Год девственников

– Дэниел пришел в сознание. Говорят, что он поправится.

– Поблагодарим Бога хотя бы за это. А Стивен?

– Он спит, святой отец. Я дала ему таблетку. Он держался молодцом, бедный мальчик.

– Да, он действовал очень благоразумно во всех отношениях.

– Да, именно так. Знаете, святой отец, должна вам признаться, что если кого в этом мире мне и жаль, так это Стивена. Было бы у него всего лишь чуть-чуть иначе вот тут, – Фло похлопала себя по лбу, – и он стал бы отличнейшим парнем.

– Бог сам выбирает своих детей, и они бывают разными. Кстати, я совсем забыл, ты же вчера вышла замуж.

– Да, святой отец, рада сообщить.

– Вы зарегистрировались?

Они шли по коридору, и Фло остановилась, отвечая:

– Нет, святой отец, не зарегистрировались. Мы поженились в церкви по специальному разрешению.

– Ох! Но ведь… – он повернул к ней голову, – с другой-то стороны?

– С другой-то стороны, святой отец, оно конечно.

– Ну, я слышал, что когда у Него есть немного времени, Он никого не оставляет без внимания.

– Святой отец! – Фло слегка подтолкнула его в плечо.

Он улыбнулся и сказал:

– Все равно я за тебя счастлив. Насколько я видел, Харви – замечательный человек. Но, ты и сама понимаешь, я уверен, понимаешь, что ваша жизнь будет нелегкой.

– Я хорошо понимаю это, святой отец, и Харви – конечно, тоже. Но мы выдержим.

– Вот это правильный взгляд на вещи.

Они вошли в комнату Дона. Сиделка, увидев их, казалось, облегченно вздохнула и обратилась к Фло:

– Он не хочет принимать таблетки.

– Ладно. Идите пока чего-нибудь перекусите.

– Я только что поужинала.

– Ну и еще раз поужинайте. – Священник подтолкнул ее к двери, подошел к кровати, придвинул освободившийся стул и сел.

Дон полулежал, опираясь на подушки, глаза его были закрыты. Не открывая их, он проговорил:

– Здравствуйте, святой отец.

– Здравствуй, сын мой. Опять плохо себя ведешь?

– Так мне говорят, святой отец.

И только когда дверь за сиделкой захлопнулась, Дон открыл глаза, посмотрел на священника и сказал:

– Она здесь, святой отец.

– Полно тебе, полно.

– Не говорите так, святой отец. Все мое тело – кровавое месиво, но мой разум, я знаю это, не поврежден. Она здесь. Я… я сказал, что разум не поврежден, но долго ли он сможет еще выдерживать все это?

– Что заставляет тебя думать, что она здесь?

– Я видел ее, святой отец. Она стояла здесь, у моих ног.

– Когда это было?

– Вчера вечером. Нет, нет, не вечером, в другое время, точно не могу вспомнить. Сначала я решил, что это игра воображения, потому что она выглядела просто как очертания. Но потом, ближе к ночи, эти очертания уплотнились. Она стояла здесь и смотрела на меня, просто смотрела, без тени улыбки на лице. Я с радостью принял снотворное, но во сне она стала еще больше похожа на живую. – Дон откинул голову на подушку. – Она сидела на краю кровати, где вы сейчас сидите, и говорила мне все то же, что я слышал годами, – как она любит меня…

– Но она действительно любила тебя, это-то ты должен помнить.

– Любовь любви рознь, святой отец. Она, должно быть, половину своей жизни была сумасшедшей.

– Не думаю.

– Вам не приходилось жить с ней, святой отец.

– Это правда. Но сейчас ее нет, и один лишь Бог знает, где она. Здесь ее больше нет.

– Она здесь, святой отец.

– Ладно, ладно, только не волнуйся. Допустим: для тебя – она здесь. Но я обещаю тебе, что скоро она уйдет.

– Когда? Скажите мне когда? Священник на мгновение замолчал, потом тихо ответил:

– Завтра утром я дам тебе святое причастие. Но если до этого она вернется, поговори с ней. Скажи ей, что ты понимаешь, каково ей пришлось. Да, да, скажи так. Не отворачивайся от нее, мой мальчик, как сейчас от меня.

– Святой отец, вы не понимаете. Она ждет, когда я умру, и тогда она опять схватит меня, где бы я ни оказался.

