Страница 33 из 58
Да, втравил ты меня в историю, друг детства.
Придется с этой историей разбираться. А пока нужно хоть на время обезопасить дружков ситных от неумолимой государственной машины.
Боровик достал мобильник, визитку Безродного. Набрал номер.
— Товарищ генерал-майор, говорит майор Боровик. Так точно, через тридцать минут буду у вас.
Похлопал «копейку» по желтому помятому боку.
— Ну что — поехали, цыпа?
На этот раз Безродный не встречал Боровика у дверей, однако из-за стола приподнялся, взмахом руки пригласил сесть напротив.
— Чем порадуешь, майор? Знаю, что ты в «Крестах» отметился, народишко тамошний хорошо потряс. Ну, и каковы результаты?
— Думаю, что уже можно сделать некоторые выводы, — осторожно начал Боровик, — похоже, что Чернов действовал в одиночку.
— На чем основываешься?
— Чернов ни с кем в «Крестах» близко не сошелся. Авторитеты, способные оказать реальную помощь в организации побега, держали его за хлюпика, интеллигента. Даже не гоняли особенно — он был для них пустое место. С другими категориями заключенных Чернов тоже практически не контачил — надзиратели все как один отметили его замкнутость и нелюдимость. Состояние на грани глубокой депрессии.
— Ну-ну, — протянул Безродный, — и как же такой доходяга умудрился дернуть из самого неприступного ИВС нашего города?
— Скорее всего здесь сработала редкая комбинация случайных факторов. Неразбериха, связанная с концертом, небрежность кого-либо из охранников. Просто приоткрылась какая-то щель — и Чернов тут же юркнул в нее. Может быть, даже неожиданно для самого себя.
— Да ты психолог, майор, прямо «Преступление и наказание» какое-то! — продемонстрировал начитанность Безродный. — А за концерт ты не подумал зацепиться? Как насчет того, чтобы поискать пособников среди этой публики?
— Ну что вы, — Боровик позволил себе небрежно махнуть рукой, — отпадает по всем пунктам. Побег и концерт определенно разнесены по времени. Наконец, весь транспорт тщательно контролировался на въезде и тем более на выезде — они муху навозную не смогли бы спрятать, не то что человека. Я лично все проверил, так оно и было.
Боровик знал, что начальник «Крестов» даже под страхом смерти не сознается в том, что прошляпил проверку на выезде, поэтому блефовал безбоязненно.
Безродный повертел в руках бюст Дзержинского.
Встал, переставил его со стола на подоконник. Поправил штору, окаймленную плюшевыми шариками. Посмотрел в окно.
— Эх, хорошо на улице, майор! А мы вынуждены в грязи копаться. Государевы слуги. На нас одна надежда в смутные нынешние времена. Может, и помянут потомки добрым словом, не забудут тех, кто в тяжелые годы делал все, чтобы спасти страну от бардака и беззакония.
Безродный вернулся за стол, взял в руки карандаш.
— Хорошо ты все изложил, убедительно. Да вот только толку не вижу от твоих стараний.
— Товарищ генерал-майор, — твердо сказал Боровик, — я привык отвечать за свои действия. Ситуация сложная, за один день не распутать. Необходимо тщательно допросить всю охрану, надзирателей, восстановить мельчайшие подробности каждой секунды того вечера.
— Как ты говоришь — привык отвечать? — спросил Безродный. — Ну что же, это справедливо…
Карандаш в руках Безродного застыл в воздухе.
— Эх, Саша! И дело-то ведь какое ответственное, серьезное! В полном смысле этого слова государственной важности дело. На таком деле можно и звездопад себе на погоны заслужить, а можно и вовсе звездочек этих самых лишиться. Тут уж, как говорится, либо грудь в крестах — либо голова в кустах.
«Вот тебе пряник — вот тебе и кнут», — подумал Боровик.
— А можно и вовсе жизнь поломать и себе, и своим близким. Если, скажем, в срок не уложишься. Да и что такое жизнь человеческая по сравнению с интересами страны, народа? Былинка на ветру.
Безродный чмокнул губами, покачал головой.
— Ладно, Саша, иди работай. Помни, что каждая минута на счету! На тебя одна надежда, смотри — не подведи.
