Страница 80 из 96
— За то, что ты сильный, благородный, терпеливый, — заговорила Пенни, — галантный, добрый, незлопамятный. — С каждым новым определением голос ее становился все мягче и мягче, а пальцы все нежнее ласкали его щеку. — Я люблю тебя потому, что ты все предвидишь заранее, и потому, что никогда не оставишь меня.
— Это правда, — согласился он, поглаживая рукой ее голую ногу. — Да ты вся в песке!
— Не вся, — возразила она, игриво посмотрев на него. Минутой позже он смог убедиться в ее правоте.
Рэмзи сидел возле кухонного стола, на котором в беспорядке были разбросаны дневники Тесс. Он только что оторвался от чтения одного из них и теперь с интересом следил за действиями Пенелопы, шарившей в шкафу в поисках пищи.
— Прекрасно, — наконец сказала она, доставая одну за другой несколько разноцветных коробок и раскладывая их на стойке.
Заинтересованный О'Киф оставил свое занятие и, читая на ходу надписи на коробках, подошел к ней.
— Каша пригодится на завтрак, — продолжала рассуждать Пенни.
— Но вряд ли насытит, — возразил Рэмзи, думая о том, что занятие любовью всегда возбуждает зверский аппетит.
— Что ж, — улыбнулась она, — тогда, быть может, вот это как раз тебе подойдет. — И поставила перед ним коробку пшеничных хлопьев «Капитан Кранч».
Он запустил в нее руку и высыпал в рот горсть маленьких хрустящих кружочков.
— Черт возьми! — выругался О'Киф, с трудом пережевывая сухую засахаренную пшеницу.
Пенелопа насмешливо усмехнулась и, высыпав хлопья в миску, залила их молоком, показывая, как с ними надо обращаться. Затем положила на стол ложку и пододвинула незадачливому капитану готовую пшеничную кашу.
— Ешь.
— Есть! — отсалютовал он ей деревянной ложкой и принялся с наслаждением поедать то, что она ему приготовила.
Пенни размешала в своей тарелке «Очарование» (так по крайней мере было написано на коробке) и присоединилась к процессу поглощения пищи. В продолжение нескольких последующих минут слышны были лишь хруст, чавканье да изредка довольное похрюкивание увлеченного трапезой моряка. Каждый из сотрапезников положил перед собой на стол по тому записок Тесс и иногда, отрываясь от поедания каши, читал другому понравившиеся ему места.
— Слушай, — говорила Пенелопа и, не дожидаясь официального согласия, зачитывала с того места, на котором остановилась: «…я умею рожать только мальчиков, этаких черноволосых хулиганов, которые не приносят ничего, кроме хлопот и огорчений». — Пенни поднимала голову и, хмурясь, с удивлением восклицала:
— Разве это похоже на нее? Словно и не Тесс пишет.
— Ничего особенного, — отзывался Рэмзи, ловко расправляясь с остатками пшеничных хлопьев. — Просто она достаточно пожила в восемнадцатом веке и привыкла к его нравам.
— Пожалуй, — согласилась Пенелопа. — Но ты, я надеюсь, скоро отвыкнешь от них.
— Всенепременно.
Она улыбалась и продолжала читать дневник. Тесс рассказывала о своей семье и между прочим замечала, что готова позавидовать своей подружке, если та встретит отправившегося в ее время Рэмзи О'Кифа. Пенни смущалась и скромно пропускала при чтении вслух это замечание.
Так они развлекались до тех пор, пока Рэмзи, разделавшись со своей порцией каши, не отложил в сторону дневник их общей знакомой и не спросил:
— Как ты думаешь, что сделала Тесс с бриллиантами?
— Не знаю, — ответила Пенелопа. — Но вряд ли она продала их ради денег. Да и к Фэлону они явно не вернулись. Иначе бы он не преследовал меня.
— Но у него нет доказательств, что камни у тебя.
— А как же тот бриллиант, что ты оценил в магазине? Драгоценные камни так же не похожи друг на друга, как и отпечатки пальцев. У каждого свои трещинки, вкрапления. Поэтому даже если его распилить, опытный специалист сразу определит, какому камню принадлежит каждый из фрагментов. Тем более что цветные бриллианты крайне редки. А розовые, например, чем темнее, тем ценнее. Впрочем, мы даже не знаем, откуда появились эти камни. И не ясно с чего начать.
