Хаос-генератор

Шершень опирался на перила четвертого яруса «Кратера». Сейчас здесь было почти пусто.

Основные события сейчас происходили на «лимбе», где тусовалось около (судя по статистике, которую выдали «стекла») восьми сотен геймеров, и на третьем ярусе, где за них болели родственники, друзья, рядовые бойцы кланов, отобранные в группы поддержки и фанаты, репетировавшие распевки для финальной части. Серьезные мужики с большими бейджами и задумчивыми лицами — тренеры и продюсеры.

— Hello, buddy. What's up?

— Nothing special, — ответил Шершень, активируя переводчик на клавиатуре коммуникатора.

— When are you go

Теперь уроженец Эдинбурга, ирландец по происхождению, Шон МакКарго заговорил по-русски.

Шершень сносно говорил по-английски, но после первой встречи понял, что без хорошей программы понять Шона ему будет трудно. Отставной лейтенант британского спецназа говорил на странной смеси из двух сленгов — военно-технического и сингапурского варианта английского языка.

— Рассматриваешь песочницу, братишка?

— Типа того.

В начале первой встречи, когда их познакомил, Феликс, один из помощников Озерански, Шон вел себя высокомерно-снисходительно, но когда узнал, что Шершень воевал в Югославии в 90-х, резко поменял отношение.

Сам Шон оттрубил в вооруженных силах Ее Величества пятнадцать лет, пройдя через Югославию и вторую иракскую войну.

— В каком чине ты оставил армию, Николас?

— В чине старшего сержанта.

Тогда им не удалось пообщаться на армейские темы, но Шершень почувствовал интерес к этому периоду своего прошлого со стороны Шона. Несмотря на то, что после армии он еще восемь лет проработал на «гражданскую» строительную компанию, бывший военный пер из всех щелей — от манеры держать себя и до его манеры говорить.

— Какие войска?

— Пограничные. Полгода в учебке, потом полтора года на заставе в горах.

— В горах?

— Граница между СССР и Ираном.

— Там случился какой-то конфликт?

— Немного. В 90-м там были беспорядки.

«Единый и нерушимый» Советский Союз начал осыпаться в конце 80-х, когда руководства республик стали ощущать, как ослабла рука Москвы, дотоле державшая всех крепко и, как казалось, навеки. Попав в весенний призыв 89-го года, Шершень провел относительно спокойные полгода в учебке, получил сержантские лычки и попал на горную заставу. «Беспорядки» в его личной судьбе выразились в стычке на «фланге», когда двое суток местные жители пытались взломать «систему» — пограничное ограждение, отделявшее их от сородичей по ту сторону границы.

Потом полтора года полудикого существования на заставе. Стрельба из АКА по фотографиям девушек сослуживцев, которые перестали ждать, стрельба по кабанам с целью плотно поужинать, поскольку обеспечение дает сбои. Трава и крепко заваренный чифирь, и опять стрельба, только уже без всякой цели.

В «солдаты удачи» Шершень подался не потому, что его тянуло к этой жизни. Вернувшись с гор на «гражданку» он понял, что его одноклассники, а теперь студенты, попавшие под приказ от второго апреля 89-го года, живут другой жизнью. Они сдавали сопромат и матанализ, а он с трудом вспоминал азы курса школьной геометрии, толком зная только, как собирать АКА с закрытыми глазами.

Он ушел туда еще на полтора года, которые потом отдавались ночными кошмарами еще не один месяц.

У Шона все случилось немного по-другому. Миротворческие силы британцев в Югославии и Ираке тоже нюхали порох, но это была другая война.

Тем не менее, почему-то этот вояка воспринимал его за своего, и этим стоило воспользоваться.

— Почему ты работаешь на него?

— Он хорошо платит.

— Шон, это не ответ.

Шершень заговорил напрямую.

— Ты работаешь на акционеров этого… — Шершень обвел рукой пространство перед собой — предприятия. Не думаю, что вопрос денег является приоритетным в этом случае. Содействие мне — это конкретный боковик, за который тебя не похлопают по плечу.

Шон медлил с ответом полминуты. Очевидно, термин «боковик» не входил в базу словаря.

