Космический триггер

Некоторые из читателей этой книги — самые решительные — могут вообще никогда не умереть.

Появления и исчезновения

И вот теперь начинается самое непонятное.

Люди, которые называют себя посланцами Господа, инопланетян или многочисленных Вознесенных Учителей, начинают входить со мной в контакт порой весьма странными способами. Большей частью это психи. Но среди них есть и те, кого я так и не понял.

Например, один чудак, называвший себя представителем иллюминатов, в котором Скептик подозревал потенциального мошенника-профи, пригласил меня и Арлен на ужин в самый дорогой ресторан в Беркли, заплатив за нас 70$. Он уверял, что постоянно нам покровительствует, пару раз намекнул, что, возможно, он Бог, и перед уходом незаметно всучил мне 200$, ободрительно добавив, что наша бедность долго не продлится.

Он так и не вернулся и ни разу не попытался эксплуатировать Бедного Глупца. Что же это за мошенническая игра, в которой Простак не беднеет, а богатеет?

Скептик по-прежнему убежден, что этот чудак был доброжелательно настроенным экстрасенсом, которому нравилось совершать эффектные и загадочные поступки. Я не верю, что он “в действительности” был настоящим иллюминатом (ну разве что четыре или пять минут в неделю, когда Шаман размышляет над всевозможными теориями, которые им обычно отфильтровываются по причине неправдоподобной мелодраматичности…).

Во время нашей последней встречи с тюрьме Вакавилл я сказал Тиму Лири: “Джордано Бруно, который предположил, что в нашей галактике есть Высший Разум, практиковал тант-рическую йогу”.

“Да, я знаю”, — отозвался Тим. “О, — удивился я, — Ты читал “Джордано Бруно и герметическая традиция” Фрэнсиса Йейтса?”. “Нет, — сказал он. — Об этом явно свидетельствуют сочинения самого Бруно. Сексуальная магия — это всегда первая из Тайн”.

В ходе этой встречи Тимоти выглядел воодушевленным, но казался на удивление скрытным, что было вовсе на него не похоже. “Скоро я выйду, — сказал он. — И тогда все станет на свои места”.

На следующей неделе его перевели из Вакавилла в Тер-Айленд под Лос-Анджелесом. Джоанна Лири сообщила его друзьям в Бэй-Эриа, что не стоит ему писать, поскольку его вскоре снова переведут.

Началось Великое Безмолвие. Потянулись недели. Как-то вечером к Бедному Глупцу пришел Майк Горовиц, работавший в библиотеке Фицхью Мемориал, и поведал ему странную историю. Джоанна Лири пришла к нему домой с тремя мужчинами, которых представила как сотрудников компании, специализировавшейся на фотокопировании. Она принесла с собой письмо, написанное рукой Тимоти, а его почерк не спутаешь ни с чьим другим. В этом письме Майк получил инструкции передать этим людям архивы Лири для фотокопирования и на постоянное хранение.

“Это были легавые, — сказал мне Майк. — Я их нутром чую”. — “Какого черта…”. — “Не знаю, — сказал Майк. — Просто ума не приложу…”

Мы беседовали об этом на протяжении многих часов. Если Тим вступил в сговор с федералами, то что это мог быть за сговор? Паранойя то вплывала, то выплывала из комнаты, пока мы размышляли, теоретизировали, строили предположения. По настоянию Майка Оракул сделал предсказание по картам Таро. Я забыл мои тогдашние интерпретации, но помню, что картой, показывавшей “результат дела”, была Звезда.

В “Магическом возрождении” Кеннета Гранта эта карта представляет Сириус. Совпадение?

Через неделю, по просьбе еще одного сбитого с толку друга, я выполнил другой прорицательный расклад для Тима. И снова “результатом” выпала Звезда. Очередное совпадение?

В сентябре 1974 года паранойя расцвела пышным цветом. В издаваемые Херстом газеты “просочились утечки” информации, безусловно инициированные агентами ФБР. В них говорилось, что Тимоти готов свидетельствовать против всех вместе и каждого по отдельности из своих бывших друзей, чтобы только выйти из тюрьмы.

