Страница 11 из 144
Эта роща существовала с незапамятных времен, наверное, с тех, когда тут появилось гнездо рода И Лай, и две женщины, бредущие неспешно между деревьев, кроме священного трепета, чувствовали легкое жжение в груди, что появлялось у всех, кто приходил сюда с тех пор. Невозможно, подумала Ак Ми Э, погрузившись в сладостный белый сон этой рощи, невозможно уйти отсюда. Ведь это дом. О чем она раньше думала? Как можно все это бросить? Оставить? Уйти? Гордость и жалость к себе затмили ее сердце, раз она придумала такую глупость, и если духи велят ей уйти, они будут правы… Правы, конечно, правы, стучало у нее в висках, только пусть не выгоняют ее отсюда. Теперь она и сама знает то, что хотела спросить. И всего только надо было: просто прийти сюда, а не мучить попусту и себя, и Матушку.
Но теперь поздно сожалеть. Вот они и добрались. Ритуал требовал молчания, лишь вопросы должны были возмущать священную силу рощи духов. Женщины сели под деревом, и Матушка разложила свое богатство: специальную чашу с травами, смешанными с порошком из коры тин-кос, пустую чашу, куда налила воды из глиняного кувшинчика, свежий хлеб, выпеченный рано утром Ак Ми Э, для того чтобы накормить предков, и главное – полотняный плат, расчерченный странными узорами, понятными только Хранительнице.
Ак Ми Э закрыла глаза, храбрость оставила ее, сделалось дурно, тошнота подступала к горлу. Матушка же простерла свою ладонь над чашей с травами и зашептала слова призыва, известные только ей. Довольно долго она повторяла эти слова, и ничего не происходило, но вот, через некоторое время, резкий запах разлился в воздухе, над чашей закурился легкий дымок, руке стало горячо, и Матушка убрала ее, развернув сложенный до того плат. Сладковатый дым лез в ноздри, струйка его над чашей приобрела медовый оттенок, и Матушка приказала, молча, лишь тронув зажмурившуюся Ак Ми Э за плечо: спрашивай, они ждут.
Девушка так и не решилась открыть глаза. Вопрос свой она повторяла про себя постоянно, но сейчас он, как нарочно, сбился в памяти в какие-то одиночные слова, обрывки, и она залепетала, силясь произвести на свет хоть что-то связное, чтобы духи поняли ее. Она, бывшая Хранительница, знает хорошо, как никто другой: какой вопрос задашь, такой ответ и получишь.
– Что я должна делать дальше – уйти или остаться?
«Не то, не то», – лихорадочно пронеслось в голове, и она поправилась.
– Что должна я делать – вернуться обратно в свой род или… уйти из поселка И Лай? И куда мне идти? – поспешно добавила она, боясь, что все испортила. Хотела добавить, еще уточнить, но горло сдавило: все уже сказано.
Она так и сидела, зажмурившись, пока не перестала чувствовать сладковатый запах дыма, и лишь когда даже малейшие следы его развеялись в роще, она открыла глаза. Матушка молча изучала лепестки, упавшие за это время на плат с дерева тин-кос рода Ак Ми Э. Их было совсем немного. Однако когда девушка подняла глаза вверх и нашла свою ветку на родовом дереве, то брови ее поползли вверх от удивления. Ее ветка, еще тонкая и молодая, была облеплена бело-розовой пеной цветов так густо, что коры совсем не видно. Как это может быть? Ведь это знак благословения… Матушка тоже разглядывала ветку Ак Ми Э. Не однажды она приходила этой весной к родовому дереву своей воспитанницы, и каждый раз эта ветвь ее удивляла. Особенно в первый раз. Ак Ми Э не знает, Матушка так и не сказала ей, но этой весной именно ветка Ак Ми Э зацвела первой, бутоны на других ветвях этого дерева еще долго не могли пробудиться от спячки. Но если девушка узнает об этом и спросит, Старшая Хранительница Не сможет ответить ей, почему так случилось. Матушка поспешно опустила глаза на лепестки внизу. Теперь, когда травы в жертвенной чаше догорели, лепестки продолжали кружиться и падать на плат, но она старательно убирала этих непрошеных пришельцев. Все, что духи хотели сказать Ак Ми Э, уже сказано.
