Смятение сердца

— Чего тебе нужно? — спросил Хантер, закончив осмотр. Он мог бы поклясться, что индианка сжалась, хотя движение больше угадывалось, чем бросалось в глаза. Она ответила резковатым гортанным голосом, на языке шайен.

— Нет! — отрезал он в ответ и отвернулся к стойке (у него не было настроения даже обсуждать услышанную глупость).

— Похоже, до нее не дошло, — со смешком заметил Нат Барлоу, который успел вновь подступить к самому локтю Хантера.

— Я сказал, нет! — рявкнул тот, поймав в зеркале отражение женской фигуры, потом повторил то же самое жестом, с тем же результатом.

— Чего она хочет, эта скво? — полюбопытствовал Барлоу.

— Чего бы она ни хотела, это не твое собачье дело! Хм… она хочет, чтобы я отвел ее к сиу.

— К сиу, скажите на милость! — Барлоу насмешливо ухмыльнулся, подергивая свои жидкие бакенбарды. — Чего ж ты отказываешься?

На щеках Хантера заходили желваки, но он промолчал.

— Да ей-богу, отведи ты ее туда, где ей самое место. Белым будет легче дышать.

— Тебе кто-нибудь уже говорил, Барлоу, что у тебя слишком длинный язык? — мрачно поинтересовался Хантер, поднося к губам очередную порцию виски.

— Не заводись, Хант. — Довольный тем, что ему удалось вызвать у зрителей смешки, Барлоу пропустил предостережение мимо ушей. — За твои усилия краснокожая сучка позволит себя валять под кустами…

В следующее мгновение он уже летел через шарахнувшуюся толпу от мощного толчка в грудь. Женщина есть женщина, независимо от цвета ее кожи, подумал Хантер, прикидывая, не закончить ли дело и не освободить ли свет от вонючего ублюдка. Никто не вступился за Барлоу, никто даже не издал возгласа удивления: завсегдатаи знали, что Хантер особенно скор на расправу, когда пьян, а в этот день он принял даже больше обычной дозы.

— Я заплачу, — вдруг сказала индианка на шайен.

Угрюмый взгляд Хантера переместился с Барлоу, который возился на полу, поднимаясь на ноги и потирая тощий зад, на отражение в зеркале. До чего же она маленькая и хрупкая, почему-то подумал он. Он не удостоил женщину ответа, уперев локти в стойку и описывая носком одной ноги неровные полукружия вокруг другой. Несмотря на сильное опьянение, он по-прежнему твердо держался на ногах.

Сэйбл с ужасом заметила, что ее начинает бить нервная дрожь. Это могло кончиться плачевно: весь маскарад пойдет насмарку. Когда четверть часа назад она вошла в салун, ей удалось поймать в зеркале отражение этого типа по имени Хант. С тех пор она не поднимала взгляда, но и без того помнила, как он выглядел: отвратительное огородное пугало, замызганное и обшарпанное. Как быть, если придется провести несколько недель в непосредственной близости от него? Она решила, что постарается сохранять дистанцию, чтобы не задохнуться. К тому же он был громаден, как медведь гризли, да и похож на все что угодно, только не на цивилизованного человека: куча тряпья да волосы, волосы везде, даже на горле, в приоткрытом вороте несвежей рубашки!

Ей стоило немалого усилия высвободить из-под шали руку, в которой был зажат кожаный мешочек. Затаив дыхание, она протянула его в направлении Хантера. До сих пор все шло хорошо, все шло так, как предполагали она и Феба. Они продумали каждый шаг, отрепетировали каждое слово. Кроме ссоры, которую нельзя было предусмотреть, разговор двигался гладко. Сэйбл знала, как плохо ей удается ложь, и потому старалась прибегать к ней лишь в самом крайнем случае. Обман, на который пришлось пойти в этот раз, превосходил все, что она могла себе вообразить, и только мысль о племяннике, о его личике меднокожего ангела и о том, как дорого он мог заплатить за ее нерешительность и щепетильность, помогала Сэйбл играть свою роль.

— Я заплачу, — повторила она на безупречном шайен.

Откуда было знать собравшимся вокруг, что она повторяла и повторяла слова, которые могли потребоваться, пока они не начали соскальзывать с языка с естественной гладкостью.

