Страница 48 из 71
Вскоре вернулся хозяин вместе с облаком морозного пара: с «деревянной ногой» не очень-то развернешься в дверях.
— Смотреть ходил, — сообщил он с улыбкой. — И вправду мороза клюв крепким стал!
— Мороз только тебя и не видел! — усмехнулась Аснэ, как следует прихлопнув дверь. — Вон сколько холода впустил!
— Я ему и показался, морозу-старику! — засмеялся муж.
Он остановился возле жены, у глухо гудевшей печурки, протянул к огню раскрытые ладони. Он был почти на полголовы выше жены и своей макушкой чуть не задевал матицу потолка. И сейчас, глядя на этих рослых, крепких людей — на Аснэ и Галактиона, — Демьян подумал, что вот жить бы им и радоваться жизни, растить детей. Так нет же, судьба распорядилась по-иному. Вначале-то все хорошо было. Рос Галактион здоровым и жизнерадостным мальчишкой, играл, носился со своими сверстниками, встал на свои две ноги. Оленей пас, на охоту начал ходить. И тут в семнадцать ли в восемнадцать лет свалила его неожиданно неведомая болезнь. Жестокая болезнь. Наступил день — и он потерял сознание, и омертвело тело. Как потом рассказывали, «заячьей шерстью его дыхание защищали» — ко рту подносили трепетно-невесомые шерстинки, по едва заметному колебанию которых узнавали, что «дыхание в нем еще есть», что он еще жив, хотя давно похолодели руки-ноги, похолодело все тело. Ждали неминуемого конца. Но он одолел болезнь и выжил. Вернулся с того света, из Нижнего мира. Только правую ногу свело в коленном суставе, не разгибается и не сгибается, так и торчит омертвевшим сучком. С тех пор не выпускает из рук самодельный костыль…
Мудры старинные люди, размышлял Демьян о Степане-старике, отце Галактиона. В дальних землях, на самой Оби, среди многих девушек незнакомого сира он нашел и сосватал для сына именно такую, которая не побоялась народить детей безногому мужу и поддерживать огонь в его очаге. Должно быть, вдвое-втрое труднее участь хранительницы очага в доме, где хозяин на одной ноге…
Между тем Аснэ налила гостям чай и сказала нараспев:
— Чай пейте, гости!
Юван и Микуль нажимали на единственное кушанье — хлеб с сахаром. Посреди стола находилась тарелочка с сахаром-песком, куда «макали» кусок хлеба. Демьян же больше обрадовался чаю. Внутренняя жажда-боль все не проходила, и теперь он с надеждой на облегчение накинулся на крепкий напиток охотничьего сира. Чай наливал в блюдце осторожно, не спеша, чтобы ни одна капля не упала на соскобленный до желтизны стол. И пил тоже медленно, степенно, поддерживая неторопливый разговор с хозяевами Дома. Как он и полагал, хозяина интересовала лесная жизнь, лесные новости. И он подробно рассказывал, где какого зверя добыл, где напал на его след, сколько дней гонялся за ним, где нагонял его и где упускал. Какая при этом была погода, с какой стороны дул ветер, с какой силой дул и когда перестал. Если преследуешь чуткую лису, то ветер играет большую роль. Особенно «шум треснувшей ветки приглушающий ветерок». Без такого ветерка, считай, удачи не видать.
Демьян называл поименно реки и речушки, боры и болота, озера и урманы, поскольку хозяин, будучи почтовым человеком, хорошо изучил многие земли-воды по главной Реке. Если он что-то не знал в глубине урманов и болот и переспрашивал, то Демьян объяснял, на каком притоке той или иной реки, возле какого озера или болота.
После гостей хозяева попили вечерний чай. Затем Аснэ убрала посуду и уложила спать дочерей Нину и Аринэ, а сама взялась за шитье. Шила кому-то малицу.
— Ну, у нас по лесной жизни только сердце ноет, — сказала она, низко наклонившись над шитьем. — Все там под рукой — черемуха-брусника, вода-дрова, рыба-зверь…
Муж Галактион толок в ступке «поджаренную» махорку вперемешку с пеплом трутовика, готовил себе табак. Он оторвал глаза от ступки и, взглянув на жену, сухо прервал ее:
— А, напрасно!.. Нечего об этом!..
Жена будто не слышала его, продолжала грустно:
— В первые годы, как в поселок переехали, так хоть на охоту ездил. Осенью на белок, весной на уток. А теперь совсем перестал. Оленей нету — так куда без оленей?!
— Тут хоть сыны по хозяйству помогают, — вставил слово муж. — После уроков прибегают.