– Нет, этого не будет, обещаю тебе. Послушай, – отец Рэмшоу схватил Дона за обе руки, – после завтрашнего утра она уйдет. Ты никогда ее больше не увидишь. Но твоя главная задача сейчас – отпустить ее с миром. Так отпусти ее с миром. Скажи, что ты прощаешь ее.

– Простить ее, святой отец? Она и не считает себя виноватой передо мной.

– Ты ничего об этом не знаешь, Дон. Только она сама знает, что она чувствовала к тебе. И, наверное, возвращается именно за тем, чтобы попросить у тебя прощения. Так прости же ее!

Прошло некоторое время, прежде чем Дон ответил. Опустив подбородок на грудь, он пробормотал:

– Я боюсь, святой отец.

– Из-за нее? Только из-за нее?

– Нет, нет, из-за всего вообще. Куда я скоро уйду?.. Да – из-за всего. Я думал, что не боюсь, но на самом деле – боюсь.

– Не стоит волноваться о том, что будет после. Все в руках Божьих.

– И вот еще что, святой отец.

– Да?

– Я… я уже высказал Джо свои мысли. Я хочу… хочу, чтобы он женился на Аннетте, чтобы он о ней заботился. Можете вы попробовать устроить это для меня?

– Я не буду ничего устраивать! Ничего такого! Если уж им суждено сойтись вместе, то они сойдутся и без всяких новых устраиваний в этом доме. – Отец Рэмшоу встал. – Думаю, ты знаешь, что сейчас ты в таком состоянии из-за подобного улаживания. Ведь это твой отец организовал ваш брак с Аннеттой. Боже, прости меня! – Он дотронулся до лба. – Я не хочу терять самообладание сейчас, я уже слишком стар, чтобы позволить человеческим слабостям овладеть мною. – Отец Рэмшоу остановился и с удивлением увидел, что Дон улыбается. Намеренно грубо он спросил: – Над чем это ты потешаешься? У меня было достаточно тяжелых дней. И ты не единственный…

– Вы всегда ко мне очень добры, святой отец. Знаете, я всегда считал, что вы растратили свой талант, став священником. Вы могли бы сделать куда больше полезного на сцене.

– К твоему сведению, мальчик, я и так на сцене. А что же, по-твоему, священство, как не сцена? И все мы играем на ней представление… – Слова его затихли, голова опустилась. – Я не это имел в виду. – Тут подбородок его вздернулся вверх. – А вообще-то, все так и есть! Бога не обманешь! Он все время смотрит сверху на сцену и наблюдает за своими ведущими актерами. Как хороший продюсер, он выбрал нас. Но не тратит время на режиссуру. Он пустил все на самотек, и некоторым из нас поэтому труднее играть свою роль, чем другим. Скажу тебе кое-что. – Священник оперся о край кровати и, наклонившись, придвинулся ближе к Дону. Полушепотом он повторил: – Скажу тебе кое-что. Знаешь, кем бы я хотел быть, если не священником?

– Психиатром?

– Психиатром? Ну нет! Клоуном, обычным клоуном. Даже не фокусником, не одним из тех хитроумных ребят, а просто клоуном. И я устраивал бы свои представления только перед детьми до семи лет. Потому что именно в этом возрасте, как говорят, они начинают прислушиваться к голосу здравого смысла, и этот смысл вытесняет из них любопытство. Ты когда-нибудь думал о любопытстве? Это дар, который дается только детям, но они теряют его так быстро, так быстро… – Священник вздохнул, выпрямился и изменившимся голосом произнес: – Знаешь что? Ты на меня плохо действуешь. Ты как Джо. Каждый раз, как поговоришь с ним, приходится идти на исповедь. – Он хихикнул, затем мягким, глубоким голосом сказал: – Спокойной ночи, сын мой. Да пребудет с тобой Бог каждую минуту, – с этими словами священник вышел из комнаты. И Дон, прижав голову к подушке, повторил:

– Да, каждую минуту.

В зале отца Рэмшоу встретил Джо.

– Заходите сюда, святой отец, я приготовил для вас горячительный напиток.

– Ты будешь поражен, Джо, но я собираюсь отказаться. Мне еще предстоят два визита, а скоро уже и спать пора. Проследи, чтобы Дон принимал таблетки вовремя. Знаешь, он… он думает, что она пришла обратно и стережет его.

– Да, святой отец. Я подозревал это и думаю, что он прав.

– О-о, ты-то хоть не начинай, Джо. У тебя голова всегда была забита мистицизмом.

– Неужели, святой отец, вы ничего не чувствуете оттого, что очень уравновешенны?