Удивительно, но почти все упавшие лепестки оказались белыми, всего несколько Розовых, и, самое странное, лишь один лиловый. А ведь лиловых обычно и бывает больше всего, ведь они покидают старые, увядающие цветы,
– Начало пути, – вдруг сказала Матушка. – Ты в начале пути. Поэтому судьба твоя неясна. Но вот посмотри, – и она указала на один из углов плата, куда упали розовые лепестки тин-кос. – Там зреет твоя судьба, не здесь. – И она махнула рукой в сторону леса, на запад. – А вот, – и она указала на лиловый лепесток, изогнувшийся в том же направлении, – чужой человек. Совсем чужой, но он на твоем пути. Помогает тебе.
Она замолчала, и Ак Ми Э не выдержала:
– А что еще?
– Все, ничего больше, – растерянно произнесла Матушка. – Ничего больше не вижу. Все без толку набросано, словно запутать хотят. Ни матери твоей не вижу, ни отца, ни себя даже. Никого родного рядом с тобой нет, одна ты.
– Видишь, Матушка, – насильно улыбнулась Ак Ми Э, – духи уходить велят. Я так и чувствовала.
И она подсела к Матушке, прижавшись к ней. Та обняла по-матерински нежно, и какое-то время они так и сидели, тесно прижавшись. Только сейчас старая Хранительница поняла, как привыкла она к девушке за все эти годы, точно к дочери. Ведь у нее никогда не было дочери, да и не могло быть, ведь все люди И Лай – ее дети. И только теперь, когда поняла, что девушку навсегда отпустить придется, почувствовала Матушка, что не просто так исчезнет Ак Ми Э, а кусок ее старого сердца с собой унесет.
Возвращались обе без сил, но, оказавшись в жилище, Ак Ми Э сразу начала суетиться. Готовиться, собираться. «Чем быстрее, тем лучше, – сказала она Матушке. – Пока силы есть». Но Хранительница тут же возразила: через несколько дней, как девушка хочет, выйти в дорогу не получится. Да и духи явно указали, что девушке нужен спутник. Надо идти к Старейшине, просить провожатого. Шутка ли сказать, одной по лесам бродить! Хорошо, что тут, в окрестностях поселка, для Ак Ми Э безопасно, а дальше что? Там и лес другой, и люди другие могут встретиться, и звери. Завтра она сама пойдет к
Старейшине, а сегодня нельзя, духов можно рассердить такой спешкой.
И потянулись дни, один за другим. Матушка сдержала слово и следующим утром поговорила со Старейшиной. Его, как и следовало ожидать, не осчастливило известие, что Ак Ми Э уходит из поселка И Лай и скорее всего вряд ли когда вернется. Такого на его памяти не случалось никогда. Конечно, Ак Ми Э – уже надломленная ветвь, но и поломанную ветку можно попробовать исцелить, приживить, а отрывать ее совсем от дерева… Не было такого никогда. Да, люди уходят из одного родового поселка в другой, но взамен приходят новые, принося новую кровь. И обмен этот угоден духам. А история с бывшей Хранительницей – большой удар по Роду И Лай. Это знак того, что жизненная сила начинает уходить отсюда. Это корень Рода начинает засыхать, и земля, питающая его жизнь, теряет с ним связь. И многие поймут это, когда девушка уйдет, да еще не одна! А с провожатым! Уведет с собой мужчину! Неизвестно, вернется ли он когда-нибудь обратно в свое жилище. Значит, духи предупреждают: оба корня И Лай под угрозой. Но с духами не поспоришь. И не ослушаешься. Если говорят они – должно так и поступить, но предупреждение их надо запомнить, в сердце затаить…
Старик долго говорил с Матушкой в то утро. Как такого человека найти? Ведь приказать в таком деле он не может, и никто не может, даже Круг Старших И Лай. Да и собирать всех страшно… Кто знает, что тогда начнется? Что делать?
– Нет причины нашим предкам насильно отрывать лучшие цветы от наших веток, – задумчиво промолвила Матушка в ответ на его справедливые слова. – Не меньше, чем мы сами, заботятся они о нас. Пока не прогневал их наш Род. Они указали на чужого человека, но кто здесь чужой? Все мы от одного корня. Все, кого мы приняли из других Родов, цепко сплелись своими ветвями с нашими. Думаю я, что говорили духи не о чужом, а чуждом нам. К детям И Лай мысль об уходе из родного поселка в большой мир приходит не чаще, чем мысль о смерти, но ведь Ак Ми Э сама заговорила об этом со мной? (Сдается мне, уважаемый Ин А Тал, что есть еще кто-то, кроме