Страница 3 из 18
— Что ж, — сказал Мареев, подумав, — с этим, разумеется, можно соглашаться или не соглашаться, но, честно говоря, не вижу, как эта ваша точка зрения может быть использована практически.
— Распределение напряжений, так сказать их общая картина, с помощью соответствующих электрических сигналов подводится не к вычислительным устройствам, а непосредственно к мозгу оператора. А мозг в это время вырабатывает необходимые команды.
— И вы пробовали?
— На тренажере.
— А на местности?
— Пока нет. Дело в том, что в пределах территории нашего полигона находится Синегорск. И мы не имеем права на ошибки, сами понимаете. Тут надо действовать с огромной осторожностью и только наверняка.
— А что — может случиться, что, разряжая четырехбалльное землетрясение, вы вызовете девятибалльное?
— Ну, вероятно, это несколько преувеличено, — поморщился Воронов, — но, повторяю, ошибаться нельзя.
— Понимаю… А эти ваши эксперименты на тренажере… Что вы при этом ощущали?
— Что я чувствовал? Ничего конкретного. Как бы это лучше объяснить… Какой-то, что ли, дискомфорт. Некое общее беспокойство, тем более значительное, чем сильнее распределение напряжений отклонялось от нормы.
— И каким же образом, исходя из столь расплывчатых ощущений, вы находили нужные команды?
— Это происходит подсознательно. Точнее, я усилием воли стараюсь преодолеть, погасить это беспокойство. А подсознание само анализирует поступающую информацию и выбирает оптимальный вариант. — Он помолчал… — Думаю, имеет значение и то обстоятельство, что я вырос именно в этой местности и составляю с ней, так сказать, единое целое.
— Вы говорите об этом так, будто все проще простого.
Сейсмолог пожал плечами.
— А ведь, наверное, — продолжал Мареев, — подобные действия требуют огромных нервных усилий, колоссального напряжения?
Воронов мягко улыбнулся и вновь пожал плечами, но ничего не сказал.
— Слушая вас, невольно вспоминаешь арабские сказки о могущественных джиннах. Или легенды о волшебниках, которые силой мысли могли управлять явлениями природы. С помощью психической энергии.
— Психическая энергия? — рассмеялся Воронов. — Скажем лучше — сознание. Увы, сознание не способно непосредственно изменять объективную реальность. Тем более в больших масштабах. Только с помощью техники…
В этот момент динамик, висевший над рабочим столом Воронова, неожиданно щелкнул, и взволнованный голос сообщил:
— Приборы показывают массовую перестройку напряжений!
Воронов на мгновение замер, а затем стремительно выбежал из комнаты. Секунду поколебавшись, Мареев последовал за ним. По винтовой лестнице они спустились в подземную часть станции, в аппаратную. Здесь уже собралось несколько человек. Они обступили пульт, где на большом табло отражались показания приборов, суммирующих информацию, поступающую от многочисленных датчиков. По выражению лиц Мареев понял, что происходит нечто угрожающее.
И словно близким взрывом сознание опалило предупреждение, вспыхнувшее на экране: сила землетрясения — 11 баллов, момент первого толчка — 21 час 47 минут.
Мареев бросил взгляд на часы — до начала катастрофы оставался ровно час…
Он вдруг ощутил режущую боль в пояснице, с ним всегда так случалось в минуты острого волнения. Одиннадцать баллов из двенадцати возможных!..
В памяти всплыли сообщения о катастрофических землетрясениях: Ашхабад, Скопле, Марокко, Агадир… Рушатся до основания даже самые крепкие здания, грохот, ужас, крики людей, стоны раненых, хаос, развалины. И все это за какие-нибудь несколько секунд.
Но может быть, — у Мареева мелькнула надежда — ведь Синегорcк — молодой город, он строился совсем недавно и, конечно, с учетом сейсмической опасности. Журналист тронул за локоть сотрудника станции, стоявшего ближе других:
— А Синегорск… — начал он.
— Рассчитан на девять баллов, — мгновенно ответил тот, даже не дослушав Мареева до конца.
