттолкнуть его, но он перехватил ее запястья. Опаленная огнем желания, Аланис перестала сопротивляться, ненавидя себя за это.

Эрос взял ее на руки, понес в библиотеку и положил на кушетку. Он лег на Аланис и хотел овладеть ею без всякой прелюдии.

– Нет, Эрос. Остановись. Остановись!

Она оттолкнула его и отскочила в сторону.

Тяжело дыша, Эрос поднялся, прошел к бару, открыл полупустой графин и наполнил стакан ярко-золотистой жидкостью. Потом со стаканом в руке повернулся к ней. От выражения его глаз у нее остановилось сердце. Обида. Ярость. Боль.

– Ты лгала мне, – сказал он шепотом. – Ты лгала мне сегодня вечером. Ты лгала в ту ночь, которую мы провели в Агадире. Ты целовалась с Никколо, Аланис!

– Он поцеловал меня! – горячо возразила она. – Этот поцелуй ничего не значил. Нико знает, что я чувствую. Ты единственный, кто ничего не чувствует!

– Я не должен ничего чувствовать, но должен быть защищен от женщин, тебе подобных. Одна такая родила меня, а потом приговорила к смерти.

– Твоя мать не приговаривала тебя к смерти. Не будь ты одержим желанием наказать ее, увидел бы любовь в ее глазах, когда она держала тебя за руку и называла «своим чудом». У меня сердце разрывалось! Это не я спасла тебе жизнь, Эрос, а твоя мать. Она вытащила тебя из темницы. Она лечила твои раны и сказала, где тебя спрятать. Она твой ангел-хранитель, эта бедная печальная монахиня, обучающая грамоте маленьких городских беспризорников, посвятившая последние шестнадцать лет жизни благотворительности и покаянию. Маддалена не бросала своего сына, Эрос. Это он бросил ее.

– Я не желаю говорить на эту тему! – прорычал Эрос.

– Можешь не говорить. Но это ты, а не я открыла сундук Пандоры сегодня, так что тебе придется слушать. Женщина, приговорившая свое дитя к смерти, – гарпия, но гарпии не обращаются к церкви. Они не заполняют свои одинокие сердца любовью к сиротам, не спасают жизнь своих сыновей. Что бы там ни случилось в ту трагическую ночь, Маддалена невинна. Ты знаешь, как легко мужчина может взять власть над женщиной. Уверена, твой дядя сделал с ней что-то и запер в своих покоях, чтобы его ложь выглядела правдоподобной. Меня удивляет, что ты поверил ему с такой легкостью, зная, какой он подлый и как мать любит тебя. Как мог ты – ее любимый сын – забрать сестру и исчезнуть, не удостоверившись сначала, что она и впрямь его сообщница? Ты оставил свою мать в одиночестве. Неужели ты ни разу о ней не вспомнил, не ужаснулся тому, что она пережила? Маддалена любила и любит тебя, и если в тебе есть хоть капля сострадания, ты должен вернуться в Рим и молить ее о прощении.

– В твоей теории есть одно слабое звено. Карло знал о Новой лиге, поддерживаемой моим отцом. Откуда? Об этом знали только мы с матерью.

– Спроси об этом Маддалену. Вернись в монастырь. Она заслужила твое извинение или хотя бы благодарность.

Эрос отвернулся и глотнул коньяка.

Аланис с горечью усмехнулась и покачала головой.

– Продолжай пестовать свой цинизм, свою бессмысленную ненависть и искаженные воспоминания. Зачем выяснять истину, когда проще обвинить во всех своих бедах мать?