Смятение сердца

«Верь мне! — сказал Хантер, уезжая. — Не сомневайся во мне».

Но как долго могла жить вера, если ничто не питало ее?

Капитан Мастерс что-то шепнул на ухо Сэйбл, и та подняла вопросительный взгляд на его интересное лицо. Капитан охотно повторил комплимент:

— Насколько мне известно, мисс Кавано, этот великолепный бал — исключительно дело ваших рук.

— Это так, — подтвердила она, с трудом удержавшись от вздоха. — Надеюсь, вам здесь нравится?

— Теперь — да, — многозначительно улыбнулся молодой офицер. Заметив, что Сэйбл приняла его ответ равнодушно, он еще больше заинтересовался ею. — А знаете, я ведь сегодня обедал в вашем ресторане. Очаровательное местечко!

Против воли Сэйбл оттаяла, как только разговор перешел на близкий ее сердцу предмет.

— Вы напрасно назвали ресторан моим. Он принадлежит сеньору Ваккарелло, а я лишь веду дела.

— Я не впервые побывал в ресторане «У Сальваторе», мисс Кавано, и не мог не отметить его теперешнюю утонченность.

— Вы очень любезны, — сухо ответила Сэйбл, впадая в обычную отрешенность.

— Надеюсь, это не прозвучит нескромно, если я спрошу: вы счастливы, мисс Кавано?

Раздражение, вызванное подобной смелостью, быстро растаяло при виде искренне заинтересованного лица капитана.

— Не совсем, — призналась Сэйбл.

— Ослепительная женщина, равнодушная к балам… Причиной этого может быть только мужчина. Ради Бога, мисс Кавано, не смотрите на меня так! Я вовсе не хотел задеть вас. (Да она поистине способна разбить сердце одним взглядом этих лавандовых глаз!) Каким же надо быть идиотом, чтобы оставить женщину столь прекрасную, — добавил капитан, нисколько не преувеличивая, от всей души.

— Я уже слышала такое однажды. — Сэйбл засмеялась коротким безрадостным смехом. — Лучше бы кто-нибудь высказал эту мысль ему.

— Нет уж, пусть «он» не знает, как много потерял. Возможно, это даст мне шанс.

И капитан Мастерс закружил Сэйбл с отточенной ловкостью. Флирт? Почему бы и нет? У этого хотя бы язык неплохо подвешен! Сэйбл надеялась, что улыбается не слишком холодно.

— Знайте, капитан, что танец со мной ставит точку на вашей репутации.

— Все имеет свою цену, мисс Кавано, — улыбнулся тот, прижимая Сэйбл чуточку ближе в знак того, что попытка напугать его не удалась. — Например, в этой самой зале есть немало мужчин, которые согласились бы отдать правую руку за то, чтобы оказаться сейчас на моем месте.

Он верил в то, что говорил, как бы выспренне это ни звучало. Женщина в его объятиях была чувственной, загадочной, ослепительно красивой, а главное равнодушной, что особенно воспламеняло.

— Как вам не стыдно так бессовестно лгать, капитан?!

От дверей раздался странный, совершенно неуместный звук, в котором Сэйбл послышалось что-то волнующе знакомое (не то чтобы она когда-нибудь слышала стук подков по мраморным ступеням). Музыканты понесли вразнобой, вытягивая шеи от любопытства, и вскоре умолкли совсем. Танцующие замерли там, где их застало происходящее. Глаза капитана Мастерса полезли на лоб. Сэйбл волей-неволей повернулась туда, откуда доносился знакомый и тревожащий, ритмичный звук.

— Сэйбл! — раздалось с веранды.

Одними губами она ответила: «Хантер…» — даже не видя еще того, кто породил смятение в зале. Но кто еще осмелился бы на такое бесцеремонное вторжение? Поэтому, когда всадник появился в дверях, ведущих на веранду, бросил поводья ближайшему официанту и пошел через залу, она просто стояла и смотрела, впивая каждую деталь знакомого облика, не в силах броситься навстречу. Хантер. Он выглядел таким необычным здесь, среди разряженных гостей, — мужественный, статный, вооруженный охотничьим ножом и парой кольтов, одетый в экзотический костюм, сверху донизу отороченный бахромой, в высокие запыленные сапоги и видавшую виды широкополую шляпу! Он был в пути долго и, должно быть, весь пропах конским потом и пылью. Он шел, оставляя цепочку следов на узорчатом полу залы, шел обратно в ее жизнь!

