Алмон

– Как твоя головная боль? Прошла?

– Пройдет, – вяло ответил он, – не век же ей длиться. Слушай, Дракула как-то обмолвился, что у меня есть сестра.

Патриций помедлил, прежде чем ответил:

– Да, есть. Я тебе говорил поменьше общаться с Дракулой.

– Я с ним не общаюсь, это он общается со мной. Так что там за история с моей сестрой и каким-то камнем?

– Дракула тебе и это рассказал?

– В общих чертах.

Патриций взял бокал, вдохнул тонкий аромат, и поставил его обратно на стол.

– Ты на самом деле хочешь узнать эту историю?

Нэскей поднял взгляд, посмотрел в лицо Георгу и ответил:

– Да.

Широко распахнутыми глазами смотрела Терр-Розе на Сократа.

– И ты так спокойно говоришь об этом?! – воскликнула она. – И говоришь об этом только сейчас?!

– А что изменилось бы, скажи я об этом раньше?! – сердито выкрикнул в ответ толстяк. – И что, по-твоему, мы можем сделать, а? Даже если обратимся в Совет Системы, нам никто не поверит, что сын Владыки Империи, приемный сын Аргона и Олавии мог собственноручно убить обоих королей Сатурна! Нас скорее обвинят в клевете и заговоре, чем его в убийстве! Да и убивал не Леброн, убивал Нэскей! Кто во всем этом разберется?!

– Это верно, – эхом откликнулась Ластения, – мы ничего не сможем сделать… ничего…

– Ты, девочка моя, потеряла родителей, – сбавив тон, продолжал Сократ, – я своих любимейших друзей, Сатурн лишился правителей – и об этом следует подумать в первую очередь. Трон не может пустовать и ждать, покуда мы тут все всласть нарыдаемся. Необходимо начинать подготовку к коронации. Ни о чем не беспокойся, во всех делах я буду помогать, кое-какой жизненный опыт у меня имеется, уж с планетарным управлением справлюсь.

– Спасибо, Сократ, – Ластения обняла толстяка, положив голову ему на плечо, – спасибо, что ты у меня есть.

– На меня, Ластения, также можешь рассчитывать буквально во всех вопросах, – Терр-Розе присела рядом, приобнимая ее за плечи.

– Коронацию можно назначить на послезавтра, – девушка смахнула с ресниц слезы. – Только пусть все будет как можно проще и скромнее.

– Конечно. Я обо всем позабочусь и всю организацию возьму лично на себя.

– Ни в коем случае! – всплеснула руками Терра. – Его нельзя подпускать к таким тонким и важным вещам, как устроение коронации! Если к такому мероприятию приложится толстый, получится нечто незабываемо безобразное! Уж лучше я возьмусь, у меня хоть вкус имеется!

Толстяк распахнул рот в возмущении, а Ластения, глядя на них, впервые за все это время улыбнулась.

Выслушав Патриция, Нэскей долго смотрел на шелестящий фонтан. Боль тяжело пульсировала в висках, в сознании возникали какие-то смутные разрозненные образы… Патриций наблюдал за ним, не прерывая молчания.

– Глаз Идола, – наконец задумчиво произнес Нэскей, – похоже, это действительно интересная вещь. Думаю, я смог бы забрать его у Анаис.

– Да? И почему ты так считаешь?

– Я в этом уверен. Не знаю почему. – Нэскей помассировал виски, казавшиеся раскаленными. – Если все дело в игре энергий, и если у тебя с Анаис она так сильно разнится, то у нас она должна быть максимально похожей, если не тождественной. Я хотел бы встретиться с нею прямо сейчас.

– Прямо сейчас? – Патриций приподнял одну бровь. – К чему такая спешка?

– А зачем откладывать? Меня на самом деле все это очень заинтересовало.

После недолгих раздумий Патриций согласно кивнул.

Закончив операции с пультом дистанционного управления станцией «Бег», Палач откинулся на спинку кресла, дожидаясь результата. В соседнем кресле скучал Дракула, он ничего не понимал во всех этих премудростях. На центральном экране виднелась схематично изображенная светящимися точками станция. Вскоре словно ветер пронесся по огонькам, и восемь из них вспыхнули ярко-оранжевым светом.

Патриций с Нэскеем спустились на шестой подземный уровень. Молодой человек шел, глядя себе под ноги, казалось, он к чему-то напряженно прислушивается.

