Бегство от волшебника

Даже если бы перед ним предстал оживший покойник, Хантер наверняка не испугался бы больше. Он едва не бросился бежать. Из двери на нижней площадке пробивался неяркий свет, но здесь, в комнате Стефана, тьма напоминала черный бархат. Хантер отступил назад и снова чиркнул спичкой. Обнаружив, что Стефан смотрит именно на него, он подумал: может быть, видит в темноте? Спичка погасла.

— Послушай… — сказал Хантер. Ему показалось, что посреди этой темноты и молчания его голос прозвучал будто со дна колодца. Он понимал: слова — начало действия; и страх, витающий вокруг, проник к нему в сердце, — …послушай, Стефан. Я хочу поговорить с тобой. — Он произнес это тихо, чуть ли не шепотом. И ему до отчаяния хотелось услышать голос Стефана, чтобы убедиться, что это не злой дух, а человек находится перед ним; невольно назвав поляка по имени, он тут же подумал: это хорошо, этим я дал ему понять, что мы оба люди и поэтому не должны враждовать.

— Чего ты хочешь, являясь сюда среди ночи? — спросил Стефан чуть слышно, но с такой ненавистью, что Хантер тут же решил: наверное, он думает, что я пришел его убить. И от этой мысли Хантеру самому стало страшно.

— Я не собираюсь причинить тебе зла, — пояснил Хантер. Он понял, что солгал, но представив себя в роли убийцы, не мог сказать иначе. — Но ты должен покинуть этот дом, — продолжил он. И зажег очередную спичку. Ему хотелось видеть лицо Стефана.

Поляк сидел выпрямившись, откинув одеяло, как тот, кто готовится защищаться. Длинная шея и белая грудь его были обнажены, и не страх читался в его глазах, а величайшая злоба.

— Почему? — задал он вопрос.

— Потому что моя сестра этого хочет, — воскликнул Хантер. Спичка погасла.

— Если твоя сестра этого хочет, она скажет, — ответил Стефан. — Это между мной и ею. А ты, мальчонка, держись в стороне, не то — схлопочешь.

Хантер тут же почувствовал, как что-то поднялось у него внутри… и в эту минуту не насилия со стороны Стефана он испугался, а близости слез. Он пододвинулся к кровати и, чтобы не заплакать, больно впился ногтями себе в ногу.

— Она не хочет, чтобы ты здесь находился, и говорит об этом, — с дрожью в голосе произнес Хантер. — Ты уйдешь отсюда, иначе не мне, а тебе будет плохо. — От внутреннего напряжения лицо его искривилось.

Вдруг что-то резко зашипело, и на миг стало светло. Это Стефан зажег спичку. На минуту стали видны красное от волнения лицо Хантера, его расширенные глаза и бледное, настороженное лицо поляка.

— Я хозяин в этом доме, — заявил Стефан. Он выговорил эту фразу медленно, почти надменно, и у Хантера дыхание перехватило от гнева.

— Мы… мы… мы еще посмотрим, — от негодования начав заикаться, проговорил он. — Я ставлю тебе условие. Ты меня к этому вынудил. Я в силах выдворить тебя из Англии, если захочу. Я знаю, где ты родился. Восточнее той самой линии. Тебе известно, что это значит, не так ли? Ты здесь находишься незаконно. Стоит мне только захотеть, и тебя завтра же вышвырнут из страны. Так вот, предупреждаю. Если не покинешь этот дом, я сделаю все, чтобы тебя выслали из Англии. — Он с радостью чувствовал, что гнев и ненависть придали ему храбрости. Он склонялся над поляком и выкрикивал свою речь прямо ему в ухо.

И сразу же стало тихо. Ожидая ответа, Хантер почувствовал, что в нем снова оживает страх. Стефан чиркнул спичкой, и она вспыхнула между ними, словно факел. Хантер различил взгляд поляка, прожигающий, словно он пытался сжечь соперника, прежде чем спичка догорит.

— Слушай меня теперь, — начал Стефан при свете, а продолжил уже в темноте. — Я сейчас скажу тебе правду. Если ты что-нибудь такое сделаешь, я убью тебя. — Эти слова прозвучали настолько спокойно и взвешенно, что не могли не впечатлить. — Я говорю это не для угрозы. Я говорю это как правду. Если ты поступаешь так, то я тебя ненавижу и убиваю. Я, может быть, не хочу этого делать, но и не сделать не могу. Так будет. Клянусь Божьей Матерью.

Хантер покачнулся в темноте. Сейчас он стоял почти вплотную к Стефану. Когда смысл слов поляка дошел до него, отчаяние овладело им.

— Нет, — крикнул он, — нет! Уходи из этого дома! Уходи!

Стефан опять зажег спичку. В желтом свете явились их лица — напряженно-злобное Стефана и сокрушенное Хантера.