— Верно, хоть дети под рукой, — согласилась жена. — Старший-то, Иван-то, поди, не доучится в школе. Тяжело без него в доме-то. И отец наш теперь без оленей при одной своей ноге остался…
— Ладно, хватит, — махнул рукой Галактион и перевел разговор на другое — гостей надо послушать.
И снова ожила неторопливая беседа о лесной жизни. Но Демьян не забывал при этом и о поселковой жизни: к месту вставлял вопросы, о людях расспрашивал. Ведь он поедет домой, и все встречные будут у него справляться: «Как там в поселке народ поживает? Кто родился, кто помер? Нет ли тяжелоболеющих?»
Между тем время пролетело незаметно. Трижды мигнула лампочка под потолком. Это сигнал солидно именуемой «станции»: скоро одиннадцать — и дизель заглохнет до утра. Ночью поселок в полной темноте дремлет.
— А-а, вечер далеко ушел, — сказал Галактион, глянув на лампочку. — Станция спать хочет. Лампу можно разыскать… Где-то у нас керосиновая лампа была.
— Лампа-то есть, только керосина нет. На улице надо искать, — подала голос Аснэ.
— Да нам тоже пора спать, — сказал Демьян. — Завтра много дел. Домой надо спешить. Меня там гости ждут — искатели горючей воды…
— От таких гостей надо подальше держаться, — заметил Галактион. — Слышал я о них кое-что. Подальше надо.
— Деваться-то некуда, — усмехнулся Демьян. — На одной земле живем.
— На одной… — согласился Галактион. — Это верно.
— Как-нибудь поладим. Ведь люди они, человеки…
— Н-да, человеки-то человеки… — неопределенно протянул Курпелак Галактион, проведя ладонью по гладкой рукоятке костыля. — Н-да, все вроде бы правильно…
На этом разговор приостановился. Хозяева принялись сооружать постель для гостей, Демьян помогал им. Постелили на полу шкуру и старые телогрейки, вместо подушек какие-то мешочки с рукодельем и тряпьем. Лежанка получилась вполне приличная, решил Демьян. В доме, не под небом.
Он уложил сыновей — старшего с краю, младшего в серединку, чтобы не замерз, — накрыл их пальтишками, а сверху малицей. По словам хозяев, ночью, когда печурка прогорает, в избушке бывает довольно холодно. В интернате, конечно, теплее. Там в каждой комнате большая печь из красного кирпича. Да разве согреешь детей только печным теплом?! Еще засветло сбегали в интернат, отпросились на ночевку к отцу. Соскучились. И отец тоже соскучился. Что там скрывать.
Погасла лампочка под низким потолком. Но темнота не мешала разговору, что вели между собой гость и хозяин. Просто голоса стали тише, чтобы не мешать спавшим.
После, когда нить разговора ослабла и Демьян почувствовал возвращающуюся к нему утреннюю жажду-боль, которая притуплялась и утихала во время беседы с людьми, он попросил хозяина:
— Может, какую сказку найдешь? Зимняя ночь длинная…
— Сказку? — тотчас же откликнулся Курпелак Галактион. — Это можно. Коль они есть — не жалко, цены на нее нет…
Как всякий хороший сказочник, у которого немалый запас в голове, он немного помолчал: перебирал в памяти сказки — какую рассказать. И, выбрав сказку, по обыкновению спросил, слышал ли кто эту сказку. Получив отрицательный ответ, он опять помолчал в раздумье, затем, прочищая горло, кашлянул раза два-три и особенным «сказочным голосом» — мягким и певучим — взял первое слово сказки.
Дом затих.
Дом слушал сказку.
За стенами потрескивал мороз. На дальних дворах изредка взлаивали собаки. Да вскрикивали, разрывая темноту ночи, черно-бурые лисы на верхней окраине села. Затем снова все замирало и погружалось во тьму.
Селение слушало сказку.
И Микуль с Юваном слушали сказку. Но они не дослушали до конца. На середине сказки их одолел сон. И после, два десятилетия спустя, когда Микуль приедет в поселок, он вспомнит про сказочника селения Курпелак Галактиона и, прихватив магнитофон, отправится на его поиски. Шагая по поселку, он пожалеет, что раньше не разыскал старика. Все некогда было. Поездки в эти места всегда привязывались к Нефтереченску, что в двенадцати километрах отсюда. Всех интересовали только «первопроходцы», «первооткрыватели», «первостроители», неисчислимые богатства недр земли. Предпочтение отдавалось лишь работам с привкусом нефти и газа.