Черт побери, те из нас, кто наблюдал за метаморфозами Лири от Ученого к Гуру, от Гуру к Революционеру и от Революционера обратно к Ученому, знали, что он способен на любую трансформацию, но вряд ли она могла лежать в плоскости обычной психологии.

В “Беркли Барб”, без ссылок на источники, появилась статья, в которой говорилось, что Джоанна арестована за хранение кокаина. “Ага, — послышались голоса, — Вот как федеральные агенты сломали Тима…”. Но эта история была непроверяемой. “Все это вздор, — утверждали другие голоса, — федерапы пытаются внести панику в ряды контркультурщиков…”. Затем хлынула Вторая Волна слухов. В округе Сан-Франциско заговорили, что злодеи-психологи из Вакавилла пытались воздействовать на сознание Тима. Он стал зомби, как Макмэрфи в финале “Полета над гнездом кукушки”, Кеси, как самый настоящий шаман, за десять лет до этого предсказал судьбу Тима, сам того не ведая. По-прежнему извергался вулкан Уотергейта; даже самые закоренелые антипараноики и скептики в отношении Теорий Заговоров не могли не прийти к выводу, что Правительство способно на все…

И никто из нас не мог получить весточки от Тима или написать ему письмо. Федералы полностью лишили его права переписки и общения с родственниками и защитником.

Кармический урок

Лао-Цзы (по крайней мере, в изложении Лири) говорил, что Великое Дао чаще всего окружает тех родителей, которые охотно учатся у своих детей. Эта мысль вызывала у меня значительное ментальное напряжение и протест, поскольку на этом временном отрезке нашего рассказа мои дети превратились в весьма самодостаточных подростков и занимались оккультизмом с куда большей степенью энтузиазма и куда меньшей долей скептицизма, чем мне это казалось разумным.

В течение нескольких лет, несмотря на все мои усилия помнить высказывание старого доброго Лао-Цзы и действительно слушать своих детей, мы не могли обсуждать эти вопросы без споров. Они верили в астрологию, которую я по-прежнему считал чепухой; в реинкарнацию, хотя я считал это экстравагантной метафорой, которую не следует воспринимать буквально; в доктрину кармы, оптимистично утверждавшую, что зло действительно наказывается, а добро действительно вознаграждается, хотя лично я считал это фантазией, в которой желаемое принимается за действительное, как в христианской идее о Рае и Аде. Но хуже всего было то, что они испытывали непреодолимое влечение к различным восточным “учителям”, которых я считал отпетыми шарлатанами, и безграничное презрение ко всей научной методологии Запада.

Моя точка зрения полностью совпадала с точкой зрения Алистера Кроули, когда он писал:

После каждого спора с кем-то из детей я снова давал себе слово слушать их поп-ориенталистские речи более благожелательно и менее критично. И однажды мне это удалось. Я многому у них учился. И тогда произошло “чудо”. Я знаю, что обычному американскому родителю поверить в это гораздо труднее, чем в любую иную из моих странных “историй”, но моя орда упрямых и самодостаточных подростков начала слушать меня. Возникло реальное общение. Пусть мне было за сорок и у меня начинала седеть борода, но я мог интеллигентно обсуждать с четырьмя подростками наши философские разногласия, а наше взаимное уважение друг к другу от этого стремительно возрастало.

Мне кажется, это самый большой результат, которого я добился в ходе всех моих оккультных исследований, даже если человек, у которого нет детей, не сможет оценить масштабы этого чуда.

Люна, наша младшенькая — та, которая, возможно, левитировала в Мексике и у которой наступление первой менструации синхронно совпало с днем ареста Тима Лири в Афганистане, — преподнесла мне самый главный урок. Она начала писать акварелью, и все, что она делала, меня завораживало: картины всегда были наполнены солнцем и светом, и в каком-то смысле были такими же неотразимыми, как картины Ван-Гога. “Что означают все эти картины?” — однажды я спросил ее. “Я пытаюсь показать Чистый Свет”, — ответила она.