Изгой

— О, да мы побеспокоили тебя! Ты же собирался пощипать травки. Не обращай на нас внимания в таком случае! — Водящего-За-Нос распирало от гордости за свое остроумие.

— Трава годится только для двойного желудка, — встрял Скрытый-Оскал.

«Прыгай! И я вырву твою поганую глотку!» Голова Коротышки горела от мыслей, но он не мог ничего ответить. Он ненавидел их за унижения, за издевательства, за гнусную манеру играть с жертвой, перед тем как убить. Сухие губы прилипли к клыкам. Стылая маска ярости и страха.

— Ну и мерзкий же ты трус! — Водящий-За-Нос приготовился к прыжку, одному-единственному, чтобы вырвать жизнь из тела жертвы. — Воняешь, как жирный пожиратель травы.

Настойчивое молчание Коротышки спровоцировало его на последнюю, уничтожающую издевку. Задумка ему так понравилась, что даже кончик его розового хвоста задергался из стороны в сторону от предвкушения.

— Заключим-ка сделку. Будешь травоядным. Жри траву, и я сохраню тебе жизнь. Или дерись как Герой, и умрешь во славе.

Если бы Водящий-За-Нос прыгнул после этих слов, Коротышка распахал бы ему горло когтями, но тот все растягивал удовольствие, наблюдая за мучениями жертвы, ожидал ответа, а безмерная самонадеянность не позволяла начать драку, ведь та быстро окончится, а значит, и веселье вместе с нею. Пока шла потеха, основной заботой было только сохранять готовность к прыжку. Такая передышка позволила сыну Чиир-Нига принять судьбоносное решение.

Итак, сделка: жевать траву и жить или стать Героем и умереть.

Слово чести не позволило бы Водящему-За-Нос нарушить уговор.

Тот был слишком глуп, чтобы понять: он предложил Коротышке выбор между жизнью и смертью. Для него самого никакого выбора между травой и честью вообще не существовало. Он был абсолютно уверен, что загнал жертву в угол.

Дрожа, исполненный отвращения к самому себе, Коротышка опустился на колени и принялся клыками рвать высокие зеленые стебли — и потом жевал, старательно, зубами, которые были не приспособлены для такой еды. Проглотать он этот жесткий комок не смог бы, но жевал и жевал, пуская зеленую слюну.

Шестеро кзинов остолбенели. Уши стояли торчком, выражая крайнее изумление, но не изумление эти котята чувствовали. На самом деле они не могли поверить в то, что видят. Только теперь Водящий-За-Hoc понял, что не снискать ему славы, если он прикончит сопливого труса, жующего траву у него на глазах. И что еще хуже, его самого заклеймят позором. Сочтут недостойным считаться кзином до самой смерти, если он нарушит слово. Уши Коротышки теперь бесполезны.

С того дня прозвище Поедатель-Травы само закрепилось за «травоядным» кзином. Об истории на базе узнали все, и довольно быстро. Новость разлетелась, как огонь по сухой траве. Дом Чиир-Нига отказался от младшего отпрыска. Военные верфи более не доверяли ему и отстранили от сборки гравитационных двигателей.

Ему негде было спать, есть, не с кем было поговорить, никто не хотел с ним работать. Какое-то время он скитался по углам и крышам, жил в туннелях, охотился на редких грызунов. Соблюдать чистоту стало крайне трудно. Однажды он совершил ошибку и напал на телепата. Он даже пытался питаться кореньями, чтобы усмирить голод, но в желудке они выделяли газ и вызывали несварение. Он попрошайничал — и проходящие мимо кзины делали вид, что его не существует. Как-то Коротышка украл целую клетку с ватаками, выставленными на свежий воздух. Наказание за это — смерть. Но он представил дело так, будто эти ватаки сбежали.

Все только и ждали, что он поднимется на поверхность Хссина и там сгинет среди мерзлых скал. Но у него не было даже скафандра. Тогда он выпросил скафандр — о да, тут его мольбы были услышаны. Но Коротышка не ушел в горы, а вернулся в загон джотоков, по большей части потому, что хотел искупаться. Отмокать в воде — не самый лучший для кзина способ вымыться, но делать нечего. Потом он потратил целый день на то, чтобы высохнуть и привести мех в порядок. И раз уж никто не собирался его отсюда вышвыривать, Коротышка не видел причин уходить из загона.