— Может быть, Ноуэл нам поможет?
— Нет, — нахмурилась она. — Я не доверяю ему.
— А мне казалось, что ты знаешь этого человека.
— Я знала его несколько лет назад.
— И теперь тебя что-то смущает?
— Меня беспокоит та легкость, с какой нападавшие, несмотря на охрану, выставленную Вокером, добрались до Маргарет.
— Ноуэл не виноват в этом. Все случилось в тот момент, когда ты уехала из дома, никого не предупредив. Охранники разыскивали тебя, и поместье никто не охранял. Так что у нас нет основания не доверять Вокеру.
— И все же он слишком много знает. Ведь по моей просьбе он расследовал некогда обстоятельства моего прошлого, пытаясь узнать имена моих родителей. А совсем недавно и ты просил его о том же.
— Я беспокоился о тебе, потому что видел, как мучают тебя ночные кошмары. И старался найти причину твоих переживаний.
— Я боюсь, что это невозможно. Даже гипноз не помог мне. Впрочем, у меня есть одна вещь, связывающая меня с прошлым. — С этими словами она открыла медальон, висевший у нее на груди, и показала Рэмзи на инициалы, едва различимые в нижнем углу рамки. «П.Г.» — было написано там. — Свое имя я взяла отсюда.
— Ты не совсем верно прочла, — возразил О'Киф, вглядевшись в полустершуюся надпись. — Вторая буква была либо Р., либо Б.
— Правда? — удивилась Пенелопа.
— Да. Смотри.
Он обмакнул указательный палец в чернила и приложил его к рамке медальона, а затем, прижав к бумаге, оставил на ней след загадочных инициалов. Пенни склонилась над листом и внимательно разглядела отпечатавшиеся на нем буквы. Когда она вновь подняла голову, лицо ее выражало разочарование.
— Боже мой! — пробормотала она. — Значит, даже имя у меня ненастоящее.
Рэмзи взял ее двумя пальцами за подбородок и внимательно посмотрел в глаза.
— Я люблю и буду любить Пенелопу Гамильтон, — решительно произнес он. — И готов вызвать на дуэль любого, кто усомнится в подлинности этого имени.
— Спасибо, — смущенно произнесла Пенни. — Я верю тебе.
Она благодарно пожала ему руку и, словно не желая продолжать этот тягостный для нее разговор, взяла со стола дневник Тесс и принялась вновь читать его с того места, на котором остановилась. Но О'Киф знал, что она сейчас чувствует себя почти так же, как он, когда внезапно оказался в чужом для него времени, без друзей, без знакомых, один на один с неизвестностью. С самого детства она ощущает себя покинутой и одинокой. Днем суета и заботы заслоняют от нее это чувство, но ночные кошмары вновь и вновь заставляют страдать от одиночества. Рэмзи видел это в каждом ее движении, каждом взгляде, но знал, что его любовь помогает ей справляться с тягостным ощущением, и потому верил в скорое избавление от этой беды.
— Посмотри, — сказала Пенелопа, протягивая ему дневник и указывая на разорванный переплет. — Тут что-то не так.
О'Киф оглядел толстую тетрадь со всех сторон. Исследовав одну из ее страниц, он заметил, что она была как будто мягче и толще остальных. Странный шелест, который она издавала при прикосновении, заставил его насторожиться. Он потянул за край листа, и тот легко поддался его усилию. Уголки бумаги разошлись, и на стол выпало сложенное пополам послание. Рэмзи развернул его, внимательно осмотрев перед этим, и, показав Пенни, сказал:
— Письмо написано в восемнадцатом столетии. Видишь, какая орфография и написание букв? По виду бумага напоминает какой-то документ, заверенный у нотариуса. Возможно, завещание.
— И что ты думаешь об этом?
— Кажется, это можно использовать как доказательство права семьи Блэквеллов на их родовой дом и живопись, находящуюся в этом доме.
— Ты хочешь сказать, что Фэлон незаконно занял их поместье?
— Да. Эта бумага служит тому подтверждением. Теперь ему трудно будет доказать, что он является законным наследником.
— С ума сойти! — Пенелопа пожала плечами. — Смотри, здесь подпись Тесс и Дэйна и еще чья-то… Я не разберу…