Изгой

Лейтенант Аргаментайн с огорчением поняла, что «спокойным временам» пришел конец. Тот эксцентричный кзин, Мягкий-Желтый, как его звали пятирукие создания, всюду сновавшие за ним по пятам, куда-то исчез, и его заменил другой, темно-рыжий, неразговорчивый и гораздо более массивный. Похоже, он только и знал, что вести допросы. Он грубо вытаскивал Нору из клетки, правда никогда не причиняя ей боли. В передвижной кабине они добирались до тесной камеры пыток. Там кзин допрашивал ее. А потом возвращал в клетку и не вспоминал о ней до следующего допроса.

Пока Нора росла, ей приходилось общаться с тяжелыми людьми, включая отца, так что она в совершенстве владела искусством находить подход к особо нелюдимым, но этот кзин оказался крепким орешком. Инопланетянин был инопланетным до мозга костей. Ненавидел болтовню, даже легкие беседы ни о чем его раздражали. Состояние здоровья животных в клетках его не волновало, к нуждам детей он оставался глух. Его интересовали только ответы и приводили в ярость ответы уклончивые.

Не получая от Норы нужной информации, он прибегал к пыткам. Увечьям предпочитал болевую стимуляцию. Но не создавалось впечатления, что монстру пытки доставляют удовольствие. Его отличала сверхъестественная чувствительность. Не телепат ли? Если Нора не знала ответов, кзин тут же переходил к другому вопросу. Но если Нора просто не хотела отвечать, великан становился исключительно настойчив.

Тщетно она пыталась понять мотивы мучителя. Его интересовали самые неожиданные вещи.

— Морская статуя в Музее сравнительной этнографии Объединенных Наций. Вы знать?

Конечно знать! Но, как далекого от мира фантазий человека, ее никогда особенно не интересовала история об одноглазом зеленом монстре внутри, замороженном в стазисе. История, между прочим, трехсотлетней давности! Снова пытка

Перемещали ли Морскую статую?

Не доставили ли к альфе Центавра?

Источник секрета сверхсветовых полетов в Морской статуе?

Не являются ли офицеры ОНКФ загипнотизированными невольниками?

Невероятно, какие извращенные формы паранойи порождает война, смешивая воедино откровенное вранье, дезинформацию, превратно понятые приказы руководства и скудные возможности нормального общения. Плюс убогие познания в области культурной специфики. А ведь это ключевой момент!

После пыток Нора едва помнила себя от боли, и дети это видели. Как всегда, они просто обняли ее. Неестественно молчаливые, сами слишком измученные, чтобы дать больше. Потом принесли еду.

— Ты поздно, мы умираем с голоду, — сказала Аргаментайн. Она даже не могла разобрать, кто из пятируких пришел.

Трое детишек молча обступили Длиннолапа, пока тот кормил их. Но ведь это не единственная его функция! Нора знала, что он главный техник-лаборант там, где люди просто подопытные животные. Ей никак не удавалось понять эмоции Длиннолапа У него ведь не было лица. Пятнистый рот-брюшко там, где должна быть физиономия. Глаза и лапы отличались выразительностью, но как постичь язык этой «мимики»?

— Бобовое пюре с костями кзинов, — произнес переводчик Длиннолапа и выдал извиняющуюся трель.

Короткая «рука» заподозрила неисправность вокодера и сама перевела на английский:

— Не кости кзинов! Бросать в дрожь. Нет. В массу — кости и мозг, в форма крекера. Пропечь. Походный рацион кзинов. Не кости кзинов! Кзины не каннибалы, кроме с котята и злые отцы.

Пятнистая затараторила, перебивая, возмущенная безобразной грамматикой Короткой.

— Может, задержишься для урока английского? — предложила Нора.

Удивительно, но ей не хотелось, чтобы «паук» уходил. Пытка вытрясла из нее все силы.

— Нет. Должен идти. Мягкий-Желтый в беда, — печально ответил Длиннолап.

— Плохо, плохо, плохо, — подтвердили друг за другом три «руки».

— Он давно не заходил. — Нора не могла решить, кто был хуже: Рыжий или Мягкий-Желтый.

Повисла пауза, пока вокодер обрабатывал фразы.

— Мы все обречены на смерть, — донеслось из его динамика.

— Большая битва, — поддакнула Тонкая.