На этот раз он был более осмотрителен. Теперь он знал, как прятаться, разбирался в характере джотоков и не бродил вблизи охотничьих троп. Он выслеживал диких джотоков в листве, а они крались за ним, когда Коротышка их не видел. За неимением других развлечений он изучал их анатомию: легкие, расположенные во внутренней лапе, кормящей сердце, мозг, кора которого огибала это сердце, зубы, перетиравшие листья… Как следует наточенные, они служили отличными наконечниками для копий.

Поедатель-Травы построил три убежища. Он представлял себя первобытным кзином, живущим в эпоху, не знающую железа и пороха, занятым расширением и защитой территории. Если верить Хранителям, в ту пору отцы частенько сжирали собственных отпрысков, ревниво охраняя единоличную власть. Нынче мало что изменилось, думал Поедатель-Травы. Кзинррет прятали своих котят и яростно защищали их жизни. Именно у матери искали спасения детеныши. С нежностью вспоминая Хамарр, он понимал: если бы не она, он бы давно был мертв.

Как-то утром, едва свет проник сквозь листву, приобретая зеленые и желтые оттенки, Поедатель-Травы навострил уши, прислушиваясь, не ведут ли где группы кзинов охоту, но раздавался лишь стрекот насекомых да неподалеку упала ветка. Широкие листья выгибались, чтобы избавиться от накопившейся воды. Прыгая меж крон, кудахтал фриг, заметный лишь благодаря красным полосам на спине.

Поедатель-Травы принюхался и не почуял ни одного кзина, но он точно знал, что поблизости кто-то есть. Джотока, с его способностями аромамимикрии, учуять невозможно, но лес полон подсказок Поведя носом, котенок распознал характерный аромат сочного содержимого разрушенных растительных клеток, сахара, кислоты, какого-то пряного вещества, кожуры брызгохлопа. Наверху лакомился фруктами джоток.

Да, вот он, во всей красе, примостился на скалистом выступе, глядит вниз, одной лапой обхватив ствол дерева, готовый исчезнуть в густой кроне, умчаться без оглядки, если потребуется. Может получиться неплохой обед. Но джоток — добыча не из легких. Лучше не обращать на него внимания. Вернее, только сделать вид.

Поедатель-Травы выбрал дерево, увитое лозами брызгохлопа, и потряс ветку, чтобы добыть немного сочных плодов. Кожура у брызгохлопа плотная, толстая, но для моляров джотока все равно что хрупкое семечко. Кзин выложил плоды на пень и отошел на безопасное расстояние, надеясь, что природное любопытство животного возобладает над осторожностью.

Поедатель-Травы не был уверен, что план сработает. Эти пять конечностей наверху уже обрели взрослую, неуклюжую форму, но кожные покровы отличались блеском, свойственным только юным особям. Возможно, животное еще не развило достаточных умственных способностей, а может быть, достигло возраста, когда джотоки становятся крайне опасными и почти неуловимыми, проявляя чудеса сообразительности и хитроумия.

Слопав все фрукты на пне, добыча и не подумала двинуться с места. Вместо этого джоток уселся на рот, растопырив локти и разглядывая Поедателя-Травы. Стоило котенку шагнуть навстречу, как зверь пятился, отвернуться — тот крался следом. Странное поведение для дикой особи… На следующее утро любитель брызгохлопа тоже пришел, на сей раз расположившись гораздо ближе и внимательно наблюдая из листвы за действиями юного кзина.

Котенок снова разложил на пне угощение:

— Немного фруктов, Длиннолап. Эй! Длиннолап! Когда он удалился на положенное расстояние, джоток

ринулся вниз и с жадностью набросился на лакомство, запихивая плоды в странно жующий рот-карман. Двумя глазами он следил за Поедателем-Травы, остальные не сводил с фруктов и окрестностей. А после пира…

— Длинно… лап, — выдала легочная щель одной из конечностей.

— Длиннолап, — отозвалась другая. Потрясенный, юный кзин навострил веерообразные уши.

Это слово он часто использовал, пока общался с рабами-джотоками на верфи. Их мелодичные голоса удивительно точно имитируют шипящие и гортанные звуки Наречия Героев. Лапы принялись играть со словами, пустившись в рифмованную перекличку друг с другом: