Страница 51 из 72
К нашим рекомендациям по охране в музее Бронте прислушались, и в ту ночь там стояли на страже пятеро вооруженных охранников. Все крепкие йоркширцы, назначенные на этот почетный пост по причине высокоразвитого чувства литературной гордости. Один оставался в комнате, где хранили рукопись, второй дежурил в здании, двое патрулировали снаружи, а пятый сидел в маленькой комнатке за монитором. Не сводя бдительного ока с экранов, он жевал сэндвич с яйцом и луком и, естественно, ничего подозрительного не заметил. Способности Ахерона были засекречены для всех агентств младше Девятки.
Аид вошел с легкостью. Он просто проскользнул в кухонную дверь, вскрыв замок фомкой. Охранник внутри здания шагов Ахерона не услышал. Его скорченное тело позднее было обнаружено под раковиной. Ахерон осторожно поднялся по лестнице, стараясь не шуметь. Вообще-то он мог поднимать какой угодно шум, пистолеты охранников не способны были причинить ему вред, но зачем нарываться? Он медленно прокрался по коридору в комнату, где хранилась рукопись, и заглянул внутрь. Комната была пустой. Охранник почему-то отсутствовал. Аид подошел к боксу из бронестекла и положил на него руку – прямо над книгой. Стекло под его ладонью пошло волнами и потекло; вскоре оно размягчилось настолько, что Аид просунул пальцы внутрь и вцепился в бумажные страницы. Когда он вытащил рукопись, дестабилизированное стекло распрямилось, как резина, и снова затвердело. Единственным свидетельством того, что молекулы перестраивались, осталась легкая рябь на поверхности стекла. Аид триумфально усмехнулся, прочитав на первой странице:
Ахерон намеревался просто похитить книгу, но ему всегда нравилась эта история. Поддавшись соблазну, он начал читать.
Она была открыта на эпизоде, когда Джен Эйр лежит в постели и прислушивается к странному звуку. Где-то совсем рядом звучит низкий сатанинский смех. Убедившись, что его источник находится не в ее комнате, Джен встает и, поспешно задвинув щеколду, кричит:
– Кто там?
В ответ слышатся какие-то стоны, звук удаляющихся шагов, вдали захлопывается дверь. Джен набрасывает на плечи шаль, медленно отодвигает задвижку и осторожно выглядывает в щелку. На ковровой дорожке она видит свечу и замечает, что коридор полон дыма. Скрип приоткрывшейся двери в комнату Рочестера привлекает ее внимание, и тут она замечает тусклое мерцание огня внутри. Джен, забыв обо всем, бросается туда, врывается в горящую комнату Рочестера и пытается разбудить спящего, крича:
– Проснитесь! Проснитесь!
Рочестер не шевелится, и Джен с возрастающей тревогой замечает, что простыни уже тлеют. Она хватает кувшин с водой и выплескивает на постель, потом приносит еще кувшин из своей комнаты. С трудом ей удается залить огонь вокруг кровати, и тут Рочестер, очнувшийся в луже воды, спрашивает:
– Что это, наводнение?
– Нет, сэр, – отвечает она. – Но здесь был пожар. Вставайте, прошу вас, вы залиты водой, я сейчас принесу свечу.
Рочестер не вполне понимает, что происходит.
– Во имя всех фей в христианском мире, скажи: – это вы, Джен Эйр? – спросил он. – Что вы сделали со мной, колдунья? Кто здесь в комнате, кроме вас? Так вы решили утопить меня?
– Повернись. Медленно.
Это произнес уже охранник, отвлекший Ахерона от чтения.
– Как же я ненавижу такие вещи! – возопил он, поворачиваясь к офицеру, который держал его на мушке. – На самом интересном месте!
– Не двигайся и положи рукопись.
Ахерон так и сделал. Охранник отцепил от пояса уоки-токи и поднес к губам.
– Не надо, – тихо сказал Ахерон.
– Да неужто? – уверенно отозвался охранник. – И с какой же стати?
– А с такой, – ответил Ахерон, поймав взгляд охранника и заглянув ему в душу, – что иначе вы никогда не узнаете, почему от вас ушла ваша жена.
Охранник опустил уоки-токи.
– Что ты знаешь про Денизу?
