Страница 10 из 32
«Дорогой «Голос» милой «Сибири!» Мне 16 лет, меня зовут Лев Макурчик. Месяц назад, 24 марта 1967 года, ко мне пришла первая любовь, но она оказалась подлой и теперь гуляет с Пашкой Губиным из четвертого подъезда. Я хотел повеситься, но вдруг написал вот эти стихи. Опубликуйте их в вашей газете, а если нет — то, наверное, повешусь. Гонорар слать по адресу: Глиноземная, 4, кв. 37, Макурчику Льву Казимировичу».
Примерно через полмесяца на Глиноземную, 4, кв. 37 пришло три письма. Из редакций областной и вечерней газет с плохо замаскированным испугом писали, что стихи будут опубликованы в ближайших литературных страничках, посвященных творчеству молодых поэтов. Только в «Голосе» не повезло. Ответ из комсомольской газеты состоял всего из двух слов: «Лучше повесьтесь. С приветом литконсультант Ю.Кубликов».
Лев Казимирович мстительно задышал, сказал: «Ах ты, сопляк!» — и немедленно переадресовал стихи в отзывчивую «Вечерку»:
«Дорогие товарищи! — написал он. — В ожидании Вашего ответа чуть было не свернул на прежнюю дорожку — т. е. воровство и грабеж. Но вот пришло письмо и временно удержало мою не окончательно исправившуюся руку. В связи с этим посылаю…» и так далее.
ПРИНЦИПИАЛЬНОСТЬ
Спор разгорелся в самом начале. Отстаивая свое мнение, главный технолог Подпужнянский неосторожно сказал:
— И вообще, товарищи, думать надо! Мы — не обезьяны!
— Обезьяна тоже думает! — неожиданно взвился начальник отдела труда и зарплаты Осмомыслов. — Вы что думаете — она не думает?!
Подпужнянский тонко усмехнулся и ответил, что специально этой проблемой не занимался, а слова его надо понимать фигурально.
— Ах, фигурально! — ехидно сказал Осмомыслов. — Фигурально выражаются лирики, а инженеру Подпужнянскому следовало бы выражаться научно обоснованно.
И он в категорической форме потребовал ответить: думает обезьяна или не думает?
— Товарищи! — застучал карандашом о графин председатель. — Мы уклоняемся от задачи нашего совещания…
— Это Подпужнянский уклоняется! — перебил его Осмомыслов. — Уклоняется от принципиального разговора!
— Товарищ Осмомыслов, — укоризненно сказал экономист Девушкин. — Как не стыдно.
— Правильно! — закричали с «Камчатки» молодые специалисты Шуберт и Дранкин. — Пусть ответит!
Подпужнянский вспыхнул и обиженно сказал, что раз коллега Осмомыслов выдвинул сию гипотезу — пусть он ее и доказывает.
— А надо ли… — заикнулся было председатель.
— Верно! — крикнули Шуберт и Дранкин. — Пусть докажет!
— И докажу! — сказал Осмомыслов.
Он вылез на трибуну и начал популярно излагать школьный курс основ дарвинизма.
— Викентий Измаилович! — не выдеожал председатель. — Переходите ближе к существу — у нас совещание о рентабельности изделий.
— Мне истина дороже! — отрезал Осмомыслов. Тогда председатель, воспользовавшись паузой, объявил большой обеденный перерыв.
— Не убедили вы их, — сказал Осмомыслову Шуберт и побежал в буфет за пивом.
— Аргументов маловато, — на ходу подзюзюкнул Дранкин и устремился за Шубертом.
— Будут аргументы! — крикнул ему в спину Викентий Измаилович.
Весь обеденный перерыв он просидел в общественной библиотеке: читал литературу по естествознанию и периодическую печать.
Как только совещание возобновилось, Осмомыслов поднял руку:
— Есть сообщение!
— Я не даю вам слова! — поспешно сказал председатель.
— Ничего, я с места, — успокоил его Осмомыслов. Он встал и, перекрывая недовольный ропот, сообщил о том, что в английском городке Твикросе, а точнее в тамошнем зоопарке, проживает обезьян Дженни, который сумел освоить мотоцикл и теперь катает на нем свою обезьяниху Рози.
