Юмористические рассказы

Зовите следующего…

Молодой врач Витя Головченко начал прием больных. Он принимал в платной поликлинике по вторникам, четвергам и субботам, с двух часов дня и до восьми вечера.

Первым к нему вошел большой, толстый мужчина средних лет.

— Раздевайтесь, — сказал Витя.

— Как? — спросил мужчина.

— Как обычно — до пояса.

Мужчина разделся, зябко обхватил руками живот, поросший рыжим волосом, сел.

— На что жалуетесь? Мужчина сказал, на что жалуется.

— Та-ак… — Витя приступил к измерению давления.

Мужчина со страхом глядел, как Витя обматывает ему руку, словно предстояла немедленная ампутация. По Витя нажал «грушу» — всего-навсего. Мужчина украдкой выдохнул воздух и поднял робкий взгляд на доктора. — Я извиняюсь, — проговорил он вдруг.

— Ыы? — сказал Витя, не отрывая глаз от шкалы прибора.

— У вас брат на тарной базе не работает?

— Брат?.. Нет, не работает. У меня братьев не было — сестры.

— Удивительное дело! — Мужчина поерзал на стуле. — Удивительное!.. Грузчик там у нас один — ну, как две капли воды на вас похож… А может, родственник? Не интересовались?

— Вряд ли, — сказал Витя. — У меня в этом городе никого нет — что же интересоваться.

— Да-а, — покачал головой мужчина. — Совпадение, значит. Двойник, как говорится… Вот интересно, а? — Он философом, оказывается, был. — Живешь, допустим, здесь — ты. Да? А где-нибудь, к примеру в Ленинграде, точно такой же человек проживает: нос, волосы, глаза — все как у тебя. Не приходило в голову?

— Не приходило… Повернитесь спиной. Дышите.

— А мне приходит другой раз, — продолжал между вздохами мужчина. — А вдруг, думаю, его и звать так же? И фамилия такая? И отчество? Тогда где же ты, а где он? Как отличить?

— По ботинкам, — сказал Витя.

— А? — не понял мужчина.

— По ботинкам. Он другие ботинки носит. — Витя хлопнул его по спине. — Одевайтесь.

— Разве что по ботинкам! — рассмеялся мужчина и пошел за ширмочку одеваться.

Потом сестра впустила старушку — сухонькую, белоголовую, подслеповатую.

Со старушками Витя долго не церемонился. Дело тут было ясное: все равно помирать — годом раньше, годом позже. Выписал ей побольше рецептов, чтобы не обижалась (среди них обидчивые попадаются: худо, мол, лечишь), и отпустил с богом. Старушка пошла было, но у дверей остановилась.

— Сынок, а сынок. — сказала просительно.

— Слушаю, бабуся! — бодро откликнулся Витя.

— Или мне поблазнилось, или я совсем из ума выжила, старая дура… но вот гляжу: вроде это ты ко мне вчерась приходил — крант на кухне чинить.

— Да что вы, бабуся! Как это могло быть?

— Вот и я думаю: быть не может. А гляну снова — ты и ты. Вылитый. Только без кепочки… А не брательник твой? Тоже он и конопатенькнй. Теперь конопатых-то мало осталось…

— Нету у меня братьев, бабушка, — с грустинкой даже сказал Витя. — Один я.

— Ну, выходит, поблазнилось.

— Поблазнилось, бабуся, поблазнилось.

Третьим больным оказался тоже мужчина, но постарше первого. Строгий такой. Высокий. В очках.

— Давно закончили институт, доктор? — спросил он.

— В позапрошлом году, а что? — неохотно ответил Витя.

— М-гу… А братец, стало быть, в строительном учится? Близнецы? Что же он приотстал от вас? По болезни? Или второгодником сидел?

— Какой братец? — изумился Витя.

— То есть… простите. Разве это не ваш брат у нас на кожкомбинате работает? В студенческой бригаде? Они там новый цех строят. Настолько походите, что у меня даже сомнений не возникло.

— Нет у меня никакого брата! — с досадой сказал Витя. — Совсем нет. И не было. Понимаете?

Больной извинился и умолк. В отличие от первого не стал развивать никаких философий.

Витю же, наоборот, спустя малое время что-то забеспокоило.

— Они что, на практике там — студенты эти? — поинтересовался он.

— На практике, — кивнул больной. — Только, знаете, по-теперешнему. Сколотили плотницкую бригаду к работают.

