Алмон

– Еще нет повода для волнений, – спокойно, твердо ответил Аргон. – Большие встречи порою затягиваются надолго.

– Лишь бы не случилось продолжения… – пробормотал Сократ, ковыряясь двузубчатой вилкой в тарелке, но, уловив взгляд Аргона, предпочел замолчать, уставившись поверх головы короля. Олавия взяла салфетку и стала складывать ее едва заметно подрагивающими пальцами.

– Что-то салатик никак не идет по назначению, – толстяк со стуком положил вилку на край тарелки.

– Возьми другой.

– И так много ем, худеть пора.

Сократ подпер кулаком щеку и окончательно погрузился в созерцание пространства.

Троим слугам, замершим молчаливыми скульптурами по углам Столовой, оставалось лишь молча переживать, что их любимые короли и их дорогой гость ничего не едят и вряд ли соберутся отведать все приготовленные к завтраку блюда.

Когда напряженная тишина готова была уже разразиться слезами Олавии, двери Деревянной Столовой распахнулись и впустили Ластению.

– Фух-х… – Сократ потянулся к бокалу, желая промочить резко пересохшее горло.

– Наконец-то, девочка, ты вернулась! – воскликнула Олавия, поднимаясь ей навстречу. – Как ты могла так запоздать?

– О, я столько повидала чудесного, что обо всем на свете позабыла! – Возбужденная, раскрасневшаяся Ластения присела рядом с Сократом.

– Что-нибудь узнала? – Толстяку пришлось сделать еще пару глотков и как следует откашляться.

– Да, конечно же! Я узнала всё-всё! Анаис во Дворце! – солнечные глаза Ластении сверкали торжеством. – Во Дворце Анаис и друг ее Алмон! И с ними все в полном порядке!

– Ты сама видела Анаис? – озадачился толстяк.

– Нет, не видела.

– А как же ты тогда это узнала? Тебе кто-то рассказал?

Девушка немного смутилась.

– Патриций. Мне сказал Патриций. Кажется, он с самого начала понимал, зачем я пришла во Дворец, и просто играл со мной.

– Угу, – глубокомысленно заметил Сократ, непроизвольно покрываясь холодным потом при мысли о чудесных играх веселого Владыки. – Ты могла бы дословно повторить все, что он сказал? Для начала опиши, при каких обстоятельствах вы вообще начали общаться?

– Он подошел ко мне на приеме, предложил показать Дворец…

«Точь-в-точь, как Терре… – с тревогой отметил Сократ».

– …потом мы пришли в его кабинет, пили восхитительное белое… нет! – совершенное прозрачное бесцветное вино, и вдруг он сказал, что Анаис и ее преданный друг Алмон находятся во Дворце, чтобы ты не волновался…

– Что? – очнулся толстяк. – Что ты только что сказала? Алмон? Полуволк? Ты ничего не перепутала?

– Нет, имя простое, звучное, я сразу его запомнила. Патриций абсолютно точно сказал: «Алмон», а что в этом удивительного?

– Удивительного? Да ровным счетом ничего, если не считать, что он целиком и полностью погиб в Мертвой Зоне…

Едкое световое марево начинало раздражать глаза до непрерывно текущих слез. Защититься от света нельзя было ничем, – ни ладонями, ни тканью платья. Все мысли и ощущения сосредоточились только на раздраженных глазах, сознание стало притупляться, уходя в слезливую апатию.

– Ленкоранская акация, – произнесла Анаис вслух, собирая воедино готовящееся разлететься осколками сознание и прикрепляя рассудок к звуку собственного голоса. – Ле-ен-н-ко-ран-н-ская а-ка-ци-я.

Она твердила название дерева с пушистыми цветами до тех пор, пока не увидела акацию так ясно, как если бы она росла прямо здесь, в Серой Обители. А дальше вспыхнуло солнце, заспешили по тенистым улочкам беспечные пестро одетые люди и заиграло сверкающими бликами прекраснейшее море на свете.