Мареев уже не раз замечал, что в моменты высокого напряжения люди, не потерявшие головы, приобретают удивительную способность понимать друг друга с полуслова.
— Здесь сильнее семи баллов никогда не бывало, — добавил сотрудник.
Мареев взглянул на Воронова. Сейсмолог стоял возле пульта и, сняв трубку телефонного аппарата, нетерпеливо постукивал по рычажку.
В аппаратную вошел Слюсаренко.
— Что вы собираетесь делать? — с ходу спросил он у Воронова.
— Передать предупреждение в Синегорск! — не поворачивая головы и продолжая терзать телефонный аппарат, резко ответил сейсмолог.
— Паникуете? — глухо произнес начальник станции. — Одиннадцати баллов здесь не бывает — ваша система что-то напутала. Это же очевидно. А вы хотите поднять панику. В городе двести тысяч человек!..
— Вот именно — двести тысяч! — горячась, возразил Воронов. — Люди успеют выйти на открытые места… А что касается одиннадцати баллов, то все в жизни когда-нибудь случается в первый раз.
— А если тревога окажется ложной?
— Тем лучше… А если — нет? — Воронов еще раз ожесточенно постучал по рычажку и бросил трубку. — Связь отсутствует. Вы понимаете, что это значит? Нарушен кабель. Видимо, уже начались подвижки пластов.
— Ну что ж, — согласился Слюсаренко. — Береженого бог бережет. — Он положил руку на плечо радиста «Горной»:
— Давай! По радио…
— Мы и так уже потеряли целых четыре минуты, — добавил Воронов.
— Четыре минуты? — удивился Мареев и, не веря, бросил быстрый взгляд на часы. В самом деле — только четыре минуты. А ему показалось, что с того момента, когда на дисплее вспыхнуло предупреждение о грозящем землетрясении, прошло по меньшей мере минут двадцать…
В аппаратной стало вдруг неожиданно тихо. Казалось, время остановилось. Ничего не менялось и на экране дисплея. Тревожная точка рядом с Синегорском продолжала угрожающе мерцать, предвещая надвигающуюся катастрофу. Светились и две единицы на табло, складываясь в фантастические одиннадцать баллов.
Вернулся радист.
— Связи нет!.. — сообщил он, волнуясь. Таких сильных помех никогда еще не было.
— Видимо, мощная электризация воздуха, — заметил кто-то из сотрудников.
— Кстати, тоже один из возможных предвестников сильного землетрясения, — добавил другой.
Мареев снова взглянул на Воронова. Сейсмолог стоял бледный, схватившись рукой за край пульта словно для того, чтобы не упасть.
Слюсаренко, наклонившись к Марееву, шепнул:
— У него в Синегорске…
— Жена? — отозвался Мареев.
— Будущая… Лена. Наш врач. Вчера уехала в город и вернется только завтра.
Мареев содрогнулся. Какие простые и обыденные слова: уехала, вернется завтра… Он сказал — вернется. Но если верить приборам — скорее всего не вернется. Одиннадцать баллов! Никто не вернется!.. И ничего нельзя сделать — стихия. Даже предупредить невозможно.
Напряжение в аппаратной достигло предела.
— Может быть, на машине? — неуверенно предложил радист. Ему тотчас возразили:
— Сто восемьдесят километров горной дороги! Не успеть!
Словно по команде, взгляды всех, кто находился в аппаратной, обратились к Слюсаренко. Как будто начальник станции мог что-то сделать. Но он угрюмо молчал…
Вот когда пригодилось бы то, о чем только что рассказывал мне Воронов, подумал Мареев. И словно в ответ в наступившей тишине прозвучал голос Воронова:
— Готовьте систему активного предупреждения!
Слюсаренко удивленно поднял свои густые, сросшиеся на переносице брови:
— Но…
— Это единственный выход. К тому же эксперимент был удачным.
— На тренажере. И в течение всего лишь одной минуты. А потом мы целый час приводили вас в сознание.
Вот как, подумал Мареев. Вот почему он не ответил на мой вопрос.
— Повторяю — другого выхода нет, — твердо сказал Воронов.
— Но это же верная смерть!
— Возможно… Но для меня одного…