Страница 44 из 45
— У меня не было ни кусочка еды, — просто ответил Брюс, — и ни одной сигареты.
— Поэтому ты решил вернуться в отель?
— Да. Я вернулся пешком. Мне удалось привести сюда машину, не сломав шею ни себе, ни кому-то другому, но я не мог рисковать снова. И хорошо, что я этого не сделал, так как к тому времени машину уже разыскивали. Я вернулся в отель уже после десяти. Вечеринка внизу была в полном разгаре. Никто не слышал, как я поднимался по наружной лестнице. Я обнаружил свою гостиную в таком виде, словно через нее прошла германская армия. Понимаете, что произошло?
Деннис кивнул.
— Джонатан Херберт — будем называть его так, — с горечью сказал он, — знал, что должен избавиться от компрометирующих его листов рукописи и своей пишущей машинки. Он не мог просто забрать машинку, так как это привлекло бы внимание. Поэтому он превратил ее в груду металла, сделав буквы неузнаваемыми с помощью топора, и учинил разгром во всей комнате, чтобы скрыть это.
Брюс Рэнсом прижал руки к вискам.
— Деннис, — сказал он после паузы, — помнишь записку, которую я отпечатал для тебя, прежде чем умчаться в автомобиле, — «Прости, не могу ждать», — и вставил ее в каретку машинки?
— Конечно помню!
Брюс поежился.
— Тогда я не обратил на это внимания. Я был слишком возбужден и впервые притронулся к этой машинке. Но потом, когда я вернулся…
— Ну?
— На полу, среди следов разгрома, валялась моя записка, а рядом с ней один из листов с текстом пьесы.
— Но, Брюс, — пальцы Берил сжали его плечо, — как он мог быть там? Херберт, или Бьюли, не забрал отпечатанные листы, потому что их там не было! Г. М. взял их до того!
— Не все, — возразил Деннис, вспоминая прошлое. — Разве ты не помнишь, Берил? Г. М. говорил нам утром, что уронил один лист на пол. И… погоди, я понял! В комнате был сильный сквозняк, когда Брюс убежал, оставив дверь открытой, а пол усеян бумагами. Когда пришел Херберт и обнаружил ящик пустым, он подумал, что остальные валявшиеся бумаги были письмами. Ты что-то говорил, Брюс?
— Я обнаружил эти два листа лежащими рядом. — Брюс судорожно глотнул. — Для этого не требовалось быть экспертом. Я корпел над пьесой Бьюли, пока не выучил назубок каждый дефект машинки, на которой ее отпечатали: «в» чуть выше строчки, «о», в котором слишком много грязи, и так далее. Поэтому я стоял там и хохотал, как маньяк.
Конечно, я не мог поверить с ходу, что старый Херберт… Но я начал вспоминать все странности его поведения — особенно в отношении Дафни. Я выбежал из отеля и позвонил Г. М. в «Золотой фазан» в Олдбридже. Он велел мне ехать к нему и в присутствии этого парня, Мастерса, рассказал мне всю историю.
От смущения Деннису хотелось отвернуться и даже вовсе убраться отсюда. Брюса Рэнсома одолевали вполне искренние эмоции.
— Полагаю, — снова заговорил Брюс, — в жизни каждого человека бывает время, когда он получает по заслугам. Тогда он видит самого себя и свою душу насквозь. Я никогда не был влюблен в Дафни. Я играл роль. Когда все шоу разлетелось на куски, словно цветочная ваза, после новости, что ее ревнивый отчим — Роджер Бьюли, я почувствовал тошноту. Каждую секунду, пока Г. М. говорил, я думал только о тебе, Берил. О нашем прошлом. О том, что мы чувствовали, что делали и чего не делали. И я знал.
— Пожалуйста, Брюс…
— Я знал, что ты всегда будешь для меня единственной женщиной. Не хочешь сесть ко мне на колени?
Берил посмотрела на него:
— О, Брюс, ты… ты… — Она не договорила, словно не смогла найти худший из всех возможных эпитетов, повернулась к ним спиной и отошла к окну.
— Прости, — пробормотал Брюс.
— Продолжай, — не оборачиваясь, сказала Берил.
— В отельном номере Г. М., Мастерс и я составили план кампании.
— Ты имеешь в виду поимку Джонатана Херберта? — спросил Деннис.