— Калымят?

— Можно считать.

— Ну, и как?

— Что как?

— Как зарабатывают?

— Хорошо зарабатывают, — убежденно сказал больной. — Очень хорошо. Рублей по четыреста в месяц выходит на брата. Ну, правда, и вкалывают, черти! Без перекуров. Бригадир у них — этот… который на вас похож — дисциплину держит. Де-ержит!

Выпроводив этого больного. Витя распорядился других пока не пускать — устроил себе пятиминутный роздых.

Он чуть приоткрыл окно, закурил.

«Так… — подумал, — Двойник обнаружился. На кожкомбинате. Братец, хм. Второгодничек… Прав был пузатый-то. Вот тебе и «мало конопатых»… Да-а… Вообще-то, в студенческую бригаду устроиться можно. Берут ребята. Взяли же этого аспиранта, как его… имя такое… еще артист есть один… ага! Савелия же взяли… Но тогда где-то надо будет бросать — или на тарной, или в домоуправлении. Лучше на тарной — туда добираться далеко… Хх-а! Старушка эта… Думал уж, трешку вчерашнюю назад потребует… Ну, хорошо, брошу на тарной — и что? У студентов этих дисциплина — жмут, поди, от темна до темна. А как тогда приемы?.. Хорошо Леньке: нанялись с другом железнодорожный мост покрасить, молотнули его за полтора месяца — и по три тыщи в кармане. Пол-«Жнгуленка» есть!.. Даа, Леньке что — он педагог, у него отпуск два с половиной месяца. А тут!.. Нет, надо держаться за старые места. И нечего рыться. Вот чертова профессия, а? Уговаривал же Ленька в педагогический податься. Еще как уговаривал, дурака!..»

Витя выбросил за окно окурок, вернулся к столу и сердито сказал сестре:

— Зовите следующего!

В тихом омуте

Хороший у меня сосед. Скромный, тихий, ненавязчивый. Чтобы, к примеру, радио он включил на полную катушку, как некоторые, или принялся неоправданно кастрюлями грохотать — боже упаси! Да что радио. Другую мышь и то слышнее бывает. Иной раз даже беспокойство возьмет — не захворал ли он, бедняга, или того хуже? Ну, постучишь к нему под благовидным предлогом — ничего, жив-здоров.

Собственно, этим наши отношения и ограничивались. А тут как-то вышел случай другого порядка. Оказал мне сосед одну мелкую услугу. Покупал для себя молоко и на мою долю прихватил бутылочку. И я, желая чем-нибудь отблагодарить его, сказал:

— Заходите. Чайку попьем. Рассказик новый прочту вам.

— А можно? — засмущался сосед.

— Ну, конечно. Я же приглашаю.

— Ладно, — сказал он. — Заскочу. Вот только оформлюсь, — он провел рукой по короткой щетине. — Тут до нас музыкант жил — так никогда не приглашал. Скрытный был исключительно.

— Да?! — вежливо удивился я.

— Не приглашал, — повторил сосед. — Но я сквозь стенку слушал. Очень интересно.

Он пришел выбритый, при галстуке, в новом клетчатом пиджаке.

Рассказ прослушал чрезвычайно внимательно. Похвалил. Потом, снова закрасневшись, спросил:

— А можно замечание?

— Да боже мой! — развел руками я. — Хоть два. Мне же на пользу.

— Там у вас, в самом конце, где этого типа усатый гражданин бьет…

— Ну-ну?

— Надо бы посильнее. Побольше ему вложить.

— А что, — подумав, сказал я, — Пожалуй, вы правы. Таких учить надо.

— Надо, надо, — согласился он. — Кстати, он за ним с чем гонится? Ну-ка.

Я перелистал обратно несколько страниц.

— С отверткой.

— Вот видите, — сказал он. — А потом чего же только кулаком?

— Да-а, — почесал в затылке я. — Выходит, не стреляет отвертка?

— Не стреляет, — кивнул он.

— Ну, спасибо, — поблагодарил я. — Как это вы подметили?

— Вам спасибо, — сказал он. — Очень приятный вечер получился.

Сосед откланялся. Я сел к столу поработать. Прошло около часа — и кто-то позвонил у дверей. Я открыл.

— Извините, — сказал сосед. — Может, лучше взять молоток?

— Куда взять? — не понял я.

— Вместо отвертки, — объяснил он. — Молотком удобнее. И не по загривку ему, а прямо по голове. Вот так!