Осмомыслов победоносно оглядел зал и спросил:
— А кто из вас может водить мотоцикл? Присутствующие растерянно молчали. Мотоцикл никто водить не умел.
— Та-ак, — сказал Осмомыслов и перевернул страницу густо исписанного блокнота. — Следующее доказательство…
…Когда он привел четырнадцатый сногсшибательный факт из газеты «Тайме оф Индиа» о том, что член королевского общества Англии профессор Роберт Хинде работает над составлением обезьяньего словаря и уже перевел около шестидесяти звуков, движений и жестов, председатель малодушно сказал:
— Товарищи, я считаю, нам следует согласиться с Викентием Измаиловичем относительно его утверждения по поводу обезьяны. Как, товарищи, согласимся?
— Согласимся! — крикнули молодые специалисты Шуберт и Дранкин, радостно поглядев на часы.
— Требую голосования! — непримиримо сказал Осмомыслов.
Проголосовали. Большинством голосов подтвердили, что обезьяна думает.
Подпужнянский от голосования воздержался.
…Вопрос о борьбе за рентабельность изделий перенесли на следующую пятницу.
ПЕССИМИСТ
Мы встретились утром, на трамвайной остановке. Из-за новых крупнопанельных домов, построенных с опережением графика, всходило желтое, как апельсин, солнце. Трамваи прибывали строго по расписанию. Пахло свежеполитым асфальтом и редиской. Юго-западный ветерок дул со скоростью пять метров в секунду. Температура воздуха в тени была двадцать два градуса с перспективой подняться к полудню до двадцати семи.
— Какое утро! — сказал я. — Обалдеть можно!
— А от чего, по-твоему, в наше время нельзя обалдеть? — спросил он. — Ну, назови.
Я поискал глазами поблизости какое-нибудь подходящее явление, ничего не нашел и растерянно заморгал.
— Вот видишь, — злорадно сказал он. — И не найдешь. Например, ты думаешь, что сейчас тихо? Ничего подобного. Слава богу, человеческое ухо способно воспринимать только определенный диапазон звуков. Если бы мы могли услышать все, наши головы разлетелись бы в пыль. Вокруг нас грохот, визг, трамтарарам. Просто кошмар! Человеку это не под силу. Все мы кандидаты в сумасшедшие.
— Что же делать? — спросил я, с тревогой обнаруживая, что начинаю воспринимать отдаленный стрекот компрессора, электровозные гудки и передаваемый по радио урок гимнастики.
Он пожал плечами с таким видом, будто хотел сказать: «А что делать? Делать нечего. Один выход — ложись да помирай».
…За обедом он подошел ко мне с бутылкой кефира в руке и брезгливо окинул взглядом стол. Я спешно прикрыл салфеткой свиной бифштекс с яйцом и зеленым луком.
— Мы ежеминутно играем со смертью, — сказал он, взбалтывая кефир. — Мы просто занимаемся медленным самоубийством, обедая каждый день. Недоваренная и тем более сырая пища плохо усваивается желудком. Очень вредны яйца, если их есть со скорлупой. Фрукты и овощи, вымоченные в растворе сулемы, могут убить на месте. Я просто удивляюсь, как мы до сих пор живы…
Вечером он позвонил мне по телефону:
— Ну, чем занимаешься?
— Да так, — сказал я, — лежу вот с книжечкой на диване.
— У тебя еще хватает мужества лежать на диване? — сказал он. — В то время, как…
Я бросил трубку и остаток вечера простоял босиком на раскаленной электроплитке. А утром повесил на шею две пудовые гири, обсыпал голову содержимым пепельницы и в таком виде отправился на работу.
И снова повстречал его на трамвайной остановке…
— Между прочим, — сказал он, заметив у меня во рту сигарету, — если вдыхать табачный дым, перемешанный с выхлопным газом, ипритом и люизитом…
Я молча опустился на колени и положил голову на прохладную рельсу.
…Кажется, трамвай пришел точно по расписанию.