— Говорю, я здесь хозяин, — прошептал Стефан, но слова его громовым раскатом отразились в мозгу у Хантера. И прежде чем спичка погасла, Стефан ухватил Хантера за волосы и так потянул назад, что у того глаза чуть не выскочили из орбит. Секунду держал так, а потом поднес к ним спичку.

Раздалось шипение, и волосы вспыхнули. Хантер пронзительно закричал и стал хлопать себя ладонями по голове. Резкая боль пронзила лоб. Едкий запах проник в ноздри. Из темноты донесся хохот Стефана. Вслепую, шатаясь, Хантер добрался до двери и, чуть не падая, сбежал по ступенькам вниз, по направлению к свету.

— Ради Бога, Хантер! — донесся с нижней площадки голос Розы. — Что случилось? — Роза выбежала из своей комнаты в ночной сорочке. Все еще держась за голову, Хантер пронесся мимо нее. «Ничего, — проговорил он. — Просто поранил голову. Не бойся, ничего». Он направился в кухню. Роза пошла за ним и затворила за собой дверь.

Хантер полез зачем-то в буфет. Минуту или две неуклюже рылся там, потом вдруг все бросил, повернулся к Розе и уткнулся головой ей в плечо.

22

Не зная о «секретном оружии» Хантера, Роза тем не менее без труда представила, как именно развивались события прошедшей ночью. Сейчас было девять утра; Роза пила кофе, то и дело посматривая на сидящего напротив брата; голова у него была забинтована, но повязка сползла на один глаз, как у пьяного магараджи; таким жалким она его никогда еще не видела.

— Поешь чего-нибудь, Хантер, — сказала Роза.

Но брат лишь скорбно покачал головой.

Стефан, еще не выполнивший свою угрозу бросить работу, ранним утром удалился на фабрику. Глядя сейчас на брата, Роза чувствовала сильнейшее искушение — побежать наверх, выбросить вещи Стефана на улицу и забаррикадировать дверь. Но тут же возражала самой себе — к такому ты еще не готова. Хантер, именно он не давал укрепиться ее духу. Нежность и чувство беспомощности — вот чем переполнялась ее душа. Нет, ей нужен сильный союзник, только рядом с таким она сможет полностью отбросить жалость.

Не обратиться ли, подумала она, к Питеру Сейуарду? Но чем бы тот смог помочь? Его самого, как и Хантера, постоянно хочется от чего-то защитить, уберечь. В ее представлении Питер Сейуард был по-отцовски мудр и так же, по-отцовски, далек от злобы дня. Для нее он воплощал обаяние здравого смысла и труда, благородство тех, чьи помыслы невинны, уязвимость тех, кто лишен способности презирать. Питер не смог бы постичь характер Стефана Лисевича; более того, он не смог бы понять, какое качество в характере самой Розы оказалось созвучным натуре Стефана; и Роза вовсе не стремилась просвещать его в этом смысле. И наконец она решила: тьму может изгладить лишь тьма.

Этот довод можно было считать последним кирпичиком в выстроенной ею еще раньше системе доказательств. Стефан явился откуда-то из невероятного далека, из места, находящегося вне законов того мира, в котором жила Роза. Он не принадлежал к развитому человеческому обществу. Вот почему в столкновении с ним Хантер оказался бессилен. Дитя цивилизованного общества от такого приближения может лишь сгореть. Роза также была лишена способности накопить в себе ту особую силу, которая нужна для битвы с таким существом. Лишь родственный дух, происходящий из той же сферы темного хаоса, мог побороть его. И Роза поняла, куда ей надо пойти и с кем увидеться — с Мишей Фоксом.

Роза не удивилась неизбежности этого вывода. Ей, как и всем рационалистам, была присуща некоторая доля суеверного фатализма. В определенные моменты она чувствовала в себе готовность подчиниться влечению высшей силы; и если потом и начинала предъявлять самой себе счет за капитуляцию, то наготове уже был целый ряд аргументов, с помощью которых насилие этого духа сводилось к некой временной хвори, легко излечимой домашними средствами. Однако на этот раз дух безрассудства явился к Розе не безымянным, а под именем друга. Где Миша — там все возможно, так считала Роза. Вот и сейчас, осознав необходимость отправиться к нему, Роза с готовностью объяснила это тем, что попала во власть некоего заклинания. Возможно, нечто копилось долгие годы и вот наконец достигло высшей точки: все силы вдруг сплелись — и ее повлекло, вопреки сопротивлению, по направлению к нему. Пусть в этот момент Миша и забыл о ее существовании, все равно он продолжал притягивать ее. Ей вспомнились сказки о любовном напитке, заставляющем влюбленных одолевать моря и горы. Она поднялась из-за стола.