Боровик встал и вышел.
Карандаш с хрустом переломился в руках Безродного. Он с досадой посмотрел на обломки и швырнул их в корзину для бумаг.
— Работай, Саша, работай, — пробормотал он, — о себе не забывай…
Глава 4
ПРОГУЛКА В БАГАЖНИКЕ
Обмен информацией в отечественных тюрьмах во все времена был налажен безукоризненно Ползли по протянутым между окнами ниткам малявы, летели за ограду письма-шарики, выдуваемые через свернутые в трубку газеты, — и никакое самое строгое начальство ничего с этим поделать не могло. Сколько ни махали надзиратели метлами, остервенело сметая со стен паутину бесчисленных «дорог» — все напрасно. Пройдет каких-нибудь пара часов — и «дороги» опять тут как тут.
Ну а уж когда появилась мобильная связь, то и надзиратели дрогнули под неукротимым напором всепобеждающего рынка…
«Кресты» в этом смысле не были исключением.
О побеге Чернова в большинстве камер узнали почти сразу.
Везде только об этом и говорили — радовались позору ментов, обсуждали возможные варианты, делились воспоминаниями.
Доверенные люди смотрящего Мельника тщательно фильтровали всю эту болтовню. К тем, кто действительно что-то видел, подсаживались. Заводили конкретный разговор о деталях. Добытая таким образом информация неуклонно стекалась к Мельнику, а он обдумывал ее и делал выводы.
Поганое это, конечно, дело, вора недостойное, — кума тешить.
Да ведь делать нечего — загнал в угол гад Валуев, придется терпеть до поры — вон даже в церкви радетелям за общее благо грехи отпускают.
Постепенно мозаика сложилась в четкую картину.
Ну и ну!
Мельник даже присвистнул от удивления и прикинул, что пора отправляться на прием к начальнику. Однако проситься к куму в гости — это уж совсем в падлу. Дойдет до зоны — прощай, авторитет, сварочный электрод в башке или полотенце с узлом-удавкой на шее обеспечены.
Мельник подумал и приказал сокамерникам устроить махаловку пошумнее. Когда в камеру ворвались надзиратели, он объявил себя ее зачинщиком, после чего, довольно усмехаясь, отправился в карцер.
Имеющий уши да услышит.
Если гора не идет к Магомету, то умный хачик должен прогуляться сам.
Полковник Валуев дураком никогда не был, разве что в раннем детстве, когда мечтал стать продавцом газетного киоска, — однако это быстро прошло. Поэтому когда ему доложили, что смотрящий Мельник ни с того ни с сего обосновался в карцере, он сразу понял, что к чему.
Есть контакт!
Наверняка нарыл что-нибудь, умывальников начальник и мочалок командир.
Ну что ж, мы нашу гордость припрячем до поры до времени, не до нее сейчас. Пойдем навстречу. То есть на встречу. А уж потом посмотрим, кто еще набегается до посинения. Ой, не понравится тюремной братве, если она узнает, что смотрящий у начальника ищейкой промышлял!
Теперь вы, гражданин Батурин, у нас вот где!
Валуев крепко сжал волосатый кулак, внимательно осмотрел его со всех сторон и, убедившись в том, что кулак выглядит, как всегда, внушительно, направился в карцер.
Карцер представлял собой клетушку без окна площадью примерно шесть квадратных метров. Освещен он был, как операционная в хорошей больнице, — пятисотваттная лампочка солнцем пылала под потолком день и ночь, чтобы нарушителям режима жизнь медом не казалась. Интерьер изысканностью не отличался — шершавые бетонные пол и стены, у противоположной от входа стены голые деревянные нары.
На нарах — Мельник.
Валуев кивнул сопровождавшему его надзирателю, чтобы тот вышел. Надзиратель, звеня ключами, молча удалился в коридор и плотно прикрыл за собой массивную железную дверь с глазком и кормушкой.
— Ну? — спросил Валуев, остановившись прямо под солнцеподобной лампочкой. — Что скажешь?
Он отметил про себя, что Мельник даже и не подумал встать.
Ничего — запишем, потом сочтемся.
— Молодец, начальник, — протянул Мельник, глядя в угол, — я так и думал, что догадаешься.