— Корабли отозваны к альфе Центавра, — нараспев добавила Большая.

Нора решила разузнать кое-что и для себя:

— Почему они интересуются рабами тринтунов?

— Что это? — Длиннолап проконсультировался с вокодером, но в памяти машины такого слова не значилось.

— Одноглазые чешуйчатые монстры, способные поработить разум. Они все погибли в войне с тнуктипунами миллиарды лет назад. Мне недавно существенно освежили память, — уныло проговорила Нора.

— Кзины волнуются о свободе воли, — ответил Длиннолап. — Все время волнуются. Фетиш воина. Всегда под контролем. Ты не чувствовать волны вмешательства? Я идти на кухню и варить Мягкому-Желтому суп. Потом думать: зачем это делаю? Приятное чувство служить другому. Кзины не такие.

Нора вдруг вспомнила странный, всепоглощающий порыв несколько дней назад. Преданность. Нестерпимое желание помогать кому-нибудь. Она тогда решила, что не обошлось без специфических добавок в еду, чтобы развязать ей язык.

— Что, поблизости болтается Рабовладелец?

— Болтался. Большой взрыв, час назад здесь, несколько дней назад там. Не знаю, что сегодня происходит. Завтра узнать. Все обречены.

— Ты раб?

Было любопытно узнать, что ответит создание. Вокодер почему-то не смог перевести это слово, а Нора в попытках объяснить не преуспела. Ближайшим понятием, которое Длиннолап смог осмыслить, стало «друг». Вернее, «единственный друг».

Рыжий мучитель не появлялся. Зато посетила делегация из четырех джотоков. Что-то беспокойное, болезненное было в их движениях. Нора не могла остановиться. Ей хотелось понимать эмоции «брюхоликих», которые имели привычку садиться прямо на рот, хотя она понимала, что лицами природа их не наделила. Плечевые глаза таращились на нее. От нее чего-то хотели. Ей даже предложили собственные припасы: листья, которые пахли, как греческая долмадакия, и витые стебли. Джотоки вели себя, словно совершали некий ритуал. Следующим подарком оказались зеленые и красные подвязки для коленей и локтей.

Так ведь это сделка!

— Да? — спросила Нора мягко, соображая, какую выгоду может принести ее догадка.

— Наш хозяин хотел избежать битвы, — протянул переводчик, тщательно перепрограммированный.

— Любопытная идея, — осторожно отозвалась Нора.

Четверо посовещались между собой, и плюющиеся звуки напоминали неказистую версию Наречия Героев. Наконец снова заговорил вокодер:

— Твоя раса и кзинти враги.

— Может, однажды… Переводчик не слушал:

— Люди убивают кзинти. Кзинти убивают людей. Разве не так?

— Это война.

— Ты военный человек, — перебил медлительный вокодер Длиннолап. — Твое мороженое — это убивать кзина. Я понимать человечество.

Ни черта подобного. Лейтенант принялась крутить локон.

— Надо работать бок о бок. Как много лап.

Похоже, они задумали бунт… И о ее возможностях самого преувеличенного мнения. Голая женщина в разноцветных подвязках… Страшнее угрозы не придумать!

— О, змею лишили ядовитых зубов. И вообще-то, если заметил, я сижу за решеткой.

Длиннолап открыл клетку и тут же захлопнул.

— Сделка, — произнес он. — Сделаем обмен.

Голоса его «рук» дрожали, и дрожали сами «руки». Он был до смерти напуган. Создавалось впечатление, что он вот-вот бросится наутек.

— Чем же я могу помочь?

— Ты убьешь всех кзинов, кроме одного. Мы освободим Мягкий-Желтый. Сделка? Мягкий-Желтый жить.

— Я тоже хочу, чтобы он жил, — соврала Нора. Четверка как-то облегченно обмякла.

— Но с чего вы взяли, что я смогу перебить весь корабельный состав?

— Яростные воители-приматы уничтожать кзинов. Мы знаем. Мартышки разбивать корабли Героев. Мы чиним. Соскребаем кзины со стен.

«Неужели они думают, что, если выпустят меня, я не найду себе занятия получше, чем бегать нагишом по военному крейсеру и убивать врагов?! Будто у меня есть шанс завалить хотя бы одного из этих бегемотов!» От ее глаз не ускользнуло, что у Рыжего на поясе два аккуратных ряда человеческих ушей.