Ключи к "Лолите"

Итак, мелькнувшее в памяти Гумберта воспоминание возвращает его назад к летнему дню на Очковом Озере, к белому животу Шарлотты, в котором когда-то "свернутой рыбкой" лежала Лолита, и далее к детству самой Шарлотты, то есть к годам, вероятно более поздним, чем любовь Гумберта к Аннабелле Ли в приморском краю. Весь этот узор, в биологическом и художественном смысле, напоминает многослойные картинки в энциклопедии, когда, переворачивая полупрозрачные листы, вы каждый раз открываете какой-то новый уровень анатомии.

7

В случае (вполне вероятном) если читатель так и не понял, какое имя называет Лолита, эхом отзывающееся в слове «уотерпруф», если читатель не видит складывающийся узор, если созревший плод не падает, Гумберт тут же дает такому недостаточно внимательному читателю еще несколько намеков — причем более прозрачных, — которые позволят даже тупицам угадать личину Куильти. Лолита говорит, что он был давним другом семьи, "приезжал к своему дяде в Рамздэль" (с. 334), выступал с лекцией в Шарлоттином клубе и поцеловал Лолиту в щечку:

Знал ли я, что он заметил меня и ее в той гостинице каких-то охотников, где он писал ту самую пьесу — да «зачарованных», — которую она репетировала в Бердслее два года спустя? Знал ли я, что — Ах, это было так гадко с ее стороны запутать меня и заставить поверить, что Клэр пожилая дама… [с. 334]

Более того, газета в Уэйсе напечатала фотографию Куильти (Гумберт ее не видел); "В Брайсландской газете портрета не было", — отмечает Гумберт. Лолита сообщает дополнительные наводящие сведения: "Эдуза [Гольд. — К. П.] предупредила ее в свое время, что Ку не равнодушен к маленьким девочкам — его раз чуть ли не в тюрьму посадили…" (с. 337). Вспомним, что в "Кто есть Кто" среди "любимых развлечений" Куильти указаны "домашние зверьки". Лолита продолжает, выдавая некоторые подробности о свойственных Куильти извращениях:

"Видишь ли, у него там были и девочки, и мальчики, и несколько взрослых мужчин, и требовалось, чтобы мы Бог знает что проделывали все вместе в голом виде, пока мадам Дамор производила киносъемку". (Жюстине маркиза де Сада было вначале двенадцать лет.) [с. 338–339]

Вспомним еще раз "Кто есть Кто", где одним из его трех увлечений названа "фотография".[107] Третьим его увлечением были "полугоночные автомобили", что вполне соответствует Красному Яку и прочим машинам, на которых он неотступно преследует Гумберта и Лолиту.

8

Очевидно, я разглядел или, вернее, узнал не все детали созданного Набоковым узора, потому что мы видим их все сразу. Впрочем, моя цель в данной главе, помимо объяснения некоторых текстуальных загадок «Лолиты» и отстрела некоторых тигров, состояла в том, чтобы дать читателю Набокова представление о том, на какие детали следует обращать внимание и какие логические связи он должен делать, поскольку поэзия требует такой же точности, как геометрия. Произведения Набокова сделаны из тщательно подогнанных деталей, и автор прекрасно знает место каждой части в головоломке. Выражение "dans l'art n'existe pas hasard",[50] в общем, не совсем верно. Однако к искусству Набокова его можно применить в более строгом смысле, чем к произведениям большинства писателей. Это одна из сильных сторон Набокова — и в то же время, на мой взгляд, его главная слабость, не позволяющая ему подняться на вершину писательского Олимпа, которой достигли некоторые его предшественники (такие как Гоголь) в русской литературе XIX века, и состоящая в том, что он является исключительно хитроумным мастером. Есть одно крылатое выражение, приписываемое знаменитому русскому полководцу Суворову, которое я процитирую по дневнику князя Вяземского: "Тот уже не хитрый, о котором все говорят, что он хитр". Его вполне можно метафорически и с полным основанием применить к Набокову-художнику. Тайная основа и техническая сторона мастерства Гоголя скрыты так глубоко, что практически невозможно формально проанализировать его творчество. В отношении же Набокова порой кажется, что у него слишком многое идет от головы и поэтому его можно анализировать. Великий поэт, вероятно, не подписался бы под этим заявлением, но как бы то ни было — к лучшему или худшему — последнее слово все равно остается за ним.

3. Стиль

Можете всегда положиться на убийцу в отношении затейливости прозы.

1

Многие считают Набокова самым блестящим стилистом, пишущим сегодня на английском языке. Единственным писателем, кто хоть как-то приблизился к свершению подобного подвига, был Конрад (Джозеф, а не Удо), однако его идеи и стиль (не говоря о том, что он не оставил следа в польской литературе) куда менее значительны, чем у Набокова. Тот любопытный факт, что Набоков научился читать по-английски раньше, чем по-русски, предполагает его внутреннюю расположенность к языку, используя который он добился совершенства и завоевал славу. Сам Набоков не раз извинялся за свой английский, утверждая, что русской прозой он владеет гораздо лучше.[108] Думается, эти извинения не вполне искренни. Ясность (порой обманчивая), простота и благозвучие его английского не идут ни в какое сравнение с языком его русской прозы. В «Даре» его повествовательные предложения настолько перегружены причастными оборотами, заключенными в скобки пояснениями и утомительным обилием точек с запятой, что читателю приходится с трудом продираться сквозь эти нагромождения.[109] Контраст между его кристально чистым английским и округлым русским просто поразителен.

Повествование в «Лолите» ведется от первого лица, и поэтому при попытке формального анализа романа неизбежно возникает вопрос, чей это стиль — гумбертовской исповеди или самого Набокова? Я бы ответил: и того, и другого. При этом, как правило, преобладает сам Набоков. Голос Гумберта — это своего рода искусный трюк чревовещателя, и в его звучании отчетливо различим слегка видоизмененный голос самого кукловода. В сущности, дальнейшее исследование используемых приемов показывает, что манера выражения Гумберта Гумберта отчетливо напоминает стиль Джона Рэя-младшего, стиль причудливого и великолепного Комментария к набоковскому переводу "Евгения Онегина" и стиль его автобиографического повествования "Память, говори". От такой мысли, я уверен, Набокову снились бы жуткие кошмары (сродни noctis equi Гумберта), тем не менее можно сказать, что вся книга написана его собственным стилем. Поскольку данное исследование — первая попытка анализа набоковского стиля, я ставил перед собой скромную цель рассмотреть звучание его прозы, некоторые характерные риторические фигуры и отдельные элементы образности.

50

В искусстве нет ничего случайного (фр.).