Сэйбл стояла, прижимая ладонь к сердцу, сознавая театральность своей позы и нимало о том не заботясь. Да и что было делать, если сердце угрожало выпрыгнуть из груди?

— Я сказал, что найду тебя, — и вот нашел.

Хантер остановился перед ней — такой громадный, такой усталый, с лицом, оттененным свежей щетиной. Он был самой жизнью. Хантер! Его неукротимая натура сказывалась в беспокойном, жестком блеске глаз.

— Я не сомневалась, что ты придешь.

Капитан Мастере, давно уже переводивший взгляд с одного из них на другого, отошел в сторонку и сделал оркестру знак продолжать. Он утешал себя мыслью, что с самого начала не имел и шанса, а значит, при таком раскладе удачно избежал разочарования.

Вальс снова взлетел над толпой. Без лишних слов Хантер закружил Сэйбл по зале, подавая пример другим парам, все еще медлящим в нерешительности. Впрочем, он не заметил бы, даже если бы они танцевали в полном одиночестве. Много дней он гнал коня по полям и лесам, трясся в товарном вагоне и снова садился в седло — и все это время его сводило с ума опасение, что Сэйбл разлюбила, Сэйбл не дождалась. Он ожил лишь в тот момент, когда спрыгнул с коня в дверях залы и увидел ее, стоящую с прижатой к сердцу ладонью. Он по-прежнему ревновал, и теперь эта ревность имела конкретный объект — молодого военного в чине капитана, в объятиях которого он застал ее. Хантер и не думал обвинять Сэйбл. Такая красивая, полная жизни женщина не могла просто забиться в угол и томиться в ожидании. Она честно предупреждала его об этом. И все же она жила полной жизнью, занималась делами. Должно быть, у нее появилась масса поклонников. И зачем только он оставил ее так надолго? Вот дьявольщина!

— Почему ты не говоришь мне, что я провонял конским потом… и своим в придачу?

— Я еще не успела забыть этот запах, — безмятежно откликнулась Сэйбл.

Взгляд ее был мягким, без малейшего оттенка упрека.

— Как ты жила без меня, Фиалковые Глаза? — вдруг спросил Хантер, наклоняясь к самому ее уху.

— Прекрасно, просто прекрасно, — ответила она все тем же спокойным голосом. — А как жил ты?

— Я вообще не жил! Мне было так одиноко, так мерзко и беспросветно, что я едва не удавился от пребывания в собственной никчемной компании, — сообщил он и был вознагражден улыбкой. — Вот-вот, я так и знал, что тебя это позабавит!

— Если ты говоришь всерьез, то мне никогда не казались забавными твои мучения, Хантер. Никогда.

— Какой я все-таки олух! Пошутить — и то не умею.

Он сознавал, что имеет один-единственный шанс вернуть Сэйбл, и если эта попытка не удастся, другой попросту не будет. Самое странное, что и Сэйбл чувствовала нечто подобное, зная, каким неуклюжим, каким косноязычным становится человек в момент решающих объяснений. Они посмотрели в глаза друг другу, почти физически ощущая, что парят на грани между сияющим счастьем и беспросветным несчастьем.

— Я люблю тебя… — начал Хантер, но она перебила:

— Не говори этого!

— Почему? — испугался он.

— Потому что это только слова и сами по себе они ничего не значат. Лучше ответь, хочешь ли ты поделиться со мной всем, что у тебя в душе? Могу ли я быть уверена, что однажды ты снова не вычеркнешь меня из своей жизни на несколько месяцев? Что, если тебе снова покажется, что ты недостаточно хорош для меня?

— Ты считаешь, что я расстался с тобой охотно?

— Даже если нет, все равно это случилось, Хантер. Теперь это наше общее прошлое.

— Прости.

Эта мольба о прощении не понравилась Сэйбл. Она любила его гордым и сильным и сейчас охотно ущипнула бы, чтобы показать, что не нуждается в выяснении отношений.

— Мне знаком этот взгляд! — усмехнулся Хантер. — Боюсь, Сэйбл, тебе придется признать, что я был тогда глуп. Я жаждал вернуться домой, потому что верил, что это решит все. И — можешь себе представить — вернуться оказалось недостаточно.

— Да ну? — воскликнула она с иронией.

— Это так, черт возьми! Только я должен был убедиться в этом сам, на своем опыте, потому что упрям, как всякий шотландец.