Хантер оглядел мешочек и руку в грубой перчатке, державшую его. Итак, у скво есть деньги, подумал он равнодушно. Не то, чтобы это меняло дело. Если предложение не устраивало его, все сокровища мира не могли его соблазнить.

— Моя цена — две тысячи! — отрезал он, тоже на шайен, намереваясь этой немыслимой суммой раз и навсегда положить конец разговору.

«Две тысячи», «две тысячи», — зашептались вокруг, когда добровольные переводчики довели до сведения собравшихся слова Хантера. Послышались смешки, ехидные и несколько смущенные, потом в помещении вновь наступила тишина.

— Согласна.

Решив, что ослышался, Хантер окинул взглядом закутанную фигуру. Однако женщина развязала мешочек, и рука в перчатке ненадолго скрылась внутри. Когда она снова появилась и разжалась, на ладони лежала, поблескивая, груда золотых самородков.

— Христос всемогущий, вы только посмотрите! — выкрикнул кто-то.

Хантер расслышал это сквозь неожиданный шум в ушах. Ему казалось, что он видит странный сон: фигура в шали, рука, высыпающая в карман старой юбки горсть самородков.

— Половина сейчас, — заговорила Сэйбл на ломаном английском, не только для него, но и для толпы, — половина, когда моя прибывать к сиу. Прибывать живой, здоровый.

Гнев медленно, но верно разгорался в Хантере. Он чувствовал, что был ловко загнан в угол, одурачен, пойман в ловушку. Выходит, Барлоу был прав, назвав ее краснокожей сучкой! И потом, откуда у индейской скво могла взяться такая куча золота?

Сэйбл между тем бросила мешочек нечесаному увальню, который, как ей казалось, в любую минуту мог свалиться мешком и захрапеть. К ее удивлению, он поймал его. Потом, вспомнив наказ Фебы, она стянула перчатку и ткнула рукой вперед, не решаясь поднять глаза выше волосатой груди потенциального проводника.

— Ты давать слово.

Хантер скрипнул зубами. Не обращая внимания на доносящиеся со всех сторон восклицания, он схватил руку индианки, небольшую, темную и необычно мягкую, чувствуя в этом что-то странное, но не умея определить, что именно.

— Даю слово!

При этих словах, больше похожих на змеиное шипение, взгляд женщины впервые столкнулся с его взглядом. Хантер только что не ахнул. У нее были глаза цвета лаванды — горной фиалки — синие с заметным фиолетовым отливом! Полукровка! Так, значит, в происходящем куда больше странного, чем он думал поначалу! Заметив его реакцию, женщина опустила ресницы и рывком высвободила руку. Однако, несмотря на поспешность, с которой она бросилась к двери, она все-таки остановилась на полпути.

— Встретимся на восходе, позади церкви, в тополиной роще.

Проговорив все это на шайен, Сэйбл покинула салун. Ее рука, от прикосновения к громадной ладони казавшаяся грязной, была прижата к груди под складками шали.

Когда Хантер наконец рассовал самородки по карманам, то первым делом бросился наружу, чтобы проследить, куда направится скво-полукровка. Он прошелся туда-сюда по тротуару, трещавшему под его солидным весом. Улицы, расходившиеся от салуна, были едва освещены. Нигде не было и следа странной женщины.

Пока Сэйбл бежала так быстро, как могла, она ничего не слышала, кроме стука сердца. Возле двери, ведущей в дом Фебы Бенсон, она остановилась перевести дух. Этот тип что-то почувствовал! Может быть, он даже о чем-то догадался!

— Боже, сохрани! — прошептала она, прижимая руку к сердцу, которое никак не желало умерить свой частый стук.

Никогда в жизни ей не приходилось испытывать такого… такого… нет, это невозможно было описать!

Наконец она постучала. Дверь открылась сразу, словно за ней стояли.

— Тебя не было так долго, что я уже не знала, что и думать! — воскликнула Феба.

— Как Маленький Ястреб? — Услышав, что с малышом все в порядке, Сэйбл позволила себе рухнуть на стул. — Это было не просто ужасно — это было унизительно, а этот тип Хант — громадина, заросшая волосами.

— Я так сразу и сказала.

— Но ты не сказала мне, что он окажется вдребезги пьяным и злобным и что разговор с ним обойдется мне в две тысячи долларов, — вздохнула Сэйбл, принимая предложенную чашку кофе.