Страница 5 из 8
– В самом деле, – серьезно ответил Пуаро. – Я знаю мадемуазель Цинтию. Я здесь благодаря миссис Инглторп.
Я вопросительно взглянул на него.
– Да, мой друг, миссис Инглторп любезно распространила свое гостеприимство на семерых моих соотечественников, которые – увы! – оказались беженцами со своей родной земли. Мы, бельгийцы, всегда будем вспоминать миссис Инглторп с благодарностью.
Пуаро выглядел экстраординарно. Он был невысок – чуть больше пяти футов четырех дюймов, с головой, напоминающей по форме яйцо, которую всегда склонял немного набок, и носил сильно напомаженные, имеющие воинственный вид усы. Аккуратность его в одежде была поистине феноменальной. Я думаю, пылинка на рукаве причинила бы ему больше боли, чем пулевое ранение. Тем не менее этот эксцентричного вида денди небольшого роста, который, к моему огорчению, теперь сильно хромал, в свое время был одним из самых знаменитых работников бельгийской полиции. Его способности детектива были уникальными, он всегда добивался триумфа, раскрывая самые сложные и запутанные преступления.
Пуаро показал мне маленький дом, где поселились его соотечественники, и я пообещал в ближайшее время его навестить. Затем он элегантно приподнял шляпу, прощаясь с Цинтией, и мы поехали дальше.
– Славный человек, – заметила она. – Я не представляла себе, что вы знакомы.
– Сами того не зная, вы общались со знаменитостью, – сообщил я. И до конца нашего пути рассказывал о различных успехах и триумфах Эркюля Пуаро.
В Стайлз мы вернулись в очень веселом настроении. И как раз когда входили в холл, из своего будуара вышла миссис Инглторп. Она была чем-то раздражена, лицо у нее было взволнованное и разгоряченное.
– О! Это вы… – произнесла миссис Инглторп.
– Что-нибудь случилось, тетя Эмили? – спросила Цинтия.
– Разумеется, нет! – резко ответила она. – Что могло случиться?
Заметив горничную Доркас, которая шла в столовую, миссис Инглторп крикнула ей, чтобы та принесла в будуар несколько марок.
– Да, мэм,[8] – Старая служанка заколебалась, а потом неуверенно добавила: – Может, вам лучше лечь, мэм? Вы очень устало выглядите.
– Пожалуй, вы правы, Доркас… да… хотя нет… не сейчас… Мне нужно закончить несколько писем до отправки почты. Вы зажгли камин в моей комнате, как я просила?
– Да, мэм.
– Тогда я лягу сразу же после ужина.
Миссис Инглторп снова вернулась в будуар. Цинтия пристально посмотрела ей вслед.
– Интересно, в чем дело? – обратилась она к Лоуренсу.
Казалось, он ее не слышал, потому что, не говоря ни слова, резко повернулся и вышел из дома.
Я предложил Цинтии поиграть перед ужином в теннис. Она согласилась, и я побежал наверх за ракеткой.
Миссис Кавендиш в этот момент спускалась по лестнице. Может, мне показалось, но, по-моему, она тоже выглядела странной и обеспокоенной.
– Ваша прогулка с доктором Бауэрштейном удалась? – спросил я, стараясь казаться как можно более безразличным.
– Я никуда не ходила, – коротко ответила она. – Где миссис Инглторп?
– У себя в будуаре.
Мэри сжала перила лестницы, потом взяла себя в руки и, видимо решившись, быстро прошла мимо меня вниз по лестнице через холл к будуару, дверь которого закрыла за собой.
Когда несколькими минутами позже я торопился к теннисному корту, мне пришлось пройти мимо открытого окна будуара, и я не мог не услышать обрывка разговора. Мэри Кавендиш говорила тоном женщины, которая отчаянно старается владеть собой:
– Значит, вы мне не покажете?
– Моя дорогая Мэри, – ответила миссис Инглторп, – это не имеет ничего общего с вами.
– В таком случае покажите мне!
– Я говорю вам, это совсем не то, что вы вообразили. И совершенно вас не касается.
– Разумеется, – с горечью произнесла Мэри Кавендиш, – я должна была знать, что вы станете его защищать.
Цинтия ждала меня и встретила с нетерпением.
– Послушайте! – сказала она. – Это была ужасная ссора! Я все узнала от Доркас.
– Какая ссора?
– Между ним и тетей Эмили. Надеюсь, она наконец узнала о нем всю правду!