— Да. За несколько часов до того Г. М. в гостиной моего номера — он говорит, что ты был там, — сравнил образец отпечатков пишущей машинки с листами рукописи. Ты рассказал ему, что Херберт находился в гостиной, когда ящик стола был открыт. Именно тогда Г. М. понял, что Херберт — псих, положивший глаз на Дафни. Но что мы могли поделать? Конечно, Г. М. осенило вдохновение насчет песочных ловушек на поле для гольфа. Но это могло быть ошибкой, или же могли потребоваться недели на доказательства. Правда, господин… как его… Читтеринг заподозрил неладное…
— Читтеринг? — воскликнула Берил.
— Ну, Читтеринг знал с самого начала, что я Брюс Рэнсом. Он даже шутил на этот счет в баре «Золотого фазана». Но он считал отличной шуткой притворяться, будто убийца находится здесь, пока…
— Пока, — закончил Деннис, — в салоне «Кожаного сапога» вчера вечером не объявили публично, что Бьюли действительно здесь?
Брюс кивнул:
— Что Бьюли здесь и что он написал пьесу. Боже мой! Входит Цезарь в ночной рубашке! Читтеринг вспомнил, что Херберт рассказывал кучу лжи о пьесах, которые никак не мог видеть, что он позаимствовал знаменитую книгу о написании пьес и вливал каждому в уши яд обо мне, не забыв и уши командора Ренуика — вполне достойного парня, но с пунктиком насчет убийц с тех пор, как на него напали с топором в Порт-Саиде. Старый папаша Читтеринг был так напуган, что проглотил в «Кожаном сапоге» половину всей выпивки. Но он ничем не мог нам помочь. Поэтому было предложено… предложено мною, что я попробую заставить Херберта выдать себя. Но мы должны были использовать в качестве приманки Дафни.
— Полагаю, это тоже заимствовано из пьесы? — осведомился Деннис.
— Нет, старина! Клянусь, это моя собственная идея! Но осуществить ее было труднее всего. Я вскарабкался в окно к Дафни среди ночи…
— У тебя это вошло в привычку, — заметила Берил.
— Ну а как еще я мог подобраться к ней незаметно для этой свиньи? Я боялся, что Дафни завизжит на всю деревню. Но мне удалось убедить ее надеть что-нибудь и выскользнуть через заднюю дверь к беседке для разговора со старшим инспектором Мастерсом и старым Г. М. Ее пришлось долго уговаривать, но она храбрая малышка.
— А ты никогда не думал о ее чувствах по этому поводу? — спросил Деннис. — Ведь она считала, что ты влюб…
— Очень сожалею, старина, но…
— Ладно, продолжай.
— Осталось немного. Берил едва не испортила нам всю игру…
— Я?
— Пытаясь отправить Херберта в Лондон на эту радиопередачу. Конечно, он отнюдь не намеревался брать с собой жену — это всего лишь очередное семейное лицемерие, за которое его душа будет гореть в аду. К счастью, до трех часов дня поездов не было.
Мы дали ему время взвинтить себя до такого состояния, когда ясность мышления начинает утрачиваться. Инспектор Паркс из местной полиции — и, кстати, старый друг Херберта — остановил его на Хай-стрит, сообщив в высшей степени конфиденциальную информацию.
Полиция узнала, что я спрятал тело убитой женщины в этом доме (что было правдой) и что я сам прячусь здесь с Дафни, ожидая темноты, чтобы улизнуть. Парке сказал, что перед самым наступлением темноты полиция явится туда за мной.
Можно было не сомневаться, что Бьюли окажется там раньше их. Дафни и я заняли наблюдательный пункт у дороги. Увидев, что эта свинья приближается, мы проскользнули в дом через наружную лестницу подвала, постучали дважды рукояткой метлы в потолок угольного склада спереди и начали игру.
Брюс Рэнсом поднялся.
— Мы не могли рассказать вам заранее! Вы оба были слишком… как это назвать… эмоционально вовлечены в события и выдали бы все шоу. Слушай, Берил, даже когда я влез к тебе в окно…
— Кого это интересует? — Берил повернулась от окна и протянула ему руки. Вскоре она спросила: — Куда ты, Деннис?
— Выйду к машинам. Увидимся позже.
— Деннис… — Берил поколебалась. — А где Дафни?
Деннис старательно изучал свои пальцы.
— Дафни с Г. М. Она, несомненно, перенесла сильный шок. Не думаю, что сейчас ее следует беспокоить. До встречи.
— Деннис! — крикнула Берил ему вслед.
Но он оставил ее, Брюса и фанерного немецкого офицера, все еще прислоняющегося сзади к столу, вышел в узкий коридор и шагнул через парадную дверь в море грязи под ясным небом, уже темнеющим на востоке.