– Анаис там не одна, – сказал Патриций, – с нею за компанию еще одно большое безумное животное, но оно неопасно.

Они остановились у неприметно-серой двери. За нею царила полная тишина.

Ластения едва помнила, как промелькнуло время, и наступил день коронации. Терр-Розе настояла, чтобы Ластения сменила белое платье скорби и облачилась в подобающие такому знаменательному дню одежды. Для себя королева успела заказать у дворцовых портных ослепительный алый с золотом туалет, да такой шикарный, что толстяк справедливо заметил:

– Терра, ты так вырядилась, что не понятно, кто сегодня короноваться собирается!

Сам толстяк облачился в строгий черный костюм. На Сатурне черный цвет не считается мрачным или печальным, это цвет земли и Космоса, символизирующий истоки жизненных начал.

Церемония проходила в Храме Сатурна. Белоснежная летящая ввысь к теплому небу легкая храмовая архитектура как нельзя лучше подходила к такому торжественному моменту. Центральный церемониальный зал был полон народа. Всё еще находящаяся под действием успокоительных трав, Ластения не замечала угрюмых замкнутых лиц, настороженно бегающих взглядов и злых ухмылок. Зато Терра с Сократом обратили внимание на странно-гнетущую атмосферу в Храме и украдкой переглядывались, не понимая, что происходит.

По окончанию церемонии, когда Ластения в королевском венце Сатурна вышла из Храма в сопровождении своих приближенных, чей-то голос за ее спиной плюнул вдруг:

– Убийца!

Ластения вздрогнула, но не обернулась. Терра и Сократ шли рядом с нею, то и дело, ловя на себе взгляды, полные ненависти. Толстяк с Терр-Розе слышали, как шепчется вокруг толпа о том, что люди Ластении, погубили Аргона и Олавию, чтобы захватить власть на Сатурне.

Вся в слезах Ластения вбежала во дворец.

– Что они говорят?! – крикнула она, срывая с головы венец и швыряя его на пол. – Они думают, что это я, я повинна в смерти родителей? Я их убила, что бы получить власть?! Мой народ что, в одночасье сошел с ума? Что происходит?!

У Сократа кровь застучала в висках. «Значит, Патриций не успокоился, ему мало смерти Аргона и Олавии, – подумал он, – неужели…» Сократ взглянул на Терру. Она смотрела на толстяка блестящими от страха глазами.

Патриций коснулся серой двери, и она стала приоткрываться. В помещении было тихо и темно, ни один из шаров почему-то больше не светился. Тонко вырезанных ноздрей Георга коснулась горьковатая мертвая атмосфера, и он брезгливо поморщился.

– Странно, – сказал Нэскей, делая шаг вперед, – головная боль, она прекратилась, совсем исчезла.

Прошел день, миновала ночь, наступило утро, ясное, чистое, умытое росами и снами утро. Сны тихо остывали в венчиках ночных цветов: эти нежные, бархатистые, будто чуть присыпанные свежим пеплом растения, променявшие солнечный свет на бледное, исполненное тайным сиянием свечение луны, закрывали свои прекрасные лепестки в плотные бутоны, становясь почти что незаметными, а вечером оживали вновь…

На Сатурне началась война. Словно по мановению волшебной палочки в злой руке красноглазого дирижера, сатурниане разделились на два лагеря: одни не желали признавать Ластению королевой, считая ее убийцей, пригревшей врагов и чужаков, а другие верили в ее невиновность. Начались бои. Дворец взяли в осаду.

«Будто череп сверлят… боль… она исчезла…» – промелькнуло в мыслях Патриция.

– Стой, Нэскей! Не входи! – крикнул Георг, но было поздно, из темноты вылетела рука с десятисантиметровыми когтями и схватила юношу за горло.

Терр-Розе почувствовала приближение опасности еще ночью. Наспех одевшись, она бросилась в покои Сократа. Толстяку не стоило долго объяснять, что к чему, он завернулся в покрывало и заторопился вслед за Террой. Они прошли в главную залу, где под портретом какого-то старого правителя находился пульт энергетической защиты дворца. Пульт покрывал толстый слой пыли, очевидно, им не пользовались с момента создания. Неловкими пальцами Сократ набрал код защиты, и через пару мгновений дворец окружила невидимая стена.