– Значит, там была Доркас?
– Конечно, нет! Просто так случилось, что она оказалась около двери. Это был настоящий скандал! Хотела бы я знать, в чем там дело?
Я вспомнил цыганское личико миссис Рэйкс и предупреждения Эвлин Ховард, но мудро решил промолчать. Тем временем Цинтия израсходовала все гипотезы и весело пришла к заключению, что теперь «тетя Эмили его прогонит и больше никогда не захочет с ним разговаривать».
Мне очень хотелось повидать Джона, но его нигде не было видно. Явно произошло нечто важное. Я старался забыть те несколько фраз, которые мне случайно довелось услышать, но никак не мог выбросить их из головы. Каким образом, однако, все это касалось Мэри Кавендиш?
Когда я спустился к ужину, мистер Инглторп был в малой гостиной. Лицо его, как всегда, было бесстрастным и невозмутимым. Меня снова поразила странная нереальность этого человека.
Миссис Инглторп спустилась к ужину последней. Она все еще выглядела возбужденной, и во время ужина за столом стояла какая-то довольно неприятная, напряженная тишина. Инглторп был необычно тих, хотя, как обычно, он постоянно окружал жену небольшими знаками внимания, укладывая ей за спину подушку и вообще играя роль преданного супруга. Сразу же после ужина миссис Инглторп ушла в свой будуар.
– Мэри, – попросила она, – пришлите мне, пожалуйста, кофе. У меня всего пять минут, чтобы застать отправку почты.
Мы с Цинтией уселись у открытого окна в малой гостиной. Кофе нам принесла Мэри Кавендиш. Она выглядела возбужденной.
– Ну как, молодежь, вы хотите зажечь свет или вам хочется посумерничать? – поинтересовалась она. – Цинтия, вы отнесете миссис Инглторп ее кофе? Я сейчас налью.
– Не беспокойтесь, Мэри, – вмешался Инглторп. – Я сам отнесу его Эмили.
Он налил кофе и вышел из комнаты, осторожно неся чашку.
Лоуренс последовал за ним, а миссис Кавендиш села с нами.
Какое-то время мы все трое молчали. Была чудесная ночь, теплая и тихая. Миссис Кавендиш обмахивалась пальмовым листом.
– Слишком душно, – проговорила она. – Будет гроза.
Увы! Подобные гармоничные моменты всегда непродолжительны. Мой рай был грубо нарушен звуком хорошо знакомого и очень неприятного мне голоса, который донесся из холла.
– Доктор Бауэрштейн! – воскликнула Цинтия. – Какое странное время для визита!
Я ревниво глянул на Мэри Кавендиш, но она, похоже, совершенно не была взволнована, деликатная бледность ее щек ничуть не нарушилась.
Через несколько минут Алфред Инглторп ввел доктора, который, смеясь, протестовал, что в таком виде не может появиться в гостиной. Зрелище и впрямь оказалось жалкое: он буквально весь был заляпан грязью.
– Что с вами, доктор? Что вы делали? – воскликнула миссис Кавендиш.
– Я должен извиниться, – ответил Бауэрштейн. – На самом деле я не собирался заходить в дом, но мистер Инглторп настоял.
– Ну, похоже, вы и правда попали в затруднительное положение! – воскликнул Джон. – Выпейте кофе и расскажите нам, что с вами произошло.
– Благодарю. С удовольствием.
Доктор довольно уныло засмеялся и стал описывать, как, обнаружив очень редкий экземпляр папоротника в труднодоступном месте и стараясь достать его, он поскользнулся, потерял равновесие и постыднейшим образом упал в пруд.
– Солнце скоро высушило мою одежду, – добавил он, – однако, боюсь, вид у меня не очень респектабельный.
В этот момент миссис Инглторп позвала из холла Цинтию.
– Отнеси, пожалуйста, мой портфель, дорогая! Хорошо? Я ложусь спать.
Дверь в холл была открыта. Я встал, когда поднялась Цинтия. Джон стоял рядом со мной. Таким образом, было три свидетеля, которые могли бы поклясться, что миссис Инглторп несла в руке чашку кофе, еще не отпив его.
Мой вечер окончательно и бесповоротно был испорчен присутствием доктора Бауэрштейна. Мне казалось, что он никогда не уйдет… Наконец он все-таки поднялся, и я с облегчением вздохнул.
8
Мэм – сударыня, госпожа (сокр., разг.).