Ластения красочно рассказывала о Дворце, о гостях, о приеме. Олавия слушала ее с живейшим интересом, иногда задавая вопросы. Аргон с Сократом хранили молчание. Толстяк то и дело отвлекался от ее монолога и, поглядывая на короля с королевой, невольно любовался царственной парой. Смуглое лицо Аргона, покрытое неповторимым загаром, которым одаривает только солнце Сатурна, глаза цвета темного янтаря, осененные черными ресницами, благородные скулы, скульптурной лепки лоб с золотым обручем, перехватывающим прямые черные волосы, безупречная осанка, плавное спокойствие движений – все в нем говорило о силе интеллектуальной и физической. Супруга Аргона, королева Олавия, воистину являлась воплощением красоты, любви и женственности. Казалось, она вобрала в себя все самые лучшие качества, которыми только могла быть наделена женщина для того, чтобы стать королевой не только по титулу. «Глаза отдыхают и радуются, когда смотришь на них, – думал Сократ – Редко какой планете так крупно везет с королями. Значит, заслужил Сатурн, заслужи-и-ил…» Вдруг он заметил, как резко обозначились скулы Аргона и потемнели глаза – это был верный признак гнева. Толстяк очнулся и прислушался к словам Ластении:

– …он – само совершенство! Он так прекрасен! Самый умный, самый красивый мужчина во Вселенной! Мне кажется, что я уже до смерти влюблена в него!..

Когда Сократ догадался, кого принцесса имеет в виду, он так ударил кулаком по столу, что его бокал опрокинулся и растеклось недопитое вино.

– Замолчи! – рявкнул он.

Ластения осеклась на полуслове и вопросительно взглянула на отца. Аргон с каменным лицом смотрел прямо перед собой, и только гуляющие желваки выдавали его внутреннее состояние.

– А что я такого сказала? – в голосе Ластении прозвучала обида.

– Извини, – вздохнул Сократ, – прости, моя милая, но больно уж не к месту ты начала выражать свои восторги по поводу этого, с позволения сказать, человека.

– А почему я не могу им восторгаться? Он в своем роде гениальнейшая личность и удивительно красивый мужчина, общаться с ним подлинное удовольствие!

– Для многих это удовольствие становится последним, – мрачно заметил толстяк. Он взял салфетку и стал вытирать пролитое вино.

– Как же можно не отдавать ему должное, ведь он сделал Империю Марса самой могущественной в Системе…

– А ты знаешь, какой ценой он этого добился? – оборвал ее Аргон. – Ты видела его Дворец, знаменитый Дворец, который стоит на смертях и душах. Ты видела роскошь, не ведая о том, откуда она возникла, ты видела драгоценности, не зная, что питает их блеск. Так что же ты видела, что?! – Король повысил голос. – Тебя покорили изысканные манеры и ласковые слова Патриция? А ты видела, как он убивает взглядом? Ты видела Гавань, Отстой, Крематории, Очистительную Службу? Ты знаешь, чем занимается персонал этой Службы? Их единственная обязанность – сбор трупов. У них есть специальная служба для этого! Ты видела черно-синие плавучие гробы, которые они называют «Рабскими Кораблями Ахуна»? Ты знаешь, с чего начинал Ахун, имеющий теперь свои космодромы, тренированный штат охотников, отлавливающий «товар», свой воздушный и морской флот и собственную эмблему, повергающую в ужас любого, потому что эта эмблема олицетворяет медленную и мучительную смерть? Ты знаешь, чем раньше занимался Ахун? Он был известнейшим архитектором, множество прекраснейших зданий не только на Сатурне, но и на планетах Сообщества спроектировал именно он. Ахун был очень добрым, светлым человеком, своими деяниями приумножавшим красоту. А что теперь? Он ловец людей и убийца, создавший хорошо отлаженную машину рабства и смертей. Теперь он получает удовольствие от всего этого, хотя раньше никто и никогда не смог бы заставить его жить такой жизнью. Изменить Ахуна подобным образом смог только Патриций, и как он это сделал – неизвестно. Если начну перечислять все деяния Повелителя, мне не хватит остатка моей жизни, и то, уверен, не успею сказать всего, что знаю, а половина мне просто неизвестна! – Аргон поднялся из-за стола. – Прошу меня простить.

Аргон вышел из столовой, Ластения спешно последовала за отцом, а Сократ вопросительно взглянул на Олавию, ожидая пояснений. Олавия молчала, тогда толстяк сам спросил:

– Откуда он так хорошо знает Ахуна?

– Почему ты решил, что хорошо? Всем известно, что он поставщик рабочей силы в Гавань.