Страница 10 из 61
Так или иначе, в 1005 г. на 26-й день Двенадцатой луны Мурасаки стала придворной дамой императрицы Сёси. Ее причислили к дамам среднего разряда – тюро-нёбо.
Выполняя мелкие поручения императрицы, Мурасаки прислуживала ей при умывании, переодевании, трапезах, принимала гостей, была посредницей в беседах между ними и государыней.
По-видимому, одновременно она была наставницей императрицы: «Государыня часто поручала мне читать ей разные отрывки из «Поэтического собрания»[6] и в конце концов, пожелав лучше их понимать, попросила меня учить ее, поэтому с позапрошлого лета я стала читать с ней те две книги, которые известны под названием «Новые песни юэфу». Разумеется, мы делали это урывками, когда рядом никого не было, и сохраняли наши занятия в полной тайне».
В те времена положение придворной дамы не считалось почетным, скорее наоборот. «Терпеть не могу придирчивых людей, которые злословят по поводу придворных дам, – пишет автор «Записок у изголовья» Сэй Сёнагон. – Положим, нет дыма без огня. Придворная дама не сидит затворницей, она встречается с множеством людей. […] Когда придворная дама выходит замуж, ей оказывают всяческое почтение, но в душе думают, что каждый знает ее в лицо и что не найдешь в ней прежней наивной прелести» (Перевод В. Н. Марковой).
А вот как говорит об этом сама Мурасаки: «Какой суетной, тщеславной должна казаться я теперь людям, когда-то любезным моему сердцу. Право, при одной лишь мысли об этом мне становится не по себе, и я не решаюсь писать к ним».
Судя по всему, особого желания поступить на придворную службу у Мурасаки не было:
«Впервые увидав дворец, я была взволнована до глубины души…
Очевидно, пойти в услужение к императрице Сёси ее уговорил отец, чувствовавший себя обязанным Митинага.
Тем не менее Мурасаки относилась к службе во дворце весьма серьезно и осуждала дам, пренебрегавших своими обязанностями: «Если уж ты решилась пойти на придворную службу, то, каким бы благородным ни было твое происхождение, изволь подчиняться установленному порядку. Эти же дамы ведут себя так, будто живут за спиной у родителей».
Мурасаки, которая всегда была малообщительна, а после смерти мужа и вовсе замкнулась в себе, тяготилась шумной придворной жизнью и часто уезжала в дом отца, где отдыхала от докучных обязанностей, беспрепятственно предавалась размышлениям, обдумывала и, быть может, записывала увиденное во дворце. Склонная к созерцательности и размышлениям, обладающая проницательным умом и удивительной наблюдательностью, она многое подмечала – сопоставляла одно с другим, обобщала, приходила к определенным выводам. В «Дневнике» даются характеристики современницам Мурасаки: Идзуми Сикибу, Акадзомэ Эмон, Сэй Сёнагон. Они поражают психологической достоверностью, меткостью определений, явно выраженным стремлением к разностороннему осмыслению человеческой личности.
А вот как Мурасаки пишет о себе: «…многие говорят мне: «Такого мы в вас не предполагали. О вас отзывались весьма неодобрительно – мол, она слишком чопорна, кичится своей утонченностью, всех сторонится, ведет себя высокомерно, любит только повести и, словно желая похвастаться своими талантами, по любому поводу слагает стихи. Остальными же дамами пренебрегает, смотрит на них свысока, с явной неприязнью. А оказалось, что вы на диво мягкосердечны, словом – совсем другая». Услыхав это, я устыдилась: ведь мне-то всегда казалось, что это на меня дамы смотрят свысока, считая особой довольно скучной и неинтересной. Но ничего не поделаешь, иначе я вести себя не умею. Вот и Государыня не раз говорила мне: «Прежде я всегда чувствовала себя немного скованно в вашем присутствии, но постепенно вы стали мне ближе, чем остальные дамы»».