Я провалилась в зыбкий беспокойный сон. Во сне я снова была в Крыму. Меня окружал грохот пушек и металлический лязг, с которым снаряд попадает в боевую машину пехоты. Я даже ощущала в воздухе вкус пыли, кордита и аматола, слышала глухие крики моих товарищей, треск выстрелов и визг вездесущих пуль. Восьмидесятипятимиллиметровые русские пушки били почти в упор, так что целиться им было просто незачем. Того, что тебя убьет, все равно услышать не успеешь. Я снова служила в легкой танковой – возвращалась на поле боя вопреки приказу отступить. Я вела машину по лугу, по остаткам предыдущих сражений. Машину сильно тряхнуло, и крыша над головой лопнула, внутрь ударил луч света, в котором заплясала пыль. Это оказалось неожиданно красиво. Та же незримая рука подняла машину и подбросила ее в воздух. Несколько ярдов мы катились на одной гусенице, потом плюхнулись в обычное положение. Мотор еще работал, управление тоже действовало. Я продолжала двигаться вперед, наплевав на повреждения. И лишь когда я потянулась к рации, поняла, что крышу-то снесло. Это было отрезвляющее открытие, но времени на размышление не оставалось.
Впереди дымились остатки гордости Уэссекских танковых войск – Третьей легкой танковой бригады. Русские восьмидесятипятимиллиметровки замолчали. Теперь доносились лишь звуки ружейной пальбы. Подъехав к ближайшей группе бредущих раненых, я открыла заднюю дверь. Она была смята – ну и черт с ней. Боковую дверь снесло вместе с крышей. Я поспешно подобрала раненых и умирающих солдат – двадцать два человека, – впихнув их в машину, рассчитанную на восьмерых. Все это происходило на фоне непрекращающихся телефонных звонков. Мой брат, без шлема, с окровавленным лицом, помогал укладывать раненых. Он попросил, чтобы я вернулась за ним. Только я отъехала, от брони отрикошетила пуля. Русская пехота перешла в наступление. Телефон по-прежнему звонил. Я поискала в темноте трубку, уронила ее и, ругаясь, стала шарить по полу.
Звонил Безотказэн.
– Все в порядке? – спросил он, чувствуя, что ошибается.
– Все в порядке, – ответила я, поскольку привыкла делать хорошую мину. – Что стряслось?
Я посмотрела на будильник. Было три часа ночи.
– Еще одна рукопись пропала. Только что пришло сообщение. Тот же почерк, что и в случае с «Чезлвитом». Просто вошли и взяли. Два охранника убиты. Один из собственного пистолета.
– «Джен Эйр»?
– Откуда ты знаешь?
– Мне сказал Рочестер.
– Чего?
– Не бери в голову. Хэворт-хаус?
– Час назад.
– Заеду за тобой через двадцать минут.
Не прошло и часа, как мы уже подъезжали к развилке на Ml в Регби. Ночь была ясной и холодной, дорога почти пустая. Я подняла крышу и включила обогрев на всю катушку, но все равно свистело так, словно ветер снаружи пытался ухватиться за складной верх. Я представила, каково вести машину зимой, и меня прошибла дрожь. К пяти утра доберемся до Регби, оттуда будет легче.
– Надеюсь, раскаиваться не придется, – пробормотал Безотказэн. – Брэкстон не обрадуется, когда узнает об этом.
– Всегда, когда люди говорят: «Надеюсь, раскаиваться не придется», им, как правило, раскаиваться приходится, и очень долго. Только слово скажи, и я тебя высажу. Забей на Брэкстона. Забей на «Голиаф», забей на Джека Дэррмо. Некоторые вещи важнее правил и законов. Правительства и стили приходят и уходят, а «Джен Эйр» остается. Я сделаю все, чтобы роман выжил.
Безотказэн ничего не ответил. Работая со мной, подозреваю, он впервые почувствовал, что ему действительно нравится в ТИПА-Сети. Я сбросила газ, чтобы обогнать ползущий грузовик, потом снова прибавила скорость.
– Откуда ты узнала, что я звонил про «Джен Эйр»?
Я немного подумала. Если я не смогу сказать Безотказэну, то не смогу сказать никому. Я достала из кармана платок Рочестера.