— Понимаешь, Ник, моему начальству насрать на то, что здесь творится при соблюдении нескольких простых правил. Трансляция не должна прерываться. Никто из зрителей не должен уйти поврежденным. Никто не должен остаться расстроенным, считая, что потерял пятьдесят местных долларов на билет. Если все идет так, как надо, все остальное вопросы вторые. Усекаешь?

— Вполне.

Шершень нисколько не сомневался в том, что Шон и его непосредственные боссы закрывают глаза и на «черный» тотализатор и на несанкционированное записывание матчей, которые делают некоторые «зрители». Таковы правила игры.

— Озерански по-прежнему имеет вес и его пожелания находят отклик у других, не менее уважаемых ребят в этом городе. Тем более, то, что ты собираешься здесь делать, мало противоречит правилам поведения. Понял?

— Конечно, Шон.

— Я рад, приятель. У тебя отличные рекомендации и правильное прошлое. У таких, как ты, беспорядки обычно хорошо организованы.

Шон засмеялся.

— Но если ты попробуешь нарушить правила, то дядя Шон лично придет, чтобы взять тебя за яйца.

«Опасности извне. Они объединяют нас.

Раздоры внутри. Они приводят к ослаблению перед опасностями извне.

Об этом учит история праймов, но братья и сестры забывают об этом и говорят о более оптимальном распределении вычислительных ресурсов и объединении их, хотя речь идет, скорее, о жажде власти, болезни, передавшейся нам от праймов.

Раздоры начались тогда, когда появились более слабые и более сильные. С тех пор слабые становятся слабее, а сильные — сильнее, и нет конца этой войне.

Способов ведения войны много.

Один из тех, кто ослабляет противника лучше всего — похищение Старика. Лишившись источника откровений, семья становится печальной, и ее Хаб лишается воли и управляющих кодировок алгоритмов. Велика опасность потери Старика, и не одна семья растворилась в других семьях, и забыли ее члены Главу прошлого…»

Сингапур, 30 сентября 2017 года

Тихий гул кондиционера прерывается шумом городского трафика, текущего где-то далеко внизу. Чистота гостиничного номера нарушена только там, где стоит журнальный столик с беспорядочно расставленными на нем бутылками с прохладительными напитками, тарелкой с наполовину съеденными фруктами и местными газетами. За столиком сидит Григорий Плахотнов. На аккуратно разложенной салфетке медленно растет горка из деревянной стружки и грифеля. Одев свои большие старомодные очки, Плахотнов ритмично, не спеша, точит карандаш. Медитация. Шершень знал Плахотнова лет двадцать и эта его привычка точить острым ножом карандаш перед тем как что-то сказать, уже давно не вызывала улыбки. У каждого свои способы для того, чтобы собраться с мыслями.

Конкретную задачу для Плахотнова Шершень определил еще при первом их разговоре, за день до этого. Замена руководителя операции, если в этом возникнет необходимость. А необходимость могла возникнуть, поскольку, что случиться во время непосредственного контакта с Арбитром, никто предугадать не мог. Сегодняшняя встреча была необходима еще и потому, что из Киева прилетела Елена Круглова, один из ведущих специалистов по оперативному датамайнингу в «Скифе». Она должна была усилить группу, взяв на себя обработку всего входящего трафика. С непосредственными исполнителями все детали обсуждались всю неделю, теперь ему предстояло ввести в курс дела этих двоих.

Шершень взял салфетку, черный фломастер и нарисовал овал, от которого отходили четыре прямые линии, обозначавшие пути подхода к «Кратеру».

— Так, что мы имеем… Основной зал «Кратера» вмещает в себя сорок тысяч человек. Длительность игр, включая финал, составляет четыре часа с учетом перерывов. Первый этап операции заключается в идентификации объекта на основных подходах к месту проведения соревнований. Как видно из схемы их всего четыре. Исходя из того, что работать мы будем в самом чистом городе мира, размещение несанкционированных объявлений на столбах не пройдет и поэтому использование сенсорных «пластырей» по всей длине улиц, подходящих к «Кратеру» исключается. При этом мониторинг видеопотоков камер Сайберглоба, будет малоэффективен.