В 1005 г., когда Мурасаки поступила на придворную службу, императрица жила в резиденции Митинага, дворце у Земляных ворот, Цутими-кадодоно; в 1006 г. двор переехал во временный дворец на Первой линии, Итидзё-ин, а потом – во дворец Бива. Императорского дворца, который восстанавливался после пожара 1005 г., Мурасаки, судя по всему, не видела. Следуя за своей госпожой, она жила то во дворце на Первой линии, то в доме Митинага, а иногда, получив отпуск, возвращалась на некоторое время в родной дом у Столичного предела.
Придворная служба имела и свои преимущества. В 1007 г. на 30-й день Второй луны Нобунори получил звание куродо, что вряд ли было бы возможно, не служи его сестра во дворце.
Постепенно Мурасаки привыкла к придворной службе, у нее появились близкие подруги среди придворных дам. В «Дневнике» и в домашней антологии особенно часто упоминается некая Косёсё, с которой они были, очевидно, особенно дружны. «Мы объединили наши комнатки и оставляем их за собой, даже когда одна из нас на время покидает Дворец. Если же мы вместе находимся во Дворце, то отгораживаемся друг от друга только занавесами».
В «Дневнике» довольно подробно описана жизнь двора императрицы Сёси в 1008–1010 гг. Первые записи «Дневника» относятся к Восьмой луне 1008 г., когда императрица жила в доме отца, ожидая рождения своего первенца. Митинага возлагал на этого ребенка большие надежды, поэтому его появление на свет было отмечено необыкновенно торжественно. В «Дневнике» подробно описываются роскошные пиршества, обряды и церемонии, которые в честь этого события были устроены во дворце у Земляных ворот. В записях, относящихся к 1008 г., впервые встречается прозвище Мурасаки – так называет автора «Дневника» Фудзивара Кинто, известный поэт и музыкант, имевший в то время чин начальника Левой привратной охраны, саэмон-но ками. «Саэмон-но ками неожиданно спрашивает: «Ах, простите, не здесь ли служит особа по прозванию юная Мурасаки?» – «Поскольку вы не видите никого, кто напоминал бы Гэндзи, откуда же здесь взяться его супруге?» – отвечаю я».
Приблизительно к тому же времени относятся и следующие записи: «Приближалось время возвращения Государыни во Дворец, но дамы целыми днями занимались перепиской и сшиванием книг. И это несмотря на то, что с самых родов не знали ни минуты покоя. Лишь только рассветало, я спешила в покои Государыни и, выбрав подходящие цветные листы, раздавала их дамам вместе с текстом «Повести» (большинство японских комментаторов предполагает, что речь идет именно о «Повести о Гэндзи». – Т. С.-Д.) для переписки. Сама же я с утра до вечера только и занималась тем, что соединяла переписанное воедино… Я послала домой за тетрадями с «Повестью» и спрятала их в своей комнате, но господин (Фудзивара Митинага. – Т. С.-Д.), улучив миг, когда я прислуживала в покоях госпожи, потихоньку пробрался ко мне и, отыскав их, отослал Найси-но ками (младшая дочь Митинага Кэнси. – Т. С.-Д.). Боюсь, что теперь молва не пощадит меня, ибо это были черновики, весьма далекие от совершенства».
Эти записи позволяют предположить, что к 1008 г. была написана хотя бы часть «Повести о Гэндзи».
Находясь при императрице и пользуясь расположением самого Митинага (некоторые даже предполагают между ними любовную связь, исходя из того же «Дневника», где Мурасаки рассказывает о том, как некто, судя по всему Митинага, ночью пытался ворваться в ее покои), Мурасаки была в курсе всех придворных интриг, видела взлеты и падения многих людей, находящихся у власти, присматривалась к окружавшим ее придворным и прислушивалась к тому, о чем судачили в женских покоях. Обобщая свои наблюдения, она фиксировала их на бумаге. Так складывалась «Повесть о Гэндзи». Очевидно, написанные ею главы сразу же распространялись в придворных кругах и читались, окружая славой ее имя.
6
Имеется в виду распространенный в то время в Японии сборник стихов известного китайского поэта Бо Цзюйи (772–846).